Причины войны за Испанское наследство

В первой половине XVII века Вестфальским миром окончился для Западной Европы период религиозных движений и войн, и вторая половина века представила стремление самого сильного государства Западной Европы, Франции, усилиться еще более на счет слабых соседей и получить гегемонию. При общей жизни народов, к которой уже привыкла Европа, слабые начинают составлять союзы против сильного с целью сдержать его завоевательные движения. Уже не в первый раз мы видим это явление: в начале новой истории Франция стремилась также усилиться на счет слабых соседей, именно Италии, вследствие чего составлялись также союзы против нее; против нее образовалось даже огромное государство Карла V, обхватывавшее Францию с разных сторон. Но ни внешние препятствия, ни внутренние волнения не помешали росту и усилению Франции, крепкой своею округленностью и сплоченностью, и Людовик XIV явился опаснее Франциска I, тем более что против него не было могущественного Карла V. Душою союзов против Людовика XIV является Вильгельм Оранский, деятель другого рода, представитель другой силы, чем старый Карл V. Как штатгальтер голландский и король английский вместе Вильгельм сосредоточивал в себе представительство морских торговых держав, которые не были в состоянии бороться большими армиями с крупными континентальными государствами, но у них было другое могущественное средство, нерв войны – деньги. Это средство давно уже явилось в Европе вследствие ее промышленного и торгового развития и стало подле силы меча; морская держава не могла выставить своего большого войска, но могла нанять войско, купить союз.

Таким образом, вследствие общей жизни европейских народов в их деятельности, в их борьбе замечается разделение занятий: одни выставляют войско, другие платят деньги, дают субсидии – является в своем роде соединение труда и капитала. Морские купеческие державы не охотницы до войн, особенно продолжительных: такие войны дорого стоят; морские державы воюют только по необходимости или когда того требуют торговые выгоды, для них континентальные войны бесцельны, ибо они не ищут завоеваний на континенте Европы; цель их войны – торговая выгода или богатая колония за океаном. Но теперь для Англии и Голландии было необходимо вмешаться в континентальную войну. Прямое насилие, наступательное движение, захват чужого владения без всякого предлога были неупотребительны в новой, христианской Европе, и Людовик XIV для распространения своих владений изыскивал различные предлоги, учреждал Камеры Соединения. Но и без насилия, завоеваний и юридических натяжек для европейских государств существовала возможность усиливаться, присоединять к себе целые другие государства, именно посредством браков, наследств, завещаний: мы знаем, что таким образом одно время были соединены скандинавские государства, Польша соединилась с Литвою, и особенно знамениты были Габсбурги уменьем устраивать выгодные браки и посредством них по завещаниям и наследствам образовать обширное государство.

Теперь мы, наученные историческим опытом и находясь под влиянием принципа национальности, утверждаем непрочность таких соединений, указываем на кратковременность Кальмарского союза, на дурные следствия Ягеллова брака для Польши, на непрочность пестрой монархии Габсбургов; но не так смотрели прежде, да и теперь не совершенно отказываются приписывать важное значение родственным связям между владельческими домами: страшная, истребительная война, которой мы недавно были свидетелями, началась по поводу того, что один из принцев Гогенцоллернских призывался на испанский престол. Когда счастливый наследник всех своих родных, Карл V, образовывал обширное государство из австрийских, испанских и бургундских владений, никто за это против него не вооружился, его выбрали даже в императоры Священной Римской империи, потому что в его силе видели оплот против французского могущества; но теперь, когда могущественнейший из королей французских, Людовик XIV, обратил свои взоры на Испанское наследство, то Европа не могла оставаться спокойною, ибо против могущества Бурбонов не было равносильного могущества. Голландия не могла быть покойна при мысли, что между нею и страшною Франциею не будет больше владения, принадлежащего отдельному самостоятельному государству; что Франция, недавно едва ее не погубившая, теперь еще более усилится; партия вигов в Англии, изгнавшая Стюартов, не могла быть покойна при мысли, что и без того могущественный покровитель Стюартов будет располагать и силами Испании; в Вене не могли помириться с мыслию, что Испания от Габсбургов перейдет к Бурбонам, что Австрия перестанет быть счастливою на браки (et tu, felix Austria, nube) и что счастье перейдет к Франции. Австрия, Голландия и Англия должны были препятствовать Людовику XIV получить Испанское наследство, а штатгальтером в Голландии и королем в Англии был Вильгельм III.

Роковое Испанское наследство должно было повести к страшной, всеобщей войне; но войны не хотели: ее не хотели морские державы по своей всегдашней политике, естественно и необходимо мирной, по естественному отвращению тратить трудовую копейку на войну, которая не принесет непосредственных торговых выгод, непосредственных барышей; ее не хотел император по обычаю невоинственной Австрии, по недостатку денежных средств, по дурной надежде на помощь Германии, по неоконченной, хотя и счастливой, войне с Турциею. Не хотел войны и Людовик XIV: мы видели, в каком печальном состоянии находилась Франция в конце XVII века; с разных сторон слышались голоса о необходимости прекратить воинственную политику и не могли не производить впечатления на короля, как бы ни велико было его самолюбие, как бы ни сильна была привычка презрительно относиться к мнениям, не сходным с его мнениями и желаниями, считать эти мнения фантазиями; притом последняя война, кончившаяся не так, как бы хотелось Людовику, показывала ему, что не очень легко бороться с коалициями. Все, таким образом,

Роковое Испанское наследство должно было повести к страшной, всеобщей войне; но войны не хотели: ее не хотели морские державы по своей всегдашней политике, естественно и необходимо мирной, по естественному отвращению тратить трудовую копейку на войну, которая не принесет непосредственных торговых выгод, непосредственных барышей; ее не хотел император по обычаю невоинственной Австрии, по недостатку денежных средств, по дурной надежде на помощь Германии, по неоконченной, хотя и счастливой, войне с Турциею. Не хотел войны и Людовик XIV: мы видели, в каком печальном состоянии находилась Франция в конце XVII века; с разных сторон слышались голоса о необходимости прекратить воинственную политику и не могли не производить впечатления на короля, как бы ни велико было его самолюбие, как бы ни сильна была привычка презрительно относиться к мнениям, не сходным с его мнениями и желаниями, считать эти мнения фантазиями; притом последняя война, кончившаяся не так, как бы хотелось Людовику, показывала ему, что не очень легко бороться с коалициями. Все, таким образом, боялись войны и потому придумывали разные средства решить трудное дело дипломатическим путем.

