Д. А. Чугуное

ОСОБЕННОСТИ "РОМАНА ВОСПИТАНИЯ" В НОВЕЙШЕЙ НЕМЕЦКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

ВЕСТНИК ВГУ. Серия: Филология. Журналистика. 2006, № 1
Воронежский государственный университет
http://www.vestnik.vsu.ru/content/phylolog/2006/01/tocru.asp

Возможность стилевых дефиниций литературы 1990 гг. существенно затруднена по той причине, что в читательском сознании сополагаются произведения, совершенно не похожие друг на друга." Последовательный антиреализм Хандке" 1 сочетается с пристальным вниманием к опытам реализма со стороны Михаэля Кумпфмюллера, демонстративный цинизм Кристиана Крахта и ирония Бенджамина фон Штукрад-Барре соседствует с меланхоличной интонацией Юдит Херманн и проникновенным лиризмом Зигфрида Ленца...

Подобные сочетания объясняются тем, что описываемый период в истории немецкого общества характеризуется множеством исторических — политических, общественных и, соответственно, культурных—трансформаций. По словам политолога А. Дугина, адресованным 1990 гг., "мы живем в эпоху фундаментальной смены парадигм" 2 , которая, несомненно, сказывается и на литературном процессе. Неслучайно Марсель Байер, один из популярных молодых авторов конца XX в., весьма скептически высказался о правилах литературного творчества: " Смыслом литературы не может быть следование нормам. Литература может выражать лишь отказ от нормы " 3 . Мультикулыурная и мультинациональная европейская действительность, формирующаяся после 1989 г., в отличие от прошлых лет не подразумевает какого-либо культурного единства (прежде возникавшего в условиях единой государственности и относительно единой государственной идеологии). Стремительное течение современной действительности не располагает и к длительным стилевым исканиям. Это обстоятельство хорошо осознается литературоведами. Приведу лишь один пример. Характеризуя новейшую немецкоязычную лирику, Г. Корте проницательно использовал строчку из стихотворения Берта Папенфуса — "Свободно от всяких измов" 4.

В особенности это наблюдение применимо по отношению к авторам молодого поколения, вошедшего в литературу именно в 1990 гг. Таня Дюккерс так писала в эссе осени 1998 г. о новом понимании творческого процесса: "Литература должна быть стремительно живущим, скоро и громко преподносимым продуктом повседневности..." (курсивнаш. —Д. Ч.) 5 . В подобной ситуации понятие "стиля" чаще всего превращается в необходимую совокупность приемов, которая обеспечивает автору достаточный уровень рыночного успеха 6 . Иными словами, часто возникает почти абсолютное совпадение понятий "стиль" и "брэнд", приведшее в 1990 гг. крас-цвету так называемой 7 "поп-литературы". При этом сочетание общеевропейской ситуации постмодернистских веяний в литературе (по меткому наблюдению современного культуролога А. Цветкова, "всеобщей релаксации авторов и массового отказа от всякой миссии и внехудожественной претензии искусства" 8) и заметных попыток ее преодоления также обусловливают определенную сложность стилевых оценок.

Вполне естественно, что одним из главных в этой ситуации становится вопрос об эстетической и этической ценности произведений, их аксиологическом наполнении. Литературовед И. Аренд достаточно иронично оценивает современную писательскую практику, обращая внимание на увлечение электронными литературными проектами: "Все большее число авторов мастерят свои интернет-странички. Все надеются на возможность поскорее опубликоваться и выйти прямо на читателя. Страничка Мартина Ауэра из Вены выглядит вообще как каталог товаров. Можно востребовать все — от романа до лирики и дымного шансона. ..<...> Но благодаря способу продвижения текстов в Сети автор теряет свое величие, превращаясь в лектора, даже в цензора, когда он осуществляет контроль над своей гостевой страничкой... Мартин Ауэр спрашивает посетителей домашней страницы в конце выставленных отрывков из своего романа, как в анкете: "Не скучали ли Вы? Если да, то в каких местах? " Испуганная Кристине Айхель 9 из Висбадена уже так и видит, как плебисцит читателей вытесняет солиптичного автора" 10 .

Разумеется, в литературе традиционной формы существования (не электронной) подобное не так заметно, однако и здесь пристальное внимание автора к запросам публики, отражающееся на форме, сюжете, коллизиях и собственно публичном представлении текста, проявляется до-вольно часто. В 1998 г. успешно использовала имидж автора нового поколения Юдит Херманн, благодаря грамотной издательской политике и своевременным рекламным анонсам став известной еще до публикации (!) своей дебютной книги. Продуманное соединение творческого процесса и культивируемого авторского имиджа в некое "художественно-коммерческое целое " 11 отличает и других современных писателей — И. Шульце, К. Крахта, Б. Фон Штукрад-Барре..— и даже Гюнтер Грасс был вынужден прислушиваться к запросам публики, когда создавал нашумевшую "Траекторию краба" 12 .

В настоящей статье мы не ставим перед собою задачу исследовать все многообразие стилевых особенностей немецкой словесности 1990 гг., ограничившись обращением лишь к одному аспекту современного литературного процесса. Объектом нашего внимания станет традиционный для Германии "роман воспитания". На примере художественных трансфор маций, происходящих в этом жанре в конце столетия, мы попытаемся показать и то, что часто обозначается как "Zeitgeist", как дух времени в искусстве, который формируется из популярных моделей авторского и читательского поведения.

При этом думается, что тенденции, о которых пойдет речь, находят свое отражение в творениях как давно известных, так и молодых авторов, поэтому мы не будем делить (за некоторым исключением) единый литературный процесс на какие-либо потоки или направления.

Изображение жизни "как опыта, как шко лы, через которую должен пройти всякий человек", свойственное "романувоспитания" с самого его возникновения , являлось характерной чертой многих произведений всей немецкой послевоенной литературы. Назовем здесь, например, "Актовыйзал" (1964) и "Выходные данные " (1972) Германа Канта, многотомную эпопею Эрвина Штритматтера "Чудодей" (1957—1980), продолжающие традицию "Урок немецкого" (1968), "Живой пример" (1973), "Краеведческий музей" (1978) и "Учебный плац" (1985) Зигфрида Ленца...

Открыто устремленный к осмыслению "частных" вопросов жизни, предлагающий особенным образом взглянуть на человека — как на величину переменную, зависящую от внешних обстоятельств, показывающий, как человек "становится вместе с миром, отражает в себе историческое становление самого мира" — этот жанр оказался закономерно востребованным и в новейшей немецкой литературе. "Проблемы действительности и возможности человека, свободы и необходимости и проблема творческой инициативности", о которых писал М. М. Бахтин применительно к "роману воспитания", стали острейшими проблемами самой действительности, формирующейся после падения Берлинской стены.

Не составляет сложности проследить, что традиционная схема "романа воспитания" реализовывалась ив произведениях 1990 гг., получивших широкую известность, например, в "Бегстве Хампеля" Михаэля Кумпфмюллера, и "Героях, как мы" Томаса Бруссига.

Главный герой первого из названных романов, Хайнрих Хампель, будучи подростком, а позже — и в свои юношеские годы, впитывает жестокую науку выживания в военной и послевоенной действительности. Судьба влечет его из страны в страну, с континента на континент, его жизнь превращается в калейдоскоп встреч и расставаний; и только в конце жизненного пути, на закате хонеккеровского правления, Хампель приходит к осознанию ряда горьких для себя истин. С детских лет начинается изложение истории Клауса Ульцшта, написанной Бруссигом. На протяжении всей жизни этот персонаж включен в жесткую структуру восточногерманского общества, и лишь postfactum он понимает действительную сущность прожитых им лет... В целом же эти произведения построены знакомым образом:

1. главный герой проходит определенные этапы своего личностного становления: "годы учения" — "годы странствий" — "годы мудрости";

2. перед читателем открывается внутренний мира героя, скрытые мотивы его поведения;

3. роман получает моноцентрическое построение, где эпическая тенденция уступает место субъективно-лирическомуповествованию;

4. парадигма духовного роста героя строится посредством персонифицированного, "зеркального" расположения действующих лиц: окружающие героя персонажи предстают его отражениями, вариантами его возможного развития; "испытания" и искушения героя осуществляются во встречах и идейных спорах сними;

5. произведение имеет ступенчатую сюжет-но-композиционную структуру, демонстрирующую духовное развитие героя.

Характерные структурные элементы "романа воспитания" присутствуют и в других произведениях 1990 гг., демонстрируя традиционную актуальность этого жанра для немецкого сознания:

— в романе Йенса Шпаршу "Комнатный фонтан" главный герой уже в зрелом возрасте, вынужденно, проходит трудный путь "перевоспитания", переосмысления своей прежней жизни в условиях социалистического строя и приспосабливается к новой немецкой действительности; — в романе Андреаса Майера "Духов день" существенное место занимает изображение глубоких внутренних метаморфоз его героя, Антона Визнера, преодоление им различных житейских и духовных трудностей на пути к обретению нового взгляда на мир и на свое место в нем. Действие романа занимает всего лишь несколько дней, однако представленная в сконцентрированном виде история "воспитания" героя, открытость и сюжетная важность его размышлений и переживаний убеждаютв наследовании автором традиции; — характерная парадигма, описывающая духовный рост героя, обнаруживается и в романе " Сытый мир " Хельмута Крауссера: не обманываясь принципиальной житейской неустроенностью персонажа, мы наблюдаем его постоянное стремление к Высшему началужизни, проявившее себя уже в далеком детстве Хагена, и вместе с тем прослеживаем ситуации, в которых материальное начало настоящей жизни одухотворяется свыше...