Испанское наследство открывалось вследствие того, что король Карл II, болезненный, не развитой душевно и телесно, доканчивал свое жалкое существование бездетным, и с ним прекращалась Габсбургская династия в Испании. Претендентами на престол были: Людовик XIV, сын испанской принцессы и женатый на испанской принцессе, от которой имел потомство; император Леопольд I, представитель Габсбургской династии, сын испанской принцессы; он в первом браке имел испанскую принцессу, сестру королевы французской, дочь Филиппа IV, Маргариту, на которую отец на случай пресечения мужеской линии перенес наследство испанского престола, тогда как старшая сестра ее, выходя замуж за Людовика XIV, отреклась от этого наследства. Но Маргарита умерла, оставив Леопольду одну дочь, Марию Антонию, которая вышла замуж за курфюрста Баварского и умерла в 1692 году, оставив сына; этот-то ребенок был третьим претендентом и на основании завещания Филиппа IV имел больше всех других права на испанский престол; притом этот баварский принц удовлетворял интересам морских держав и политическому равновесию Европы. Но Людовик XIV не хотел отказываться от Испанского наследства, только для сохранения политического равновесия и удовлетворения интересам морских держав предлагал следующие уступки: Испания, переходя к Бурбонской династии, должна была иметь отдельного от Франции короля в особе одного из внуков Людовика XIV; для обеспечения Голландии Испания должна отказаться от своих Нидерландов, которые перейдут во владение курфюрста Баварского, причем Голландия удержит право иметь свои гарнизоны в бельгийских крепостях, как до сих пор имела; морские державы получат стоянки для своих судов на Средиземном море; Дюнкирхен будет возвращен Англии для обеспечения ее берегов от французской высадки.

Но война не избегалась этой сделкою: курфюрст Баварский мог удовлетвориться испанскими Нидерландами, но другой могущественнейший претендент, император Леопольд, не получал никакого удовлетворения. И вот Вильгельм III для удовлетворения и третьего претендента предлагает разделить испанскую монархию: внук Людовика XIV возьмет Испанию и Америку, курфюрст Баварский – Нидерланды, а император – итальянские владения Испании.

Западные историки, которые так много говорят против раздела Польши, обыкновенно или умалчивают о разделе Испании, или стараются показать, что это не был собственно раздел, подобный разделу Польши; выставляют, что между частями испанской монархии не было национальной связи, но вопрос о национальной связи есть вопрос нашего времени; что между Испаниею и Южными Нидерландами была крепкая связь и помимо национальной доказывает то, что они не отделились от Испании, когда отделились от нее Северные Нидерланды; бесспорно, что между Испаниею и ее владениями в Италии и Нидерландах было гораздо больше связи, чем между Западною Россиею и Польшею, между которыми существовал антагонизм вследствие различия народности и веры.

Людовику XIV не нравилось предложение Вильгельма отдать императору испанские владения в Италии, ибо непосредственное увеличение государственной области считалось гораздо выгоднее, чем посажение родственника, хотя и очень близкого, на испанский престол, следовательно, Австрия получила более выгод, чем Франция. Людовик соглашался уступить Испанию, католические Нидерланды и колонии баварскому принцу, с тем чтобы Франции были уступлены Неаполь и Сицилия, а император взял бы один Милан. Такое соглашение действительно последовало осенью 1698 года.

Когда в Испании узнали, что ее хотят разделить, то король Карл II объявил наследником всех своих владений принца Баварского, но этого наследника в феврале 1699 года уже не было в живых, и снова начались хлопоты о роковом наследстве. Людовик XIV хлопотал об округлении Франции Лотарингиею и Савойею, с тем чтоб герцоги этих земель получили вознаграждение испанскими владениями в Италии. В конце 1699 года состоялось второе соглашение: Испания и католические Нидерланды должны были перейти ко второму сыну императора Леопольда, а Франция получила все испанские владения в Италии. Впрочем, император постоянно уклонялся от вступления в эти соглашения.

Но в Мадриде по-прежнему не хотели раздела монархии. Из двух теперь кандидатов, внука Людовика XIV и сына императора Леопольда, надобно было выбрать того, который подавал более надежд, что удержит Испанию нераздельною; французский посланник Гаркур умел убедить мадридский двор, что таким кандидатом был именно внук Людовика XIV, и Карл II подписал завещание, по которому Испания переходила ко второму сыну дофина, герцогу Филиппу Анжуйскому; за ним должен был следовать брат его, герцог Беррийский, за этим – эрцгерцог Карл австрийский; если все эти принцы откажутся от наследства или умрут бездетными, то Испания переходит к савойскому дому; ни в каком случае Испания не должна быть соединена под одним государем ни с Франциею, ни с Австрией).

Расчет заставлял Людовика XIV принять это завещание: хотя непосредственно увеличение Франции известными частями испанской монархии и было для него выгоднее, однако, отказавшись от завещания Карла II, с тем чтобы привести в исполнение договор о разделе, заключенный с Вильгельмом III, Людовик должен был вступить в войну с императором, которого сын получал всю испанскую монархию нераздельно и мог надеяться на сильную поддержку испанского народа, отвергавшего оскорбительную для себя мысль о разделе; на поддержку морских держав была плохая надежда, потому что огромное большинство в Голландии и особенно в Англии расходилось с Вильгельмом III во взгляде, считая возведение на испанский престол одного из внуков Людовика XIV менее опасным для Европы, чем усиление Франции в Италии; все партии в Англии считали диким и невероятным делом, чтоб Англия помогала Франции добыть Италию.

В ноябре 1700 года в Англии узнали о завещании Карла II. Вильгельм ждал, что со стороны Франции будут соблюдены хотя приличия и начнутся переговоры по этому делу в связи с прошлогодним договором. Но Франция хранила глубокое молчание, и Вильгельм в сильном раздражении написал человеку, вполне разделявшему его взгляды, голландскому рат-пенсионарию Гейнзиусу, жалуясь на французское бесстыдство, на то, что Людовик его провел; он жаловался также на тупоумие и слепоту англичан, которые очень довольны, что Франция предпочла завещание договору о разделе. Действительно, в Англии, где более всего имели в виду торговые выгоды и более всего жалели денег на континентальную войну, раздавались по поводу договора о разделе Испании громкие жалобы на внешнюю политику короля, на те страшные потери, которые итальянская и левантская торговля должна потерпеть вследствие утверждения французского владычества в обеих Сицилиях. Уже несколько раз тори поднимали в парламенте бурю против неблагонамеренных советников короля, и договор о разделе испанской монархии составлял предмет сильных парламентских выходок.

Таким образом, известие, что испанская монархия всецело достается одному из бурбонских принцев, принято было с радостью в Англии; даже министры прямо говорили королю, что они считают это событие милостью неба, ниспосланною для избавления его, короля, из затруднений, в которые поставил его договор о разделе; договор этот так неприятен народу, что король был бы не в состоянии привести его в исполнение и он причинил бы ему много забот и горя. Многочисленные брошюры, появившиеся по этому случаю, смотрели на дело точно так же, утверждая, что от посажения Филиппа на испанский престол могущество Франции нисколько не увеличится; одни восхваляли мудрость Карла II, другие – умеренность Людовика XIV. Виги не смели ничего сказать против этого. И действительно, трудно было сказать что-нибудь, кроме того, что рано было хвалить умеренность Людовика XIV, что посажение Филиппа на испанский престол собственно не усиливало могущества Франции; но Франция и без того была могущественна, и король до сих пор не разбирал средств для увеличения своих владений, а теперь, в случае войны с ним, испанские Нидерланды будут в его распоряжении, и эти Нидерланды – ключ к независимым Нидерландам. Так смотрела на дело в Нидерландах воинственная штатгальтерская партия, в челе которой стоял личный друг Вильгельма, голландский ратпенсионарий Антон Гейнзиус; но большинство депутатов Соединенных провинций смотрело на воцарение герцога Анжуйского в Испании как на желанный исход дела. Впрочем, и друзья английского короля были не за раздельный трактат: они не могли не сознавать, что трактат этот был ошибкою со стороны Вильгельма; Гейнзиус знал, какое отвращение питают испанцы к мысли о разделении их государства, и потому хотел безраздельного перехода испанских владений только не к бурбонскому, а к габсбургскому принцу: для этого, по его мнению, надобно было поднять в Испании национальное движение в пользу Габсбурга и выставить 70 000 войска для поддержки императора, которого побуждать немедленно вступить в Италию и заключить союз с Даниею, Польшею, Венециею, Савойею и со всеми другими государствами против Франции.

Но без Англии нельзя было ничего начинать, а в Англии дело шло дурно для Вильгельма. Министры из вигов боролись с враждебным большинством в нижней палате и с товарищами своими торийского направления, которые недавно были призваны в кабинет. Таким образом, в правительстве был раздор. В стране торийское направление усиливалось. На новых парламентских выборах тори взяли верх, потому что обещали сохранение мира. Но Людовик XIV спешил оправдать политику Вильгельма III и вигов. 1 ноября 1700 года умер Карл II испанский; наследник его, Филипп Анжуйский, отправляясь в Испанию, передал деду своему, Людовику XIV, управление бельгийскими делами, французские войска немедленно перешли бельгийские границы и захватили по крепостям голландские гарнизоны, причем в свое оправдание Людовик объявил, что он поступил так для предупреждения направленного против него вооружения Штатов.

Еще прежде занятия Бельгии французские войска перешли Альпы, утвердились в Милане и Мантуе. Виги в Англии подняли головы, их летучие политические листки призывали патриотов вооружиться для охраны голландских границ, протестантских интересов, равновесия Европы. Лондонские купцы встревожились не опасностию, грозящею протестантским интересам и равновесию Европы, они встревожились слухами, что Людовик XIV намерен запретить ввоз английских и голландских товаров в испанские колонии. В таком случае война явилась для миролюбивых англичан уже меньшим злом. От ужаса на несколько времени остановились в Лондоне все торговые сделки. Тори в свою очередь должны были приутихнуть. Но у них было большинство в парламенте; весною 1701 года парламенту был передан мемориал Голландской республики, в котором говорилось, что Штаты намерены потребовать от Людовика XIV ручательства своей будущей безопасности, но не хотят начинать дела без согласия и содействия Англии; так как из этих переговоров могут возникнуть серьезные столкновения с Франциею, то Штатам желательно знать, в какой мере они могут полагаться на Англию. Парламент согласился на то, чтобы английское правительство приняло участие в голландских переговорах, не предоставив, однако, королю права заключать союзы, настаивая на сохранении мира.

Европейский союз против Людовика XIV

В том же месяце начались переговоры в Гааге. В первой конференции уполномоченные морских держав потребовали очищения Бельгии от французских войск и, наоборот, права для Голландии и Англии держать свои гарнизоны в известных бельгийских крепостях; кроме того, потребовали для англичан и голландцев таких же торговых привилегий в Испании, какими пользовались французы. Уполномоченный Людовика XIV, граф д"Аво, отверг эти требования и стал хлопотать, как бы поссорить англичан с голландцами, начал внушать голландским уполномоченным, что государь его может заключить с их республикою договор и на выгоднейших условиях, если только Англия будет отстранена от переговоров; в противном случае грозил соглашением Франции с Австриею и образованием большого католического союза, Но голландцы не дались в обман: чувствуя опасность, они стояли твердо и единодушно. Голландское правительство сообщило английскому о внушениях д"Аво, причем объявило, что оно будет крепко держаться Англии. «Но, – говорилось в грамоте Штатов, – опасность приближается. Нидерланды окружены французскими войсками и укреплениями; теперь дело идет уже не о признании прежних договоров, а об их немедленном исполнении, и потому ждем британской помощи».

В палате лордов, где первенствовали виги, на грамоту Штатов отвечали горячим адресом королю, уполномочивая его заключить оборонительный и наступательный союз не только с Голландиею, но с императором и другими государствами. В палате общин, где господствовали тори, не разделяли этого жара, не хотели войны, боясь, что при ее объявлении ненавистные виги станут опять в челе управления. Но делать было нечего: народ высказывался громко за войну, потому что опасения за торговые выгоды все более и более усиливались: приходили известия, что во Франции образовались общества для захвата испанской торговли, составилась компания для перевоза негров в Америку. Все торговое сословие Англии возопило об необходимости войны, в печати появились ругательства на депутатов, их обвиняли в забвении своих обязанностей, в измене. Тори видели, что если они еще далее будут противиться войне с Франциею, то парламент будет распущен и при новых выборах виги непременно возьмут верх. Таким образом, и нижняя палата принуждена была объявить, что готова выполнить прежние договоры, готова подать помощь союзникам и обещает королю поддерживать европейскую свободу.

Но морские державы одни не могли поддержать европейской свободы: им нужен был союз континентальных европейских держав, и преимущественно самой сильной из них, Австрии. Могли император Леопольд допустить, чтоб испанская монархия всецело перешла от Габсбургов к Бурбонам, и в то время, когда Австрия находилась в самых благоприятных обстоятельствах? Благодаря Священному союзу между Австриею, Венециею, Россиею и Польшею, Турция, потерпев сильные поражения, должна была сделать союзникам важные уступки. Австрия по Карловицкому миру приобрела Славонию, Кроацию, Трансильванию, почти всю Венгрию; но, кроме этих приобретений, Австрия приобрела еще ручательство будущих успехов – хорошее войско и первоклассного полководца, принца Евгения Савойского; наконец, торжество Австрии над Турциею, блестяще выгодный мир были чувствительным ударом для Франции, потому что Порта была ее постоянною союзницею против Австрии, и Карловицкий мир был заключен при сильном содействии морских держав вопреки старанию Франции поддержать войну. Все поэтому обещало, что Австрия, развязав себе руки на Востоке, ободренная блестящими успехами здесь, немедленно обратит свое оружие на Запад, примет самое деятельное участие в борьбе за Испанское наследство. Но это участие Австрия приняла очень медленно. Такое поведение ее зависело, во-первых, от всегдашней медленности в политике, отвращения к решительным мерам, от привычки выжидать, чтобы благоприятные обстоятельства сделали для нее все без сильного напряжения с ее стороны.