Жанровые элементы "романа воспитания" присутствуют и в "Дочери" Максима Биллера, "Солнечной аллее" Томаса Бруссига, "Вилленброке" Кристофа Хайна, "Crazy" Беньямина Л-берта, в романах Зигфрида Ленца " Сопротивление" и "Наследие Арне"...

Вместе с тем следует указать на определенные изменения в жанре, происходящие в 1990 гг. и обусловленные самой спецификой новой ис торической эпохи.

"Роман воспитания" был закономерным созданием эпохи Просвещения, полагавшего, что природная доброта человека нуждается в обработке разумом. Традиционное построение сюжета в просветительском "романе воспитания" подразумевало, что сила естественного, "природного" начала 13 в герое достаточна для того, чтобы противостоять тому "неразумному", что этого героя окружало, тем "неестественным" условиям, в которых он оказывался.

Не касаясь в нашей работе общих проблем исторического развития "романа воспитания", мы заметим, что подобная идейно-композиционная установка радикально переосмысляется в немецком романе 1990 гг.

"Поколебленность" человеческого начала, характеризующая европейскую действительность XX в. и в особенности — его второй половины, болезненный индивидуализм и другие ценностные признаки личности, о которых шла речь в предыдущей главе, привели к изменению акцентов в отношениях "человек — мир", изображаемых в "романе воспитания". В этом отношении знаменательным событием литературной жизни после 1945 г. стал сатирический роман Гюнтера Грасса "Жестяной барабан", представивший публике необычного героя — в знак протеста против "воспитывающей" его действительности отказавшегося расти, "выключившего" самого себя из привычных общественных связей. Показательно развитие авторской мысли Грасса, отразившееся в произведении 2002 г. — "Траектории краба". Писатель поставил здесь под сомнение финальную часть процесса, в котором участвует герой традиционного "романа воспитания". В судьбе Пауля Покрифке, журналиста, устало рассказывающего историю своей жизни, неразрывно связанную с историей послевоенной Германии, вспоминающего о тех или иных событиях прошлого и настоящего, реализует себя, казалось бы, известная схема становления личности. Однако Грасс лишил эту схему завершения: накопление героем знаний о мире, жизненного опыта, которые должны были привести к утверждению в сознании героя идеи служения людям, действительного "выхода" к ним, не дают ожидаемого результата. Герой Грасса говорит, конечно же, о необходимости, о своем долге "просвещать" других , но вместе с тем скорбные финальные строки всего произведения убеждают в обратном: он фактически признает собственное бесслие изменить что-либо в жизни к лучшему (как признал это и "исписавшийся Старик" , в образе которого угадывается фигура самого Грасса). Вспоминая человеческое безумие, окрасившее весь XX в. в темные тона, он трагично проговаривает, не оставляя альтернативы будущему: "Никогда этому не будет конца. Никогда" .

На понимании и трактовке человеческой судьбы, характерной для "романа воспитания", в 1990 гг. заметным образом отразились размышления о тоталитарньж тенденциях XX в. Ключевая антропологическая проблема литературы—превращение человека "частного" в "винтик системы", в человека "на службе у государства" — изменила как прежнее понимание личностных возможностей, так и оценку ее взаимодействия с обществом. Проследим эти изменения на примере уже названных романов Бруссига и Кумпфмюллера.

Безжалостная ирония в адрес восточногерманского прошлого, пронизывающая роман "Герои, как мы", превращает процесс воспитания тероя в нечто противоположное—в процесс активного усвоения им всевозможных психических и ментальных комплексов эпохи, коверкающих его частное бытие. Структура традиционного романа воспитания извращается при этом до предела. Преодоление героем трудностей (пункт 1 жанровой схемы) на пути к овладению полезным делом (пункт2) вварианте судьбы Клауса Улыцшта выглядит как сознательное нахождение и изобретение им самим этих трудностей—радитого, чтобы сделаться величайшим извращенцем в истории чеповечества . Погружение в размышления и переживания героя, изображение его глубоких внутренних метаморфоз (пункт 3) предстает в романе Бруссига не как самопознание и поиск истины, а как демонстрация принципиальной неадекватности мыслей и чувств типичного жителя социалистического общества. Герой не является перед нами действительно глубокой личностью, хотя и пытается всячески убедить читателя в обратном. Большинство страниц романа наполнено поистине кафкианским духом, и переживания Клауса Ульцшта по поводу окружающей его абсурдной действительности также граничат с абсурдом. В известной мере в романе сохранены стилевая испов-дальность главного героя (пункт 4) и эпизоды обретения им истинного знания о мире (пункт 5), однако и здесь заметна трансформация жанра. В одних местах автор подсказывает читателю, что исповедальность Клауса Ульцшта—далеко не сознательная, не естественная, а вынужденная, обусловленная проводившимися после падения Берлинской стены специальными расследованиями деятельности МГБ. В других эпизодах он превращает исповедальность повествования в сознательную игру на публику, что так характерно, например, для описаний детских и юношеских лет Клауса (вспомним здесь хотя бы его самоопределение - "Klaus das Titelbild" !). Наконец, укажем на то, что принципиальным для автора становится не прозрение главного героя в финале повествования, не обретение им некоего устойчивого знания о мире, апереживание ситуации расколотого эпохой сознания. Само становящееся линейное время "романа воспитания" (пункт 6) неожиданно разворачивается здесь (в смысловом отношении), и возникает открытый финал, нполненный мучительными ретроспективными погружениями героя в прошлое.

Жанровая метаморфоза происходит и в романе Кумпфмюллера "Бегство Хампеля". Произведение охватывает всю жизнь героя, протягиваясь о тдетства до смерти Хайнриха Хампеля, повествуя о годах его взросления и первой любви, о его поиске себя и своего места на земле, о многочисленных попытках обрести устойчивость существования. Легко выделить этапы его биографии, однако подобная ступенчатость, постепенность повествования лишь косвенно напоминает важный модус духовного развития в "романе воспитания". Мы можем наблюдать, как герой меняется, и подчас эти перемены необычны для него самого 14 , но Хампель никогда не переходит от непросвещенного,профанного состояния к состоянию просветленности. Осмысление своего бьггия не вызывает в нем действительной потребности просвещать других.

Михаэль Кумпфмюллер реализует в жанровой форме "романа воспитания" видение человеческой судьбы, характерное для конца XX в.; и это авторское устремление вносит заметные изменения в форму. Герой здесь выступает в роли жертвы, а не активной творческой силы, самостоятельно выбирающей способ общения с окружающим миром. Его нельзя назвать типичным конформистом, потому что и он умеет подчинять обстоятельства себе, извлекать выгоду из происходящего. И в то же время вся "активность" Хампеля сводится к достижениям на бытовом уровне: умению достать дефицитный товар, способности заводить дружбу с нужными людьми... В эпизодах, где Хампель начинает "проповедовать" свое мировидение, мгновенно открывается сатирическое наполнение романа: автор всякий раз подчеркивает крах самостояния героя (вспомним оборванную государством надеждуна личное счастье с русской девушкой Люсей, постыдное фиаско в идеологическом споре с братом Теодором и др.).

Горько-сатирическое осмысление страниц недавнего прошлого, проецирующее себя на понимание всей человеческой истории XX в., приводит к тому, что из обоих произведений характерным образом исчезает фигура Учителя, доброго наставника, помогающего герою на пути познания. При сознательной ориентации на осмеяние мрачных страниц прошлого в этом видится и печальное подведение итогов столетия. Не случайно в разные моменты повествования фигура Учителя подменяется персонажами, олицетворяющими собою систему, в тиски которой зажат персонаж. В "Героях, как мы" — это безликие школьные учителя, Эберхард Ульцшт, один из высших офицеров госбезопасности, майор Вундерлих и гауптман Грабе, коллеги Клауса по службе в "штази". В "Бегстве Хампеля" — это дружелюбный сотрудник спецслужб Хармс, "товарищ" Гизела Мюллер, партийная дирекция завода, на котором трудится семейство Хампелей... "Воспитание" со стороны системы, на деле перемалывающее личность, — таким оказывается в 1990 гг. характерное видение человеческого "ученичества".

Н. Ф. Копыстянская, размышляя о структурной природе литературного жанра, справедливо подчеркивала его двойственность: общетеоретическую устойчивость и вместе с тем изменчивость, открывающуюся "в непрерывном историческом развитии и национальном своеобразии" . Осознание подобной двойственности принципиально важно для нашего исследования. Изменения в художественной форме "романа воспитания" были вызваны именно своеобразием 1990 гг. как новой литературной эпохи, выдвинувшей "свои эстетические требования в прямой и опосредованной зависимости от общественно-политических обстоятельств" .

Примечани я.

1 Scalla M. Da hat etwas angefangen / M. Scalla // Der Freitag. — 2002. —№ 6. — Rez. zu: Der Bildverlust oder Durch die Sierra de Gredos / P. Handke. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 2002. - 760S. - (http://www.freitag. de/2002/06/02061402. php).

2 Далее А. Дугин ссылается на Бодрийяра: "Бодрийяр называет это "пост—историей", эпохой, когда "знак" перестает находиться в четкой взаимозависимости от "означаемого". Иными словами, на предыдущей фазе истории "знак" обязательно указывал на нечто, пусть нечто было плавающим и ускользающим, вариативным, но имеющим некие постоянные пределы, следовательно, любой дискурс поддавался довольно однозначной интерпретации, хотя это могло осуществляться на разных уровнях". См.: Актуально ли сегодня понятие стиля? (Опрос) // Русский журнал. — 2002. — 22 марта. — (http://www.russ. ru/culture/20020322zzz. html).

3 Цит. по: WichmannH. Von K. zu Karnau: Ein Gespräch mit Marcel Beyer über seine literarische Arbeit (2O. August 1993) / H. Wichmann. — (http://www.thing, de/neid/archiv/sonst/text/beyer. htm).

4 Корте Г. Немецкая лирика с 1945 года до наших дней / Г. Корте // Арион. — 1997. —№4. — (http://magazines. russ. ru/arion/1997/4/99. html).

5 Diickers T. Close that gap! Berliner Literaturszene high and low / T. Diickers // Hundspost: Hamburger Literaturzeitschrift. - Herbst 1998. - (http://www.tanjadueckers. de).

6 Справедливо, например, замечание Е. Соколовой: "Зашаталось само понятие поп—литературы в фидлеровском смысле — многие ее элементы были заимствованы развлекательной индустрией, а отдельные представители —Райнальд Гётц (1954), Андреас Ноймастер (1959), Томас Майнеке (1955), — напротив, получили возможность печататься в издательстве "Зуркамп", самом авторитетном в "высокой" культуре Германии, и перешли, таким образом, в "серьезную" литературу. Тематика, язык и формы, характерные для поп—литературы в пору ее становления, используются отныне лишь в той мере, в какой могут способствовать увеличению тиражей. В результате на рубеже веков усилилась тенденция обозначать этим термином развлекательную литературу вообще, игнорируя изначальную приоритетность критического отношения к традиционным формам". См.: .

7 Мы употребляем слова "так называемой" в силу заметной неопределённости, размытости этого литературного явления. О его сущности ведётся множество споров, примечательна, к примеру, ситуация взаимного расхождения, непонимания между теоретиками "поп—литературы", пишущими о ней в специальных изданиях, и писателями— "практиками", образовавшими в 1999г. поп—культурный квинтет "Tristesse Royale". См., напр., интервью с И. Бессингом, состоявшееся в годовщину литературной группы: .

8 См.: Актуально ли сегодня понятие стиля? .

9 Одна из посетителей данной интернет—странички.

10 "Gibt es aber denn nun wenigstens eine eigene Netzliteratur? Wahrscheinlicli, so muss man das Berliner Treffen bilanzieren, gibt es hochstens Literatur im Netz. Die aber reiclilich. Immer mehr Autoren basteln sich eine Homepage. Alle hoflen, schneller publizieren und direkter zum Leser durchkommen zu können. Bei Martin Auer aus Wien sieht die Homepage aus wie ein Warenhauskatalog. Vom Roman bis zur Lyrik und dem rauchigen Chanson kann man alles abrufen. Meist ist das Angebot aber alles andere als erhebend. Mag sein, dass sich bei pool manclie Autoren hinter nktiven Identitäten niclit nur verstecken, sondern in die Literatur hineinproben. Doch wer Null und pool im Netz anklickt, wird sich schnell wieder aus dem digitalen Staub machen ob der vielen, gahnend langweiligen Privatstreitereien. Wenn sich Moritz von Uslar, Christian Kracht und Georg M. Oswald über die Einsamkeit des Schriftstellers, Thomas Meinecke und Helmut Krausser iiber den Kosovo— Rrieg streiten, spricht das zwar dafür, dass man im Netz unmittelbarer und beweglicher kommunizieren kann. Das kann man aber auch iibertreiben. Auf die Dauer bieten solche Jetzt—ist—Jetzt—Absonderungen beleidigter Leberwürste wie Maike Wetzel Nirvana, die sich am 5. 9. 99 um 14:12:22 iiber die "Verbal—Attacken von dieser München—Tussi Katrin" aufregt, wenig anspruchsvolles Lesefutter"". Natürlich beeinilusst das Medium den Text. Der verfliissigt sich zu beiläufigen Mitteilungen mit begrenzter Haltbarkeit. Furs Netz greifen Autoren schneller zu bildschirmkompatiblen Kurzformen wie Aphorismen. Am meisten wandelt sich aber der Autorenbegriff. So wie im Netz Texte herumgerückt werden, verliert der Autor die Hoheit dariiber, wird selbst zum Lektor, gar Zensor, wenn er die Gästebücher seiner Homepage kontrolliert. Mancher ist noch direkter. Martin Auer fragt seine Homepage—Besucher am Ende seiner ausgestellten Romanentwürfe in einem Fragebogen: "Haben Sie sich gelangweilt? Wenn ja, an welchen Stellen?" Erschrocken sah die Wiesbadener Autorin Christine Eichel schon das "Plebiszit der Leser" den solipsistischen Autor verdrängen".

См.: Arendl. Haben Sie sich gelangweilt? / I. Arend // Der Freitag. — 1999. — 17. September. — (http://www.freitag. de/1999/38/99381502. htm).

11 Определение Е. Соколовой .

12 Так, рассматривая историю создания его повести "Траектория краба", оценивая нюансы общественно- политической ситуации, возникшей в Европе конца века, С. Марголина приходит к любопытному заключению: "Последнее десятилетие ознаменовалось всплеском этнических чисток по всему миру. На глазах растерявшейся Европы творился кошмар Сребреницы. Несомненно, согласие Германии на акции НАТО было следствием исторической ответственности за Холокост, символ веры, заключавшийся в формуле "никогда больше Освенцим". И стоило публично сравнить изгнание косоваров с уничтожением евреев, как голоса критиков бомбардировок затихли. Здесь не место обсуждать легитимность бомбардировок или правомерность сравнения, но нужно указать на парадокс такого сравнения в контексте описываемого нами "осмысления". Ведь именно оно релятивирует Холокост, ставит его в ряд других событий и делает его составной частью всеобщей истории. Во всяком случае, последнее десятилетие было заполнено событиями, на фоне которых все труднее становилось удержать "осмысление" на прежнем уровне. В политическом плане переезд правительства в Берлин, создание новой Берлинской республики и приближающееся расширение ЕС требовало "нормализации" отношений со всеми бывшими жертвами, окончательной оплаты всех счетов. В странах Центральной Европы началось свое собственное "осмысление" истории, в том числе и послевоенной депортации немцев. В этой атмосфере было бы политически близоруко делать вид, что никакой проблемы немецких беженцев не существует. Одновременно все сильнее начинает проявляться глобальный контекст "жертвенной культуры", начало которой было положено Холокостом, но вскоре заимствованной самыми разными меньшинствами — сексуальными, этническими и любыми другими, желающими присоединиться к этой, во многих отношениях удобной, категории. Евреям приходится потесниться. Немецкие изгнанники получают, таким образом, возможность войти на равных правах в международное сообщество жертв и требовать почтения к своим страданиям. При таком глобальном раскладе Гюнтер Грасс оказывается не посягателем на табу, а представителем мейнстрима, чуть не опоздавшим к раздаче слонов. Стремясь любой ценой удержать титул совести нации, он создает банальное произведение, в котором многие даже усмотрели прозрачную политическую сверхзадачу: накануне выборов привлечь симпатии изгнанников и сочувствующих им к оказавшейся в тупике правящей социал-демократической партии, политической родине Грасса. Если это действительно так, то такая инструментализация прежде табуированной темы не только не делает чести писателю, но и является верным симптомом обессмысливания "осмысления", девальвации его эмоциональной и этической сверхценности" (курсив наш. — Д. Ч.).

См.: Марголина С. Конец прекрасной эпохи. О немецком опыте осмысления национал—социалистической истории и его пределах / С. Марголина // Неприкосновенный запас. — 2002. —№22. — (http://magazines. russ. ru/ nz/2002/22/mar. html).

13 Это "природное начало" заметно проявляет себя в построении таких произведений 1990гг., как "Сопротивление" З. Ленца, "К югу от Абиско" К. Бёльдля.

14 Так, встретив Беллу, одну из своих любовниц, Хампель честно признается: "До тебяя ничего не знал о себе". См.: .

ЛИТЕРАТУРА

1. Бахтин М. М. Роман воспитания и его значение в истории / М. М. Бахтин // Эстетика словесного творчества. — М., 1979. — С. 188-236.

2. Грасс Г. Траектория краба/Г. Грасс. — М.: ACT; Харьков: Фолио, 2004. - 285 с.

3. Копыстянская Н. Ф. Понятие "жанр" в его устойчивостииизменчивости/Н. Ф. Копыстянская//Контекст. 1986: Литературно-теоретические исследования. — М., 1987. — С. 178-204.