Австрийские министры, скорые в составлении планов и медленные, когда надобно было приводить их в исполнение, боялись приступиться к испанскому вопросу, заключавшему в себе действительно большие трудности. Им казалось гораздо выгоднее присоединить часть испанских владений непосредственно к Австрии, чем воевать для исключения Бурбонов из Испанского наследства и для доставления ее всецело второму сыну императора Леопольда, Карлу; за все испанские владения в Италии они соглашались уступить остальное внуку Людовика XIV, даже и католические Нидерланды, что так противоречило выгодам морских держав, а Людовик XIV также не считал для себя выгодным уступить Австрии все испанские владения в Италии.

В Вене очень хотелось приобрести что-нибудь, не дать всей испанской монархии Бурбонам, и в то же время не могли прийти ни к какому решению, выжидая, по привычке, благоприятных обстоятельств. Во-вторых, поведение Австрии зависело от характера императора Леопольда, человека недаровитого, медленного по природе, подозрительного и находившегося в сильной зависимости от духовника; медленность всего лучше выражалась в его речи, отрывочной, бессвязной; самые важные дела по неделям и месяцам лежали на столе императора без решения, а в настоящем случае на решительность императора имели еще влияние иезуиты, которым очень не нравился союз Австрии с еретиками – англичанами и голландцами; иезуиты, наоборот, хлопотали о сближении католических держав Австрии, Франции и Испании, чтоб их соединенными силами восстановить Стюартов в Англии.

При венском дворе была, впрочем, партия, требовавшая решительного действия, требовавшая войны: то была партия наследника престола, эрцгерцога Иосифа, и принца Евгения Савойского; но против нее действовали старые советники императора, боявшиеся, что с началом войны все значение перейдет от них к воинственной партии Иосифа. В таких колебаниях и выжиданиях венский двор был потревожен известиями, что Карл II умер, что новый король, Филипп V, с торжеством принят в Мадриде, что с такою же радостию признали его и в Италии, что французские войска уже вступили в эту страну и заняли Ломбардию, что конференции в Гааге могут кончиться сделкою между Франциею и морскими державами, причем Австрии не достанется ничего. В Вене задвигались. В мае 1701 года австрийский посланник в Лондоне предложил королю Вильгельму, что император будет доволен, если ему уступлены будут Неаполь, Сицилия, Милан и Южные Нидерланды. Последнее требование вполне совпадало с интересами морских держав, которым нужно было, чтоб между Франциею и Голландиею было владение сильной державы. В августе морские державы сделали венскому двору последнее предложение, которое состояло в следующем: оборонительный и наступательный союз против Франции; если Людовик XIV откажет Австрии в земельном вознаграждении и морским державам – в известных ручательствах их безопасности и выгод, то союзники употребят все усилия, чтоб овладеть для императора Миланом, Неаполем, Сицилиею, тосканскими приморскими местами и католическими Нидерландами; для себя Англия и Голландия предоставляют завоевание заатлантических испанских колоний. На этом основании в следующем месяце заключен был Европейский союз между императором, Англиею и Голландиею: Австрия выставляла 90 000 войска, Голландия – 102 000, Англия – 40 000; Голландия – 60 кораблей, Англия – 100.

В то самое время, когда в Гааге скреплялся великий союз, Людовик XIV своими распоряжениями как будто хотел ускорить войну; он нанес англичанам два чувствительных удара: первый был нанесен их материальным интересам запрещением ввоза английских товаров во Францию; другой удар был нанесен их национальному чувству провозглашением по смерти Якова II сына его королем английским под именем Якова III, тогда как незадолго перед тем парламентским актом было утверждено протестантское наследство: по смерти вдового и бездетного короля Вильгельма III на престол входила его свояченица, младшая дочь Якова II Анна, жена принца Георга Датского, после же нее престол переходил к курфюрсте Ганноверской, внучке Якова I Стюарта от его дочери Елизаветы, жены курфюрста Фридриха Пфальцского (эфемерного короля богемского).

Вследствие этих оскорблений со стороны Франции Вильгельм III получил от своих подданных множество адресов с выражением преданности; страна громко требовала немедленного объявления войны Франции и распущения невоинственного парламента. При новых выборах торийские кандидаты успели удержаться только тем, что громче своих соперников, вигов, кричали против Людовика XIV, громче требовали войны. В январе 1702 года король открыл новый парламент речью, в которой напоминал лордам и общинам, что в настоящую минуту взоры всей Европы обращены на них; мир ждет их решения; дело идет о величайших благах народных – свободе и религии; наступила драгоценная минута для поддержания английской чести и английского влияния на дела Европы.

Это была последняя речь Вильгельма Оранского. Он давно уже не пользовался хорошим здоровьем; в Англии привыкли видеть его страдающим, окруженным врачами; но привыкли видеть также, что по требованию обстоятельств он премогался и быстро приступал к делам. В описываемое время он ушибся, упав с лошади, и этот, по-видимому, легкий ушиб приблизил Вильгельма к могиле. Король говорил близким людям, что чувствует, как силы его ежедневно уменьшаются, что нельзя более на него рассчитывать, что он покидает жизнь без сожаления, хотя в настоящее время она представляет ему более утешения, чем когда-либо прежде. 19 марта Вильгельм умер. Свояченица его Анна была провозглашена королевою.

Новейшие историки прославляют Вильгельма III как человека, окончательно утвердившего свободу Англии в политическом и религиозном отношении и в то же время много потрудившегося для освобождения Европы от французской гегемонии, связавшего интересы Англии с интересами континента. Но современники в Англии вовсе не так смотрели на дело. Против воли, вынуждаемые необходимостью, они решились на революционное движение 1688 года и недовольными глазами смотрели на его следствие, когда должны были посадить на свой престол иностранца и не принадлежавшего к господствовавшей епископальной Церкви. На голландского штатгальтера смотрели подозрительно, боялись его властолюбия, боялись и того, что он вовлечет страну в континентальные войны, будет тратить английские деньги для выгод своей Голландии; отсюда – недоверие парламента к королю, противоборство его намерениям со стороны обеих партий – и тори, и вигов, скупость в даче субсидий на войну. Вильгельм, постоянно раздражаемый этим недоверием и препятствиями своим планам, не мог любезно относиться к своим подданным, да и от природы не отличался любезностью: скрытый, молчаливый, необходительный, окруженный постоянно только своими голландскими любимцами, с ними думавший и о важнейших английских делах, Вильгельм никак не мог быть популярен в Англии. Тем охотнее народное большинство увидало на престоле королеву Анну.