4. Соколова Е. С Востока на Запад и обратно. Литература Германии после объединения/ Е. Соколова // Иностр. лит. — 2003. -№ 9. — (http://magazines. russ. ru/inostran/2003/9).

5. Brussig Th. Helden wie wir / Th. Brussig. —Frankfurt am Main: Fischer Taschenbuch Verlag, 1998. -325 S.

6. KumpfmullerM. Hampels Fluchten / M. Kumpfmüller. — Köln: Kiepenheuer&Witsch, 2000. - 494S.

7. StemmerN. T. Interview mit Joachim Bessing, Herausgeber von "Tristesse Royale" / N. T. Stemmer. — (http://www.pro—qm. de/ Veranstaltungen/tristesse/tristesse. html).

Идейное движение, получившее название «Просвещение», распространилось в европейских странах в 18 веке. Оно было проникнуто духом борьбы против всех порождений и проявлений феодализма. Просветители выдвигали и отстаивали идеи общественного прогресса, равенства, свободного развития личности.

Просветители исходили из убеждения, что человек рождается добрым, наделенным чувством красоты, справедливости и равным всем другим людям. Несовершенное общество, его жестокие законы противны человеческой, «естественной»

Натуре. Следовательно, необходимо помнить человеку о его высоком предназначении на земле, воззвать его к разуму – и тогда он сам поймет, что такое добро и что такое зло, сам сможет отвечать за свои поступки, за свою жизнь. Важно только просветить людей, воздействовать на их сознание.

Просветители верили во всемогущество разума, но для них эта категория наполнялась более глубоким смыслом. Разум должен был только способствовать переустройству всего общества.

Будущее представлялось просветителям как «царство разума». Вот почему огромное значение они придавали науке, устанавливая

«культ знания», «культ книги». Характерно, что именно в 18 веке была издана знаменитая французская «Энциклопедия» в 28 томах. В ней пропагандировались новые взгляды на природу, человека, общество, искусство.

Писатели, поэты, драматурги 18 века стремились доказать, что не только наука, но и искусство может способствовать перевоспитанию людей, достойных жить в будущем гармоническом обществе, которое надлежит строить опять-таки по законам разума.

Просветительское движение зародилось в Англии (Даниэль Дефо «Робинзон Крузо», Джонатан Свифт «Путешествия Гулливера», великий шотландский поэт Роберт Бернс). Затем идеи Просвещения стали распространяться по всей Европе. Во Франции, например, к числу просветителей относят Вольтера, Руссо, Бомарше, в Германии – Лессинга, Гете, Шиллера.

Просветительские идеалы существовали и в русской литературе. Они нашли отражение в творчестве многих авторов 18 века, но наиболее отчетливо у Фонвизина, Радищева.

В недрах Просвещения проявлялись новые тенденции, предвещающие появление сентиментализма. Усиливается внимание к чувствам, переживаниям простого человека, утверждаются моральные ценности. Так, выше мы упоминали Руссо как одного из представителей века Просвещения. Но он же был автором романа «Новая Элоиза», который по праву считают вершиной европейского сентиментализма.

Своеобразное выражение гуманистические идеи Просвещения находили в немецкой литературе, там возникло литературное движение, известное под названием «Буря и натиск». Сторонники этого движения решительно отвергали классицистические нормы, сковывавшие творческую индивидуальность писателя.

Они отстаивали идеи национального своеобразия литературы, требовали изображения сильных страстей, героических дел, ярких характеров, а в то же время разрабатывали новые методы психологического анализа. Таким, в частности было творчество Гете и Шиллера.

Литература Просвещения сделала шаг вперед и в теоретическом осмыслении целей и задач искусства, и в художественной практике. Появляются новые жанры: роман воспитания, философские повести, семейная драма. Больше внимания стало уделяться моральным ценностям, утверждению самосознания человеческой личности. Все это стало важным этапом в истории литературы и искусства.

Довольно широкое распространение в литературе этой эпохи получил просветительский классицизм . Крупнейшие его представители в поэзии и в драматургии, а особенно в трагедийном жанре был Вольтер. Имел большое значение «Веймарский классицизм» – его теоретические принципы получили яркое воплощение в стихотворениях Шиллера и в «Иоригении и Тавриде» Гете.

Просветительский реализм также был распространен. Его представителями были Дидро, Лессинг, Гете, Дефо, Свифт.

Известнейшие произведения Эпохи Просвещения:

В л-ре Англии: -Даниеля Дефо «Робинзон Крузо», -Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера», -Ричардсон «Памела или Вознагражденная добродетель», – Поэзия Роберта Бернса

В л-ре Франции: – «Персидские письма» Монтескье, – «Орлеанская девственница», «Блудный сын», «Фанатизм или пророк Магомет» Вольтера. – «Племянник Рамо», «Жак Фаталист» Дидро. – «Новая Элоиза», «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо.

В л-ре Германии: – «Коварство и любовь», «Разбойники» Шиллера,- «Фауст», «Страдания юного Вертера» Гете.

Изучение теории литературы в средней школе

Изучение теории литературы помогает ориентироваться в ху­дожественном произведении, в творчестве писателя, в литера­турном процессе, понимать специфику, условность искусства, воспитывает серьезное отношение к духовным богатствам, вы­рабатывает принципы оценки литературных явлений и умение их анализировать, обостряет и развивает критическую мысль учащихся, способствует формированию эстетических вкусов. Новое в искусстве лучше поймет и оценит тот, кто знает законы искусства, представляет себе этапы его развития).

Включаясь в общий процесс формирования мировоззрения молодежи, теоретико-литературные знания становятся своеоб­разным стимулятором роста ее коммунистических убеждений.

Изучение теории литературы совершенствует приемы умст­венной деятельности, имеющие значение и для общего развития школьников и для усвоения других учебных предметов.

Есть еще одна чрезвычайно важная сторона вопроса. От то­го, как поставлено изучение теории литературы в школе, во мно­гом зависит уровень восприятия юношами и девушками других искусств. Примитивно-натуралистический подход к кинокарти­нам, театральным постановкам, произведениям живописи (о чем с тревогой пишут авторы сборника «Художественное восприя­тие» 1) объясняется неудовлетворительной теоретической подго­товкой части, молодежи в области искусства. Очевидно, в курсе литературы необходимо усилить внимание к тем моментам, ко­торые раскрывают и характеризуют общие черты литературы и других видов искусства, общие законы развития искусства, не ослабляя внимания к специфике литературы.

В IV-VI классах , усваивая конкретные сведения о различи­ях прозаической и стихотворной речи, о речи автора и речи действующих лиц, об изобразительно-выразительных средствах язы­ка, о стихе, о строении литературного произведения, о литератур­ном герое, о родах и некоторых жанрах литературы, знакомясь с фактами творческой истории отдельных произведений, с отно­шением писателя к изображаемым героям и событиям, сталки­ваясь с художественным вымыслом в сказках, былинах, баснях, выясняя жизненную- основу таких произведений, как «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого, «Детство» М. Горького, «Школа» А. Гайдара, учащиеся постепенно накапливают наблю­дения над сущностью образного отражения жизни, а кое-что закрепляют в простейших определениях. В этой связи особое значение приобретает постановка теоретического вопроса об от­личиях литературы от устного народного творчества, сказок ли­тературных от сказок народных.

Более систематичное изучение теории литературы начинается с VII класса.

VII класс. Образность художественной литературы. Понятие
художественного образа. Связанный с ним вопрос 6 роли творческого­ воображения. (Постановка проблемы образности лите­ратуры обусловлена интересами литературного развития уча­щихся и особым местом, которое занимает VII класс как класс, «пограничный» между двумя ступенями литературного образования – пропедевтической и основанной на историко-хронологическом принципе. Поскольку с образностью литературы в теоре­тическом плане учащиеся знакомятся при изучении отдельных произведений, они одновременно овладевают в связи с основным понятием понятиями темы, идеи, сюжета, композиции произве­дения.)

VIII класс. Типическое в литературе. Понятие о литературном типе (в его отношениях с понятием художественного образа).­

Обращение к проблеме типического опирается на постановку проблемы «автор – действительность» и предполагает рассмот­рение под определенным углом зрения вопроса о личностном характере, художественного творчества, о способах выражения авторского сознания. Благоприятные условия для привлечения внимания школьников к вопросам личностного характера худо­жественного творчества создает и программа VIII класса (изу­чение биографий писателей, работа над несколькими произведе­ниями одного автора), и характер изучаемых произведений (ли­рические и лиро-эпические произведения, форма повествова­ния от первого лица), и направленность познавательных интере­сов учащихся.

IX класс. Классовость и народность литературы (и связанные с этим вопросы мировоззрениями индивидуального стиля пи­сателя). Выдвижение проблемы классовости и народности литературы опирается на своеобразие курса IX класса (ожесточен­ная классовая борьба в русской литературе 60-х годов XIX века, решение многих коренных социальных проблем разными писате­лями с разных идейно-эстетических позиций) и на уровень под­готовленности учащихся по литературе и истории.