Новая королева не отличалась видными достоинствами: воспитание ее было пренебрежно в молодости, а в летах зрелых она ничего не делала для восполнения этого недостатка; духовная вялость высказывалась в нерешительности и неспособности к напряженному труду; как скоро вопрос выходил из ряда ежедневных явлений, то она уже приходила в смущение. Но чем более нуждалась она в чужом совете, чем менее была самостоятельна, тем более хотела казаться такою, ибо считала самостоятельность необходимою в своем царственном положении, и горе неосторожному, который бы слишком явно захотел навязать королеве свое мнение. Горячо приверженная к англиканской Церкви, Анна с одинаковым отвращением относилась и к папизму, и к протестантской ереси, почему и показалась нашему Петру Великому «истинною дщерью православной Церкви», по его собственному выражению. Недостатки Анны не могли резко выразиться до вступления ее на престол: видны были ее добрые качества, ее безупречная супружеская жизнь; но, разумеется, самое драгоценное ее качество было то, которого именно недоставало Вильгельму: она была англичанка и отличалась приверженностию к англиканской Церкви.

Что касается политических партий, то восшествие на престол Анны было встречено тори с радостными надеждами, а вигами с недоверием. Виги подозревали Анну в привязанности к отцу и брату; виги действовали враждебно против Анны при Вильгельме и были виновниками сильной ссоры между ними; виги поднимали вопрос: не следует ли престолу по смерти Вильгельма прямо перейти в ганноверскую линию? Тем ревностнее стояли за Анну тори. Так как было вкоренено убеждение, что сын Якова II, провозглашенный на континенте королем под именем Якова III, был подставной, то строгие ревнители правильного престолонаследия считали Анну законною наследницею престола тотчас по смерти Якова II, а на Вильгельма смотрели только как на временного правителя. Привязанность Анны к Англиканской Церкви делала ее идолом для всех приверженцев последней, оскорбленных тем, что король Вильгельм не принадлежал к их числу, был еретиком в их глазах. Оба университета, Оксфордский и Кембриджский, отличавшиеся всегда усердием к Англиканской Церкви, приветствовали Анну пламенными адресами; оксфордские богословы провозглашали, что теперь только, с восшествием на престол Анны, Церковь обеспечена от вторжения ереси, теперь настала для Англии новая, счастливая эпоха.

Кроме вигов и тори в Англии существовала партия якобитская, которая видела законного короля в молодом Якове III, и эта партия не относилась враждебно к Анне, потому что Яков III был еще очень молод и не мог сам немедленно явиться в Англию для возвращения себе отцовской короны, и вожди его партии сочли самым благоразумным дожидаться; расстроенное здоровье тридцатисемилетней королевы не обещало продолжительного царствования, притом знали, что Анна терпеть не может своих ганноверских родственников, и тем более могли рассчитывать на привязанность ее к брату. Но чем более было надежд у якобитов, тем более страха у приверженцев революции 1688 года; особенно они боялись влияния графа Рочестера, дяди королевы с материнской стороны, сына знаменитого лорда Кларендона: Рочестер был известный якобит, и боялись, что он поднимет наверх людей себе подобных, которые изменят и внешнюю политику, отторгнут Англию от великого союза и сблизят с Франциею.

Джон Черчилль, граф Марльборо

Но страх был напрасен: новая королева немедленно дала знать голландскому правительству, что будет неуклонно держаться внешней политики своего предшественника; то же было объявлено в Вене и другим дружественным державам. Партия, сознававшая необходимость принятия деятельного участия в войне против Франции, была, по известным нам причинам, также сильна в первые дни Анны, как и в последние дни Вильгельма; и хотя вмешательство в континентальные дела, война за тамошние интересы, трата денег на войну, не обещавшую непосредственных выгод, никогда не могли быть популярны на острове, и партия мира должна была взять верх при первом благоприятном случае и развязаться с войною, однако такого благоприятного обстоятельства теперь еще не было. Что же касается королевы, то самое сильное влияние на нее имел в описываемое время представитель партии войны, лорд Джон Черчилль, граф Марльборо.

Сильное влияние на королеву имел и сам граф Марльборо, но еще сильнейшим пользовалась жена его, которую тесная дружба связывала с Анною, когда еще обе не были замужем. У друзей были противоположные характеры, потому что графиня Марльборо (урожденная Сара Дженингс) отличалась чрезвычайною энергиею, выражавшеюся во всех ее движениях, во взгляде, в сильной и быстрой речи, была остроумна и часто зла. Неудивительно, что ленивая по уму принцесса сильно привязалась к женщине, которая избавляла ее от обязанности думать и говорить и так приятно развлекала своею подвижностию и своею речью. Анна Стюарт вышла замуж за ничтожного Георга Датского, а Сара Дженингс – за самого видного из придворных герцога Йоркского, полковника Джона Черчилля. Трудно было найти мужчину красивее Джона Черчилля. Он не получил школьного образования, должен был приобретать нужные сведения сам; но ясный ум, необыкновенная память и уменье пользоваться обхождением с замечательнейшими лицами, с которыми беспрестанно встречался по своему положению, помогли ему в деле самообразования: чрезвычайная точность и выдержли-вость во всяком деле рано выдвинули его из толпы и показали в нем будущего знаменитого деятеля; но при этом выдвижении из толпы ловкий честолюбец умел никого не толкнуть, не колол глаза своим превосходством, жил в большой дружбе с сильными земли. Но холодный, расчетливый, осторожный и ловкий со всеми другими, Черчилль совершенно терял самообладание относительно своей жены, влиянию которой подчинялся постоянно и в ущерб своей славе.

Военную деятельность свою Черчилль начал в нидерландских войнах семидесятых годов под глазами французских полководцев. Яков II возвел его в звание лорда, и в 1685 году лорд Черчилль оказал королю важную услугу укрощением восстания Монмута; но когда Яков стал действовать против Англиканской Церкви, то Черчилль, ревностный приверженец этой Церкви, отстал от него, и его переход на сторону Вильгельма Оранского обусловил скорый и бескровный исход революции. Черчилль был возведен за это в графы Марльборо, но скоро не поладил с Вильгельмом, особенно когда жена его была оскорблена королевою Мариею, и последовал разрыв между королевским двором и принцессою Анною. Недовольный Марльборо вошел в сношения с своим старым благодетелем, Яковом II, и даже сообщил подробности о предприятии англичан против Бреста. Впрочем, впоследствии он снова сблизился с Вильгельмом и был посвящен во все замыслы короля относительно внешней политики. Вильгельм поручил ему начальство над вспомогательным английским войском в Нидерландах и окончательное закрепление континентальных союзов; король видел в нем человека, соединявшего с самою холодною головою самое горячее сердце.

Легко понять, что Марльборо ничего не проиграл с смертию Вильгельма и восшествием на престол Анны, которая смотрела на него, как на самого преданного себе человека. Лорд Марльборо немедленно получил высший орден (Подвязки) и начальство над всеми английскими войсками, а жена его – место первой статс-дамы. Марльборо, собственно, не принадлежал ни к какой партии, а между тем обе партии имели основания и выгоду считать его своим: тори рассчитывали на его привязанность к Англиканской Церкви, на его связи, на гонение, которое он претерпел во время господства вигов при Вильгельме, и надеялись иметь его на своей стороне по всем вопросам внутренней политики; виги, со своей стороны, видели, что леди Марльборо находится в близкой связи со всеми главами их партии, что отъявленный виг, лорд Спенсер – зять Марльборо; наконец, виги стояли за войну, почему интерес их сливался с интересами главнокомандующего всеми английскими войсками, и виги заявили ему, что, хотя они и не надеются занимать правительственные места в настоящее царствование, тем не менее будут содействовать всему, что будет делаться для блага нации.

Первым делом Марльборо было отправиться в Голландию для скрепления союза между обеими морскими державами, необходимо ослабевшего по смерти короля и штатгальтера. Присутствие в Голландии человека самого влиятельного в английском правительстве было необходимо и потому, что Людовик XIV старался оторвать Голландию от великого союза обещаниями очистить Бельгию и сделать другие уступки, вследствие чего некоторые депутаты в Соединенных Штатах начали склоняться к миру с Франциею. Марльборо торжественно, в присутствии иностранных послов объявил, что королева свято исполнит союзный договор, вследствие чего Штаты окончательно отвергли предложение Франций. Между тем в Англии Рочестер, пользуясь отсутствием Марльборо, спешил дать окончательное торжество торийской партии и успел образовать министерство из её членов; мы видели отношение Марльборо к тори, и он спешил уверить Штаты, что перемена в английском министерстве не будет иметь никакого влияния на ход внешних дел. Но леди Марльборо приняла сильное участие в борьбе с дядею королевы, ставши за вигов. Здесь в первый раз друзья столкнулись: королева Анна заметила резкое различие между почтительным языком всех других, обращавшихся к ней по этому делу, и бесцеремонным, требовательным языком, каким по старой привычке говорила с нею леди Сара: с этих пор между друзьями началось охлаждение.

Но как бы то ни было, в обществе господствовало такое же убеждение в необходимости войны с Франциею для охранения английских интересов, как и в последнее время царствования Вильгельма, и потому перемены в министерстве не могли остановить дела. Национальный взгляд высказался в государственном совете, созванном для окончательного решения вопроса о войне; послышались голоса: «Для чего такое дорогое и тяжкое вмешательство в континентальные смуты? Пусть английский флот находится в хорошем состоянии; как первый флот в Европе пусть он охраняет берега и покровительствует торговле. Пусть континентальные государства терзают друг друга в кровавой борьбе; торговля и богатство центральной Англии тем более будут усиливаться. Так как в континентальных завоеваниях Англия не нуждается, то ей следует помогать своим союзникам только деньгами, а если уже непременно надобно воевать, то должно ограничиться морскою войною; для выполнения союзных обязательств с Голландиею надобно вступить в войну в значении только помогающей державы, но никак не самостоятельно». Все эти мнения как выражение основного национального взгляда были очень важны для будущего, ибо должны были взять верх при первом удобном случае; но теперь этого удобства для них не было при убеждении большинства в необходимости сдержать страшное могущество Франции, и война была объявлена.

Начало Войны за Испанское наследство

В начале этой войны, именно летом 1702 года, политический и военный перевес вовсе не был на стороне союзников, несмотря на громкое имя Европейского союза. Северные державы отказались от участия в войне против Франции; в восточных областях Австрийской монархии готово было вспыхнуть восстание; в Германии Бавария и Кёльн были на стороне Франции, прикрытой Бельгиею, Рейнскою линиею, нейтральной Швейцариею и располагавшей силами Испании, Португалии, Италии. Союзники должны были выставить 232 000 войска, а в действительности они могли располагать гораздо меньшим числом, так что силы Людовика XIV и его союзников превосходили на 30 000 человек. Доходы Франции (187 552 200 ливров) равнялись сумме доходов императора, Англии и Голландии; кроме того, в своих распоряжениях Людовик не был стеснен никаким парламентом, никакими провинциальными чинами, никакими отдельными национальностями; наконец, владения континентальных союзников были открыты, тогда как Франция была защищена сильными крепостями.

Действительно, два первых года войны (1702 и 1703) далеко не могли обещать Европейскому союзу благоприятного исхода, несмотря на то, что и со стороны Франции ясны были признаки дряхлости – следствие непроизводительной в материальном и нравственном отношении системы Людовика XIV. Союзник Франции, курфюрст баварский Макс Эммануил взял важный имперский город Ульм; в Италии полководец императора, принц Евгений Савойский, не мог сладить с французами, бывшими под начальством Вандома, должен был снять осаду Мантуи. Австрия вследствие недостатков внутреннего управления не могла вести войны с достаточною энергиею. «Непонятно, – писал голландский посланник, – как в таком обширном государстве, состоящем из столь многих плодоносных провинций, не могут найти средств для предотвращения государственного банкротства». Доходы колебались, потому что отдельные области давали то больше, то меньше; иногда отдельные области получали право не платить ничего год или долее. Ежегодный доход простирался до 14 миллионов гульденов: из этой суммы в казну приходило не более четырех миллионов; государственный долг простирался до 22 миллионов гульденов. Продолжительная турецкая война сильно способствовала финансовому расстройству. Чрезвычайных податей правительство налагать не решалось из страха довести до отчаяния крестьян, и без того находившихся в жалком положении, и потому предпочитало занимать деньги с уплатою от 20 до 100 процентов. Но такое финансовое расстройство не удерживало императора Леопольда от больших издержек, когда дело шло о придворных удовольствиях или когда затрагивали его религиозное чувство.

Казну съедало огромное количество чиновников, получавших жалованье, а войскам во время походов жалованье доставлялось или очень поздно, или вовсе не доставлялось, так что полководцы по окончании кампании, а иногда и среди похода были принуждены оставлять армии и ехать в Вену, чтоб ускорить высылку денег. Между полководцами и чиновниками придворного военного совета (гофкригсрата) господствовала постоянная ненависть; особенно все генералы смотрели на президента гофкригсрата, как на своего смертельного врага; старший сын императора, римский король Иосиф, указывал на управляющих военными и финансовыми делами в Вене, как на виновников всякого зла. Императорский генералиссимус узнавал о политических переговорах и военных событиях только из венской газеты. Производство в войске шло вовсе не по способностям, и послы иностранные при венском дворе более всего поражались циническою откровенностию, с какою каждый офицер отзывался о неспособности и бессовестности своих товарищей и генералов.