X класс. Партийность литературы и связанные с нею вопро­сы социалистического реализма. К постижению понятий партий­ности литературы и социалистического реализма, «вершинных» понятий, исключительно важных для формирования мировоззре­ния и воспитания личности ученика, школьники готовятся по су­ществу на всем протяжении курса литературы. В процессе усвоения этих понятий учащиеся углубляют и совершенствуют свои знания и по общим проблемам художественной литерату­ры, и по проблемам, связанным с изучением художественного произведения.

Таким образом, в каждом классе изучается как бы комплекс теоретических проблем (понятий), организуемый центральной для этого класса «общей» проблемой, а эта последняя постоянно ставится в связь с другими проблемами (понятиями).

1. В 17 в широкое распространение получает новое идеологическое течение Просвещение. Писатели, критики, философы- Дидро, Бомарше, Свифт, Дефо, Вольтер и др. характерной чертой Просвещения являлось своеобразное обожествление разума как единого критерия...
2. Раньше имевшее место литературное образование основывалось на единомыслии, классовом подходе, социалистических стереотипов и партийных идеях. Художественные произведения были дополнением для изучения исторических пособий. В настоящее время это система образования является...
3. Цель курсовой работы – формирование у студентов элементарных навыков самостоятельной исследовательской деятельности....
4. Учащиеся должны придумать и записать воображаемый диалог. Работа может проводиться в парах. Темы для диалога соотносятся с изучаемым произведением: О чем могли бы поведать друг другу розы,...
5. По данным социологических исследований, чтение художественной литературы перестало быть отличительной чертой наших современников. Более 50% населения сообщают в опросах, что в последние годы они перестали читать художественную литературу....
6. Урок литературы является процессом творческим, и работа учителя сродни деятельности композитора, живописца, актера, режиссера. На всех этапах урока значительную роль играет сам учитель,...
7. «Новая драма» началась с реализма, с которым связаны худо­жественные достижения Ибсена, Бьёрнсона, Гамсуна, Сгриндберга, Гауптмана, Шоу, но впитала в себя идеи других литературных школ и направлений переходной эпохи, в первую...
8. В английской литературе критический реализм утвердился как ведущее направление в 30-40-е гг. Расцвет его совпал с наивысшим подъемом чартистского движения в 40-х гг. Именно в это время были созданы такие...
9. Новалис (1772-1801) – псевдоним талантливого поэта, примыкавшего к иенскому кружку романтиков, Фридриха фон Гарденберга. Он происходил из обедневшей аристократической семьи и вынужден был зарабатывать на жизнь чиновничьей службы. Новалис был...
10. Вечные образы – так называют образы мировой литературы, которые обозначены большой силой худ обобщения и стали общечеловеческим духовным приобретением. К ним можно отнести Прометея, Моисея, Фауста, Дон Жуана, Дон Кихот,...
11. Народное устное творчество – творчество народа. Для его обозначения в науке чаще всего применяется два термина: русский термин «народное устное поэтическое творчество» и английский термин «фольклор», введенный Вильямом Томсом в...
12. Общая характеристика литературы XVII века: эстетические системы и их представители (подробное рассмотрение творчества одного из них). Италия. Перемещение новых торговых путей губительно сказалось на внутренней экономике Италии. В XVII Италия,...
13. Наряду со старыми драм жанрами к сер. XVI в. в Испании вырабатывается новая, ренессансная система драматургии, кот. произошла из столкновения двух начал в театре – средневековой нар традиции и учено-гуманистических...
14. Сонет – особая форма стихотворения, зародившаяся в XIII веке в поэзии прованских трубадуров. Из Прованса сонетная поэзия перешла в Италию, где достигла совершенства в творчестве Данте Алигьери, Франческо Петрарки, Джованни...
15. Начиная с четырнадцатого столетия итальянские художники и поэты обратили свой взор к античному наследию и попытались возродить в своем искусстве облик прекрасного гармонически развитого человека. В числе первых, кто взял...
16. Литература Древнего Рима представляет собой новый этап в истории единой античной лит-ры. Римская литература сохраняет систему жанров, возникших в Греции, ее проблематику, однако римские писатели развивают по-своему ряд проблем, выдвинутых...
17. На празднике «Великих Дионисий», учрежденном афинским тираном Писистратом, выступали, помимо лирических хоров с обязательным в культе Диониса дифирамбом, также трагические хоры. Античная трагедия называет первым своим поэтом Афин Эврипида и...
18. В 7 в. до н.э. героический эпос потерял руководящее значение в литературе, первое место стала занимать лирика. Это явилось результатом серьезных изменений, совершившихся в экономической, политической и общественной жизни греческого...
19. Нет народа, у которого не было бы песен. Замечательными худ достоинствами отличаются славянские народные песни. Еще до возникновения государства Киевская Русь песни восточных славян привлекали своей красотой внимание иноземных историков...
20. Сказки – это коллективно созд и коллективно хранимые народом устные худ эпические повествования в прозе с таким сатир или романт содержанием, которое требует использования приемов неправдоподобного изобр действительности и в...

История русской литературы XVIII века Лебедева О. Б.

Жанровые модели романа-путешествия и романа-воспитания чувств в творчестве Ф. А. Эмина

Первым оригинальным русским романистом нового времени считается Федор Александрович Эмин (1735-1770). Это фигура в русской литературе совершенно необыкновенная, и даже можно сказать, символическая: в том смысле, что романный жанр был заложен в литературе человеком, биография которого сама по себе является совершенно романической и невероятной. До сих пор в этой биографии много неясностей. Эмин был внуком поляка, состоявшего на австрийской военной службе и женатого на боснийской мусульманке; матерью же Эмина была «невольница христианского закона», на которой его отец женился в Константинополе. Первые годы жизни будущего романиста прошли в Турции и Греции, где его отец был губернатором, а образование Эмин получил в Венеции. Впоследствии, после ссылки на один из островов греческого архипелага, отец Эмина бежал в Алжир, где к нему присоединился и сын, – оба приняли участие в алжиро-тунисской войне 1756 г. После смерти отца Эмин был захвачен в плен марокканскими корсарами; из плена в Марокко Эмин бежал через Португалию в Лондон, где явился в русское посольство, принял православие и очень быстро овладел русским языком. В 1761 г. Эмин появился в Петербурге и начал преподавать многочисленные известные ему иностранные языки (по разным сведениям, он знал их от 5 до 12), а с 1763 г. выступил как романист, переводчик и издатель сатирического журнала «Адская почта».

Эмин печатался всего шесть лет – с 1763 по 1769 г., однако за этот короткий промежуток времени он издал около 25 книг, в том числе 7 романов, как минимум 4 из которых являются оригинальными; в 1769 г. он единолично издавал журнал «Адская почта», где был единственным автором и, кроме того, активно участвовал своими публикациями в других журналах этого года. Для того, чтобы заложить основы романного жанра в русской литературе, Эмин был просто идеальной фигурой: его бурная молодость и универсальное знакомство co многими европейскими и азиатскими странами дали ему тот необходимый опыт, который позволил перешагнуть некий психологический барьер, существующий в эстетическом сознании русских прозаиков-переводчиков из-за предельного несходства той картины мира, которая вырастала в повествовании европейского любовно-авантюрного романа, с национальным русским общественным и частным бытом. Эмин же ощущал себя в европейском авантюрном романе как рыба в воде – его собственная жизнь вполне укладывалась в жанровые рамки романа-приключения, да и он сам в его герои вполне годился. Он и сделал себя и свою жизнь (или легенду о ней, им самим созданную – это до сих пор неясно) предметом повествования в одном из своих первых романов «Непостоянная фортуна, или Похождение Мирамонда» (1763), сообщив в предисловии, что в образе одного из героев романа, Феридата, он изобразил себя и свою жизнь.

Уже само слово «похождение», вынесенное в название романа, свидетельствует о том, что в основу его жанровой модели легла традиционная авантюрная схема романа-путешествия. Однако Эмин осложнил ее многочисленными реалиями других повествовательных моделей: «Плавание героя по морю прерывается кораблекрушениями или нападениями пиратов, на суше на него нападают разбойники, он оказывается то проданным в рабство, то вознесенным на трон, то заброшен в лесные дебри, размышляет о смысле жизни, читает некую мудрую книгу о том, как надобно обращаться с подданными, с министрами, с друзьями ‹…›. На эту основу накладываются элементы романа о воспитании чувств. ‹…› герой скрывается от цивилизации в некоей пустыне и там предается нравственному самосовершенствованию. Многочисленные авторские отступления (особенно в начале романе) рассчитаны на просвещение русского читателя в плане экономическом, историческом и этно-географическом: автор ведет читателя (вслед за Мирамондом и Феридатом) к мальтийцам, кабилам, марабутам, португальцам, в Египет – к мамелюкам, во Францию и в Польшу. Некоторые отступления разрастаются в настоящие очерки нравов ‹…›. В эту пеструю структуру местами глубоко вклиниваются вставные новеллы, нередко фантастического характера, напоминающие сказочные происшествия «Тысячи и одной ночи». Все это скрепляется связями любовной коллизии, но она вступает в свои права лишь после того, как более сотни страниц автор отдал своеобразной предыстории ее. Вероятно, в ней можно видеть раннее предвестие истории души, которая впоследствии займет важнейшее место в характерологии развитого сентиментализма, романтизма и реализма».