При венском дворе существовала и реформационная партия: она состояла из принца Евгения, принца Сальма, графов Кауница и Братислава, во главе ее был римский король Иосиф; но все ее стремления разбивались о неодолимое недоверие императора к новым людям и к новым мыслям. Голландский посланник отзывался, что скорее можно море выпить, чем действовать с успехом против толпы иезуитов, женщин и министров Леопольда. К этому расстройству правительственной машины в Австрии присоединялись еще беспокойства в Венгрии и Трансильвании, где поднялись крестьяне, обремененные налогами, и эти восстания могли усиливаться, ибо восточная часть государства вследствие войны на западе была обнажена от войска. Сначала венгерские волнения не имели политического характера, но дело переменилось, когда восставшие вошли в сношение с Францом Ракочи, жившим в Польше в изгнании. Люди благоразумные требовали, чтобы венгерские волнения были прекращены как можно скорее или милостию, или строгостию; но император предпочел полумеры – и огонь разгорелся, а вместе с тем затруднительное положение Австрии в европейской войне достигло высшей степени: армия не получала рекрут, солдаты были голодны и холодны. Это положение должно было повести к переменам в Вене: президенты военного и финансового советов лишились своих мест, финансы были вверены графу Штарембергу, военное управление поручено принцу Евгению.

Таким образом, в первое время войны Австрия по состоянию своего управления не могла энергически содействовать успехам союзников. Морские державы, Англия и Голландия, также не могли вести войну успешно в испанских Нидерландах. Здесь две кампании 1702 и 1703 годов кончились неудовлетворительно. Марльборо, начальствовавший союзными войсками, был в отчаянии и справедливо складывал вину неуспеха на республику Соединенных Штатов, которая мешала ему купеческою бережливостию относительно людей и денег; кроме того, партии, боровшиеся в соединенных провинциях, оранская и республиканская, раздирали и войско, генералы ссорились и отказывали друг другу в повиновении. Полководец стеснялся так называемыми «походными депутатами», которые находились при нем с контрольным значением: они заведовали продовольствием войска, назначали комендантов в завоеванные места, имели голос в военных советах с правом останавливать их решения, причем депутаты эти были вовсе не военные люди. Наконец, в Голландии высказывалось недоверие к иностранному полководцу; в печати появлялись памфлеты против Марльборо и его смелых планов. А между тем в Англии вследствие неудовлетворительности двух кампаний поднимали голову люди, бывшие против континентальной войны.

Портрет Филиппа V испанского, 1701

Больших успехов для Англии и Голландии можно было ожидать от морских предприятий против Испании. Мы видели причины, почему Испания к концу XVII века заснула мертвым сном. События, последовавшие в начале XVIII века, должны были разбудить ее: действительно, народ взволновался, прослышав, что ненавистные еретики, англичане и голландцы, задумали разделить испанские владения, и поэтому вступление на престол Филиппа V с ручательством нераздельности находило сильное сочувствие в Испании. К несчастию, новый король не был способен воспользоваться этим сочувствием. Испанская инфанта, на которой Мазарини женил Людовика XIV, как будто принесла Бурбонской династии печальное приданое: потомство, происшедшее от этого брака, обнаруживало черты той дряхлости, которою отличались последние Габсбурги в Испании. Таким-то дряхлым юношею явился на испанском престоле и Филипп V, для которого корона была тяжестию и всякое серьезное занятие – наказанием; умные, красноречивые наставления и письма деда он принимал с равнодушною покорностию, возлагая на других обязанность отвечать на них и вести всю переписку, даже самую секретную. Точно так же поступал Филипп и во всех других делах.

Было ясно, что король с таким характером нуждался в первом министре, и Филипп V нашел себе первого министра в шестидесятипятилетней старухе, которая в противоположность молодому королю отличалась юношескою живостию и мужскою силою воли: то была Мария Анна, по второму браку итальянская герцогиня Брачьяно-Орсини, дочь французского герцога Нуармутье. В Италии она сохранила связь с своим прежним отечеством и была в Риме агентом Людовика XIV, сильно хлопотала при переходе Испанского наследства в Бурбонскую династию при заключении брака между Филиппом V и дочерью герцога Савойского, и, когда невеста отправилась в Испанию, отправилась вместе с нею и принцесса Орсини как будущая обер-гофмейстерина. Много людей хотело овладеть волею молодого короля и королевы; но Орсини одолела всех соперников и привела Филиппа V и жену его в полную от себя зависимость. Из партии при мадридском дворе Орсини выбрала самую полезную для страны – партию национал-реформационную – и стала во главе ее.

Людовик XIV хотел посредством Орсини управлять Испанией как вассальным королевством; но Орсини не хотела быть орудием в руках французского короля, и пусть руководилась она при этом побуждениями собственного властолюбия, только ее поведение, стремления, чтобы в поступках испанского короля не было заметно влияния государя иностранного, совпадали с благом и достоинством страны и содействовали утверждению Бурбонской династии на испанском престоле. Но понятно, что при таком стремлении сделать себя и вообще правительство популярным Орсини должна была необходимо столкнуться с французскими послами, которые хотели господствовать в Мадриде.

При таких-то условиях Испания должна была участвовать в войне, которую Западная Европа вела из-за нее. В 1702 году намерение англичан овладеть Кадиксом не удалось, но они успели захватить испанский флот, шедший из американских колоний с драгоценными металлами. Опаснейшей борьбы должна была ожидать Испания от того, что Португалия приступила к Европейскому союзу, и в Вене решились отправить на Пиренейский полуостров эрцгерцога Карла, второго сына императора Леопольда, как претендента на испанский престол; надеялись, что в Испании много приверженцев Габсбургской династии, много недовольных, желающих перемены вообще, и что при этих условиях Филипп V легко может быть сменен Карлом III. Этот Карл был любимый сын императора Леопольда, потому что был похож на отца, тогда как старший, Иосиф, по несходству характера и стремлений стоял в отдалении от отца и даже в оппозиции. Благонамеренный, добросовестный, но вялый, неразвитый, осьмнадцатилетний Карл должен был отправиться в отдаленное предприятие – на завоевание испанского престола, окруженного партиями, среди которых мог пробиваться только какой-нибудь поседевший в интригах кардинал или придворная дама. После долгих сборов и препятствий только в марте 1704 года англо-голландский флот привез в устье Тахо «католического короля не Божиею, а еретическою милостию», как говорилось в якобинских памфлетах в Англии.

При выходе на берег Карл получает весть, что невеста его, принцесса португальская, умерла от оспы, и отец ее, Дон Педро, впал в глубокую меланхолию. В Португалии не было ничего готово к войне, войско не получало жалованья, не умело владеть оружием, не хотело сражаться; все сколько-нибудь годные лошади были вывезены в последнее время или в Испанию, или во Францию; народ не хотел войны и с ненавистью смотрел на еретические иноземные полки. Как бы то ни было, Португалия была крепко завязана в союз торговым договором с Англиею, по которому португальские вина должны были сбываться в Британии, где с них брали пошлины третью менее против французских вин, за что Португалия обязалась не пропускать к себе никаких шерстяных товаров, кроме английских.