Таким образом, можно сказать, что в своем первом романе Эмин создал своеобразную энциклопедию форм романного повествования и жанровых разновидностей романа. Роман-путешествие, соединяющий в себе документально-очерковое и вымышленное авантюрное начало, любовный роман, роман-воспитание чувств, волшебно-фантастический роман, психологический роман, просветительский роман – в «Похождении Мирамонда» представлены все эти жанровые тенденции романного повествования. И если учесть то обстоятельство, что «Похождение Мирамонда» осуществляется в географическом пространстве практически всего мира – от реальных европейских и азиатских стран до вымышленной пустыни, а так же и то, что само имя «Мирамонд» содержит в себе дважды повторенное – по-русски и по-французски понятие «мира» (весь свет, мироздание, светская жизнь) – то концепция романного жанра, как она намечается в первом русском оригинальном романе, приобретает отчетливый призвук эпической универсальности, всеохватности бытия, воссозданной через судьбу, характер и биографию своеобразного «гражданина мира».

Нетрудно заметить, что в своем первом романе Эмин подхватывает уже знакомые нам традиции русской оригинальной и переводной художественной прозы XVIII в. – от безавторских гисторий о «гражданине российских Европий» до странствия условного героя Тирсиса по вымышленному острову Любви. Так же, как российский матрос духовно и интеллектуально вырастает от худородного и бедного дворянина до собеседника европейских монархов, как Тирсис становится героем, гражданином и патриотом в результате овладения культурой любовных отношений и воспитания чувств в «академии любви», герой Эмина Мирамонд тоже представлен в процессе духовного роста: «он непрерывно меняется; он становится взрослее, умудреннее, жизненный опыт позволяет ему понять то, что прежде было ему недоступно». Это, пожалуй, главная тенденция, наметившаяся в «Похождении Мирамонда»: тенденция перерастания романа-путешествия в роман – духовный путь, тенденция к психологизации романа, которая нашла свое полное воплощение в лучшем романе Эмина «Письма Ернеста и Доравры» (1766).

Жанровая форма, которую Эмин придал своему последнему роману (а между «Мирамондом» и «Письмами Ернеста и Доравры» временной промежуток всего в три года) – эпистолярный роман – свидетельствует, во-первых, о стремительности эволюции русского романа, а во-вторых, о стремительности, с какой только-только возникающая русская романистика набирала современный ей западноевропейский эстетический опыт и поднималась до западноевропейского уровня развития романного жанра в плане эволюции жанровых форм художественной прозы. Эпистолярный роман в 1760-х гг. был животрепещущим эстетическим новшеством не только в России, но и в европейской литературе. В 1761 г. вышел в свет роман Ж.-Ж. Руссо «Юлия или новая Элоиза», ознаменовавший собой новую стадию европейской романистики и своим сословным конфликтом, остро актуальным в предреволюционной Франции, и своей эпистолярной формой, которая открывала новые возможности для психологизации романного повествования, поскольку отдавала героям все традиционно авторские способы раскрытия их внутреннего мира.

Эмин, тяготевший к психологизации романного повествования уже и в «Похождениях Мирамонда», безусловно, почувствовал те возможности, которые эпистолярная форма дает для раскрытия внутреннего мира героев, и, восприняв эпистолярную форму романа Руссо, подчинил задаче изображения жизни «чувствительного сердца» все остальные компоненты романного повествования. Сохранив общие очертания любовного конфликта – знатность и богатство Доравры препятствуют ее браку с бедным нечиновным Ернестом, он все же смягчил остроту любовного конфликта Руссо, где основным препятствием любви Юлии и Сен-Пре была разница в их сословном положении – аристократка Юлия и разночинец Сен-Пре не могли быть счастливы только по этой причине, тогда как Ернест и Доравра оба принадлежат к дворянскому сословию, и причины несчастья их любви носят иной, психологический характер.

Эмин целиком сосредоточился на закономерностях и природе эмоциональной жизни человека, воссоздав в своем романе историю многолетней, верной и преданной любви Ернеста и Доравры, которая пережила все существовавшие препятствия – богатство и бедность, вынужденный брак Доравры, известие о том, что жена Ернеста, которую он считал умершей, жива, но в тот момент, когда эти препятствия исчезли (Ернест и Доравра овдовели), дает о себе знать неисповедимая таинственность и непредсказуемость жизни сердца: Доравра вторично выходит замуж, но не за Ернеста. Причин ее поступка Эмин демонстративно не пытается объяснить, предлагая читателю на выбор два возможных истолкования: браку с Ернестом могло воспрепятствовать то, что Доравра винит себя в смерти мужа, который был потрясен, обнаружив у жены связку писем Ернеста, и вскоре после этого заболел и умер. Браку с Ернестом могло послужить препятствием и то, что Доравра просто разлюбила Ернеста: невозможно рационально объяснить, почему возникает любовь и так же невозможно познать причины, по которым она проходит.

Сам Эмин хорошо осознавал необычность своего романа и те препятствия, которые создавали его восприятию прочные основы классицистической морали и идеология просветительской дидактики. Рациональная нормативная эстетика требовала однозначности моральных оценок; просветительская дидактика требовала от изящной словесности непременной высшей справедливости: наказания порока и воздаяния добродетели. Но в русском демократическом романе, ориентированном более на сферу эмоциональной жизни сердца, чем на сферу интеллектуальной деятельности, эта четкость моральных критериев начала размываться, категории добродетели и порока перестали быть функциональны в этической оценке поступков героя. Финал любовной истории совсем не тот, которого можно было бы ожидать читателю, воспитанному на классицистической апологии добродетели и ниспровержении порока. В предисловии к своему роману Эмин попытался объяснить свои исходные установки, которые привели роман к такому финалу:

‹…› Можно будет некоторым опорочить мой вкус по причине той, что последние части не соответствуют первым, ибо в первых постоянство в любви почти на высочайшую степень вознесено, а в последней оно вдруг разрушилось. Я и сам то скажу, что такая сильная, добродетельная и разумная любовь не должна бы премениться. Поверь, благосклонный читатель, что нетрудно бы мне было романическое постоянство еще выше вознести и окончить книгу мою в удовольствие всех, соединя Ернеста с Дораврою, но такой конец судьбе не понравился, и я принужден написать книгу по ее вкусу….

Основной эстетической установкой Эмина, которую он и пытается выразить в своем предисловии, является не ориентация на должное, идеальное, но ориентация на истинное, жизнеподобное. Для Эмина истиной становится не абстрактная рациональная формула страсти, а реальное, житейски-бытовое осуществление этой страсти в судьбе обычного земного жителя. Эта установка продиктовала и заботу о достоверных психологических мотивировках поступков и действий героев, которая очевидна в том же предисловии к роману:

Некоторые ‹…› будут иметь причину сказать, что в некоторых моих начальных письмах есть много излишних нравоучений; но если они рассудят, что врожденное самолюбие каждого любителя побуждает обожаемой особе показать свое знание, то увидят, что гораздо меньше должно винить тех, кои, имея переписку с любовницами, весьма разумными, ‹…› философствуют и о разных околичностях тонко рассуждают, чтоб, тем способом пленив прежде строгой особы разум, можно было удобнее и к ее приближиться сердцу.

Однако эта установка на изображение истины духовной и эмоциональной жизни человека, во многом успешно реализованная в романе Эмина, пришла в противоречие с совершенно условным, безбытовым пространством: роман, задуманный и осуществленный как русский оригинальный роман о русских людях, современниках писателя, никак не соотнесен с реалиями национальной жизни. Вот, например, как описывается деревенское уединение героя:

Здесь природа в нежных своих цветах и в зеленых листочках являет свою веселость и живость; здесь розы, зря нас, ими любующихся, как будто стыдясь, краснеют, а приятные лилии, которые не так, как розы, приятный имеют вид, видя их природную стыдливость, как будто в нежном своем свете приятную являют улыбку. Овощи наших садов лучше нас довольствуют, нежели приятнейшие и искусно заправленные пищи, на великолепных столах употребляемые. Здесь приятный зефир, как будто свое имея жилище, с разными обнимаются цветочками ‹…›.Приятное пение певчих птиц служит нам вместо музыки ‹…›.

Если для русского демократического читателя второй половины XVIII в., в массе своей незнакомого воочию с жизнью европейских стран, экзотическая география «Мирамонда» ничем не отличается от условно-европейской географии безавторских гисторий или даже от аллегорической географии вымышленного острова Любви, то от русского романа русский читатель был вправе потребовать узнаваемости реалий национальной жизни, практически устраненных из романа «Письма Ернеста и Доравры». Таким образом, следующий шаг в эволюционном развитии романа оказался предписан этой ситуацией: на смену жизнеподобному в духовно-эмоциональном плане, но условному в бытовом отношении роману Эмина приходит достоверно-бытовой роман Чулкова, созданный с демократической установкой на воспроизведение другой истины: истины национального общественного и частного быта низовой демократической среды. Так русский демократический роман 1760-1770 гг. в своей эволюции отражает закономерность проекции философской картины мира на национальное эстетическое сознание: в лице Эмина роман осваивает идеально-эмоциональную сферу, в лице Чулкова – материально-бытовую.

Из книги Мировая художественная культура. XX век. Литература автора Олесина Е

«Необходимость» романа Обретения и утраты Интерес к жизни человека, его поступкам на фоне исторических событий порождает актуализацию жанра романа. Любой роман стремится к постановке наиболее острых и в тоже время вечных вопросов бытия. Идеология романа утверждает

Из книги Расшифрованная «Белая Гвардия». Тайны Булгакова автора Соколов Борис Вадимович

Из книги MMIX - Год Быка автора Романов Роман

Из книги История русской литературы XIX века. Часть 2. 1840-1860 годы автора Прокофьева Наталья Николаевна

Из книги История русской литературы XVIII века автора Лебедева О. Б.

Жанровые традиции и жанр романа Сюжет и композиция служат выявлению, раскрытию души Печорина. Сначала читатель узнает о последствиях случившихся событий, затем об их причине, причем каждое событие подвергается героем анализу, в котором важнейшее место занимает

Из книги Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях автора Романов Борис Николаевич

Переводы западноевропейской прозы. «Езда в остров Любви» как жанровый прообраз романа «воспитания чувств» Другой важнейшей отраслью литературной деятельности Тредиаковского были переводы западноевропейской прозы. Его трудамиранняя русская повествовательная

Из книги История русского романа. Том 1 автора Филология Коллектив авторов --

«Житие Ф. В. Ушакова»: жанровые традиции жития, исповеди, воспитательного романа Уже само слово «житие», вынесенное в заглавие произведения, свидетельствует о цели, которой Радищев хотел достичь жизнеописанием друга своей юности. Житие – дидактический жанр

Из книги Основы литературоведения. Анализ художественного произведения [учебное пособие] автора Эсалнек Асия Яновна

Практическое занятие № 2. Жанровые разновидности оды в творчестве М. В. Ломоносова Литература: 1) Ломоносов M. B. Оды 1739, 1747, 1748 гг. «Разговор с Анакреоном» «Стихи, сочиненные на дороге в Петергоф…». «Ночною темнотою…». «Утреннее размышление о Божием величестве» «Вечернее

Из книги История зарубежной литературы конца XIX – начала XX века автора Жук Максим Иванович

Из книги Бесы: Роман-предупреждение автора Сараскина Людмила Ивановна

ГЛАВА V. НРАВООПИСАТЕЛЬНЫЙ РОМАН. ЖАНР РОМАНА В ТВОРЧЕСТВЕ РОМАНТИКОВ 30–х ГОДОВ (Г. М. Фридлендер) 1Широкая популярность исторической тематики в русском романе на рубеже 20–х и 30–х годов была связана, в конечном счете, со стремлением исторически осмыслить современность.

Из книги Движение литературы. Том I автора Роднянская Ирина Бенционовна

Формирование романа в творчестве А.С. Пушкина В отличие от названных выше зарубежных романов Руссо, Ричардсона, Констана и некоторых других, в пушкинском романе «Евгений Онегин» была воссоздана удивительно достоверная картина русского дворянского общества –

Из книги Очерки по истории английской поэзии. Поэты эпохи Возрождения. [Том 1] автора Кружков Григорий Михайлович

Своеобразие романа в творчестве И.С. Тургенева И,С. Тургеневу принадлежат несколько романов («Рудин» – 1856 г., «Дворянское гнездо» – 1859 г., «Накануне» – 1860 г., «Отцы и дети» – 1862 г., «Новь» – 1877 г.), в каждом из которых свои и во многом непохожие герои. В фокусе всех романов

Из книги автора

тема 4. Жанровые особенности романа Анатоля Франса «Остров пингвинов» 1. Идейный замысел и проблематика романа.2. Особенности сюжета и композиции:а) пародийный элемент;б) учебник истории Пингвинии;в) «сатира на все человечество».3. Объекты сатирического изображения:а)

Из книги автора

Из книги автора

Расслоение романа Насколько я замечаю, блуждающий дискуссионный нерв постепенно переместился от порядком надуманной постмодернистской ажитации к куда более основательному вопросу о судьбе художественного вымысла, в том виде, в каком он более трех веков составлял

1. Взрослые и дети в повести Горького «Детство».
2. Самоотверженная любовь Наташи к матери в романе Толстого «Война и мир».
3. Обида ребенка в рассказе Бунина «Цифры».
4. Воспитание маленького Ильи в романе Гончарова «Обломов».
5. Отношение родителей к детям в произведении Одоевского «Отрывки из журнала Маши».

Взаимоотношения «отцов» и «детей» — это очень сложная проблема, существующая во все времена. Конфликт поколения «отцов» и поколения «детей» освещается во многих произведениях русской классической литературы. Но ведь трудности во взаимоотношениях не возникают внезапно. Они являются прямым следствием невнимательного и неуважительного отношения к детям. Обращение к произведениям русской классической литературы позволяет нам воочию увидеть ошибки взрослых, допущенные при воспитании детей, и явные последствия этих ошибок.

Вспомним автобиографическое произведение М. Горького «Детство». Главный герой после смерти своего отца вместе с матерью возвращается в дом деда. Здесь ему приходится столкнуться с жестокостью и несправедливостью. Именно такое отношение к детям процветает в семье родственников. Сам Горький говорит о том, что в произведении он показал «свинцовые мерзости жизни». Все родственники — люди мрачные, жадные, озлобленные на всех и все. И не менее жесток и деспотичен дед.

Дети растут в атмосфере озлобленности и взаимной ненависти. Их постоянно бьют за любую, даже самую незначительную провинность. Именно такого «воспитания» придерживается дед. Буквально в первые дни пребывания в доме родственников дед засек мальчика до потери сознания. Никакой любви и внимания по отношению к себе дети не чувствовали. Только бабушка была единственным добрым человеком, проявлявшим к Алеше любовь и уважение. По прошествии времени главный герой добрым словом вспоминает только бабушку. А дед сполна получил за все зло, которое причинил другим: «...когда бабушка уже успокоилась навсегда, дед сам ходил по улицам города нищий и безумный, жалостно выпрашивая под окнами:

— Повара мои добрые, подайте пирожка кусок, пирожка-то мне бы! Эх вы-и...»

Старик в конце жизни вынужден был нищенствовать несмотря на то что у него была большая семья. Но никто, по-видимому, не захотел заботиться о нем. И немудрено, ведь сам дед не проявлял доброты по отношении к своим близким.

А вот в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» Наташа Ростова трогательно заботится о своей матери. После гибели Пети, брата Наташи, графиня сразу превратилась в старуху. Наташа не отходит от матери. «Она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала в кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, — говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокаивал графиню». Любовь к матери делает Наташу сильнее. Юная девушка находит в себе силы поддерживать и помогать близкому человеку. Ничего удивительного в этом нет. В семье Ростовых к детям всегда относились с вниманием, любовью и заботой. И когда пришла пора, уже повзрослевшие дети так же стали относится к родителям. В их семье никогда не было конфликтов, взаимной вражды и ненависти. Поэтому Наташа, забыв обо всем, не отходит от матери, старается поддержать и помочь ей.

Если сравнивать атмосферу в доме Кашириных, о которой рассказано в повести Горького «Детство», с атмосферой в доме Ростовых, то разница будет огромна. И дело не только в том, что в семье Ростовых не знали финансовых трудностей и проблем. В семье Ростовых царит взаимная любовь и уважение, о чем в семье маленького Алеши никто даже не задумывается.

Воспоминания детства навсегда остаются в памяти взрослого человека. Конфликты старшего и младшего поколений зачастую предопределены негативными воспоминаниями. Иногда кажущийся незаметным и незначительным эпизод может оказать сильное влияние на формирующийся характер ребенка. Вспомним рассказ И. А. Бунина «Цифры». Это короткое произведение наглядно показывает нам, насколько взрослые могут быть невнимательны по отношению к малышу. В семье среди нескольких взрослых — один-единственный ребенок. И родственникам совсем нетрудно быть к нему чуть внимательнее. Но нет, взрослые недовольны тем, что ребенок — «большой шалун». На самом деле мальчик не производит впечатления избалованного. Он любознателен, с интересом познает мир. Но родственники делают все возможное, чтобы его присмирить. Они даже не пытаются понять, что ребенка переполняет энергия, что он не может сидеть на одном месте, как делают они сами. Вот мы узнаем о том, что мальчик, переполненный радостью жизни, крикнул. «Крикнул, совершенно позабыв о нас и весь отдавшись тому, что происходило в твоей переполненной жизнью душе, — крикнул таким звонким криком беспричинной, божественной радости, что сам господь бог улыбнулся бы при этом крике». Поведение мальчика кажется взрослым неприемлемым. И дядя начинает кричать на него, даже позволяет себе шлепнуть малыша. Такое поведение со стороны взрослых подрывает веру ребенка в них. Поступок дяди по отношению к мальчику не хочется оправдывать. Казалось бы, это единичный эпизод. Но сколько возникает таких ситуаций, пока дети маленькие. Все это остается в памяти навсегда. И уже не приходится удивляться, что в душе повзрослевших детей нет безграничного уважения и любви по отношению к старшим. В рассказе Бунина мы видим, что несправедливый поступок дяди сильно обидел мальчика. Ребенок плачет. Но ни мама, ни бабушка не стремятся успокоить и приласкать обиженного малыша. Они придерживаются принципов строгого воспитания. Но со стороны они кажутся равнодушными и черствыми людьми. На самом деле даже дяде тяжело слышать плач ребенка: «было невмоготу и мне. Хотелось встать с места, распахнуть дверь в детскую и сразу, каким-нибудь одним горячим словом, пресечь твои страдания. Но разве это согласуется с правилами разумного воспитания и с достоинством справедливого, хотя и строгого дяди». А ребенок разочаровался в своем дяде. Раньше он искренне и безоговорочно любил его. Теперь же мальчик смотрит на дядю «злыми, полными презрения глазами». Это вполне оправданно. Ведь взрослый дядя обидел беззащитного ребенка.

Невозможно не согласиться с тем, что воспитание детей — очень и очень нелегкое дело. Задача взрослых не просто любить и уважать ребенка, но еще и предоставлять ему необходимую свободу для реализации своих стремлений. Отсутствие этой свободы приведет к тому, что ребенок вырастет слабым, безвольным. Именно это произошло с главным героем романа Гончарова «Обломов». Если вспомнить детство Ильи Ильича Обломова, то можно с уверенностью сказать, что оно было счастливым и беззаботным. Мальчика очень любили, он был окружен вниманием и заботой. Но вместе с тем ребенку не предоставляли возможности проявить себя. Маленький Илья не мог самостоятельно сделать ни шага. Если мать его «отпускала гулять в сад, по двору, на луг, с строгим подтверждением няньке не оставлять ребенка одного, не допускать к лошадям, к собакам, к козлу, не уходить далеко от дома, а главное, не пускать его в овраг, как самое страшное место в околотке, пользовавшееся дурною репутацией». Мальчик был лишен возможности узнать что-то новое, проявить свои желания и способности. Маленький Илья очень любил слушать сказки, которые рассказывала ему няня. Сказки стали для него единственно возможной реальностью, потому, что он ничего другого в жизни не знал и не видел. И эта мечтательность сослужила ему дурную службу. «Взрослый Илья Ильич хотя после и узнает, что нет медовых и молочных рек, нет добрых волшебниц, хотя и шутит он с улыбкой над сказаниями няни, но улыбка эта неискренняя, она сопровождается тайным вздохом: сказка у него смешалась с жизнью, и он бессильно грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка.,.». Вполне возможно, жизнь Обломова сложилась бы совсем иначе, если бы с детства он научился проявлять самостоятельность, пытаться что-то сделать. Но, увы. Обломов умел только мечтать. Действовать он так и не научился. Он целые дни проводил в бесполезных мечтаниях, в то время как реальная жизнь проходила мимо. «Его все тянет в ту сторону, где только и знают, что гуляют, где нет забот и печалей; у него навсегда остается расположение полежать на печи, походить в готовом, незаработанной платье и поесть на счет доброй волшебницы». В этом есть немалая доля вины его родителей. Они не давали ребенку почувствовать себя самостоятельным. И, став взрослым, он остался таким же вялым, безынициативным, как было в детстве.

На мой взгляд, прекрасный пример правильного воспитания показан в произведении В. Ф. Одоевского «Отрывки из журнала Маши». Произведение написано в жанре дневниковых заметок. Дневник ведет десятилетняя девочка по имени Маша. Благодаря ее записям мы получаем возможность узнать о воспитании детей в дворянских семьях. Родители Маши умны и дальновидны. Они не скрывают от детей трудностей реальной жизни, дают возможность детям проявить свою самостоятельность. Мы видим, как родители воспитывают у девочки чувство ответственности, как они помогают ей научиться вести хозяйство.

Очень интересно, как родители разъясняют дочке вопросы, связанные с денежными тратами. Мама предоставляет Маше возможность самой распоряжаться теми средствами, которые выделены на ее гардероб. Девочка, разумеется, не может удержаться от соблазна приобрести дорогую и красивую ткань на платье. Но мама деликатно, но очень доходчиво объясняет неразумность больших трат, ведь необходимо купить несколько вещей. Примечательно, что у Маши нет обиды на маму, которая отказалась покупать дорогую ткань. Нет, девочка сама начинает понимать необходимость сэкономить на чем-то, чтобы иметь возможность приобрести необходимое. Мама говорит дочке: «Я очень рада, что ты хочешь употребить деньги на действительную нужду, а не на прихоть. Ты сегодня сделала большой шаг к важной науке жить». Она так же предлагает Маше запомнить слова Франклина: «Если ты покупаешь то, что тебе не нужно, то скоро ты будешь продавать то, что тебе необходимо».

Помимо денежных вопросов, в произведении показано, что родители внушают детям необходимость учиться, получать образование. Родители на примерах семей близких знакомых показывают трудности и проблемы, которые могут встретиться в жизни. Таким образом, формируется характер детей. Они учатся отвечать на серьезные вопросы, становятся умнее и серьезнее.

Родители относятся к Маше и к ее братьям, как ко взрослым. Они объясняют детям то, что они пока не понимает. И дети не боятся обращаться к родителям с тем или иным вопросом. Если в семье царят взаимоотношения, основанные на взаимопонимании и доверии друг к другу, конфликты вряд ли когда-нибудь возникнут. Мы не знаем, как сложилась дальнейшая судьба Маши и ее братьев. Но, судя по атмосфере в семье, можно предположить, что и в будущем у них никогда не возникали разногласия и неприязнь по отношению друг к другу. На примере лишь небольшого количества произведений убеждаемся, что тема воспитания детей является одной из самых сложных и злободневных проблем человечества. Именно этим можно объяснить ее востребованность в писательской среде.

Воспитания роман это романное повествование, в основе которого лежит история стадиального развития личности, чье сущностное становление, как правило, прослеживается с детских (юношеских) лет и связывается с опытом познания окружающей действительности. Хотя истоки можно найти уже в произведениях античности («Сатирикон», 1 век, Петрония; «Золотой осел», 2 век., Апулея), а многие черты его отчетливо проявляются в «Гаргантюа и Пантагрюэле», Ф.Рабле, «Симплициссимусе», Х.Я.К.Гриммельсхаузена, как жанр воспитания роман был осмыслен и декларирован в качестве программного эпохой Просвещения с ее доминирующим принципом формирования человека. Классические образцы жанра - роман К.М.Виланда «Агатон» (1766), трилогия И.В.Гёте «Театральное призвание Вильгельма Мейстера» (1777-85, не закончен) «Годы учения Вильгельма Мейстера» (1795-96), «Годы странствий Вильгельма Мейстера» (1821-29), а также единственный незавершенный роман Ф.Шиллера «Духовидец» (1789), где, по словам автора, в форме воспоминаний «невымышленного» лица дается «история заблуждений человеческой души» (Шиллер Ф. Собрник сочинений).

Просветительская концепция романа воспитания (тесно связанная с теорией «эстетического воспитания» Ф.Шиллера) была поддержана романтиками (теоретически - Шлегелем, в художественной сфере - философско-символическими романами Л.Тика «Вильям Ловель», и «Странствия Франца Штернбальда», Новалиса - «Генрих фон Офтердинген») и подкреплена дальнейшим развитием литературы - как немецкой, где романа воспитания традиционно является одним из приоритетных жанров и черты его можно найти в романистике 19 века (роман одного из вождей леворадикальной литературной группы «Молодая Германия» К.Гуцкова «Валли сомневающаяся», 1835) и 20 веке (романы Т.Манна «Признания авантюриста Феликса Круля», 1954, «Волшебная гора», 1924; романы Г.Канта, К.Вольф, Э.Штриттматтера, З.Ленца), так и мировой (в широком диапазоне жанровых модификаций - от «Исповеди» Ж.Ж.Руссо, изданной в 1782-89, до автобиографических трилогий Л.Н.Толстого и М.Горького). С самых своих истоков роман воспитание тесно связан с педагогическими, философско-педагогическими и мемуарно-педагогическими трудами («Киропедия» Ксенофонта, 5-4 веков. до н.э.; «Приключения Телемака», Ф.Фенелона; «Эмиль, или О воспитании», 1762, Ж.Ж.Руссо; «Левана, или Учение о воспитании», 1806, ЖанПоля (Рихтера); «Педагогическая поэма», 1933-36, А.С.Макаренко). В широком смысле к роману воспитания можно отнести многие романы 1820 веков, затрагивающие проблемы социально-психологического развития личности: «История Тома Джонса, найденыша», 1749, Г.Филдинга; «Приключения Родрика Рэндома», 1748, и «Приключения Перигрина Пикля», 1751, Т.Дж.Смоллетта; романы «Приключения Оливера Твиста», 1838, «Жизнь и приключения Николаса Никльби», 1839, и, особенно, «Дэвид Копперфильд», 1850, Ч.Диккенса; романы О.Бальзака, Г.Флобера, А.Мюссе, Э.Золя, Р.Роллана, Ф.Мориака.

Словосочетание воспитания роман произошло от немецкого Bildungsroman.

Похожие материалы:

1. Сколько калорий в картошке
2. Умк, или учебно-методические комплексы для начальной школы
3. Сколько польских офицеров было расстреляно в катыни
4. Женская половая система Система органов половая строение