Кроме Португалии союз приобрел еще члена – герцога савойско-пьемонтского. Держа в своих руках ключи к Италии и Франции и находясь между владениями двух могущественных династий, Бурбонской и Габсбургской, герцоги савойско-пьемонтские издавна должны были напрягать все свое внимание, чтоб сохранить независимость в борьбе сильнейших соседей и усиливаться при каждом удобном случае, пользуясь этою борьбою; поэтому они отличались бережливостью, ибо должны были держать всегда значительное войско, отличались также самою бесцеремонною политикою: находясь в союзе с одною из воюющих сторон, они всегда вели тайные переговоры с тою, против которой должны были воевать. Во время полного могущества Людовика XIV Пьемонту приходилось плохо: он был почти вассальною землею Франции. Но когда властолюбие Людовика стало вызывать коалиции, когда Вильгельм Оранский сделался королем английским и начала двигаться тяжелая на подъем Австрия, положение Пьемонта облегчилось: Людовик XIV начал заискивать в его герцоге Викторе Амедее II и, чтобы привязать последнего к себе, женил двоих своих внуков на двух его дочерях. Виктор Амедей как тесть Филиппа V испанского, естественно, должен был находиться в союзе с ним и с его дедом; мало того, при открывшейся войне за Испанское наследство Людовик XIV передал свату главное начальство над соединенными франко-испано-пьемонтскими войсками. Но это был один только пустой титул: французские полководцы, зная пьемонтскую политику, смотрели на распоряжения Виктора Амедея с крайнею подозрительностью и вовсе не считали себя обязанными повиноваться ему; также относился к нему и французский посланник в Турине. Высокомерное обращение зятя, короля испанского, приличном свидании с ним должно было еще более увеличить раздражение Виктора Амедея. Жалобы герцога Людовику оставались без последствий на деле: король отовсюду слышал вопли о вероломстве своего свата, о необходимости без церемоний отделаться от неверного союзника.

Уже в мае 1702 года голландский посланник извещал из Вены, что императорские министры завязали сношения с герцогом Савойским и в то же время Виктор Амедей сделал запрос в Лондоне, будет ли английское правительство помогать ему в получении Милана. Целый год тянулись переговоры: Виктор Амедей все торговался, все выторговывал себе побольше землицы и приводила отчаяние союзников, которые призывали мщение неба и презрение человечества на бесстыдного, подозрительного и жадного савояра, и Виктор Амедей все припрашивал землицы, как вдруг, наконец, в сентябре 1703 года он был потревожен в своей торговле вестию, что французы удостоверились в его измене. Вандом захватил многих пьемонтских генералов, обезоружил некоторые кавалерийские полки и потребовал сдачи двух крепостей как ручательство за верность герцога. Тогда Виктор Амедей прямо объявил себя против Франции и перешел к Великому союзу, взявши, что дали, т. е. Миланскую и Мантуанскую области, с видами на большие вознаграждения в случае успешного окончания войны.

Битва при Бленгейме

Решительный успех на стороне союза обнаружился в 1704 году, когда Марльборо решился соединиться с принцем Евгением в Баварии. Следствием этого соединения была 13 августа блистательная победа союзников над франко-баварским войском, бывшим под начальством курфюрста Баварского и французских генералов Тальяра и Марсэна: победа эта носит двойное название: по деревне Бленгейм или Блиндгейм, где победили англичане, и по местечку Гохштедт, где победили немцы; союзники заплатили за победу 4500 убитыми и 7500 ранеными. Французы и баварцы из 60 000 войска едва спасли 20 000, маршал Тальяр и до 11 000 войска были взяты в плен. Здесь резко обнаружился характер французов: задорные в наступлении, они невыдержливы, скоро теряют дух при неудаче и позволяют брать себя в плен целыми полками. Вследствие этого блиндгеймское поражение имело страшные последствия для французов: несмотря на тяжкие потери, они могли бы еще подержаться в Баварии, и курфюрст Макс предлагал это; но французы с своим генералом Марсэном совершенно потеряли дух; бегство казалось им единственным средством спасения, и беглецы остановились только на левом берегу Рейна; таким образом, вследствие одного поражения французы очистили Германию, одно поражение сокрушило славу французского войска, которое привыкли считать непобедимым; особенно сильное впечатление произвела эта сдача в плен большими толпами на поле сражения, и, насколько упали духом французы, настолько поднялись их враги.

Победители хотели воздвигнуть памятник в честь блиндгеймской победы и написать на нем: «Да познает наконец Людовик XIV, что никто прежде смерти не должен называться счастливым или великим». Но Людовик по крайней мере перенес свое несчастие с достоинством; во всей переписке своей, самой секретной, он умел сохранить ясность и твердость духа, нигде не унизился до бесполезных жалоб, имея в виду одно – как бы поскорее поправить дела. Он выражал только сожаление о маршале Тальяре, сочувствие его горю и потере сына, павшего в гибельной битве; еще более король выказывал сожаление о своем несчастном союзнике, курфюрсте Баварском, он писал Марсэну: «Настоящее положение курфюрста Баварского озабочивает меня более, чем моя собственная участь; если бы он мог заключить договор с императором, обеспечивавший его семейство от плена и страну от опустошения, то это нисколько бы меня не огорчило; уверьте его, что мои чувства к нему от этого не изменятся и я никогда не заключу мира, не озаботившись возвращением ему всех его владений». Курфюрст Макс платил Людовику тою же монетою: когда Марльборо уговорил принца Евгения предложить ему возвращение всех его владений и ежегодно значительную сумму денег, если он обратит свое оружие против Франции, то курфюрст не согласился.

Кампания, заключавшаяся такою блестящею победою, дорого стоила Марльборо: здоровье его сильно пострадало от страшного напряжения. «Я уверен, – писал он друзьям, – что при нашем свидании вы найдете меня постаревшим десятью годами». Весть о блиндгеймской победе была принята с восторгом в Англии и во дворце, и в толпах народных; посреди этого восторга слышались и отзывы враждебной партии. Перед победою люди, бывшие против континентальной войны, громко порицали движение Марльборо в Германию, кричали, что Марльборо превысил свою власть, бросил без защиты Голландию и подвергает английское войско опасности в отдаленном и опасном предприятии. Победа не заставила умолкнуть порицателей: «Мы победили – бесспорно, но победа эта кровавая и бесполезная: она истощит Англию, а Франции не причинит вреда; у французов много взято и побито народу, но для французского короля это все равно, что взять ведро воды из реки». Марльборо отвечал на это последнее сравнение: «Если эти господа позволят нам взять еще одно или два такие ведра воды, то река потечет покойно и не будет грозить соседям наводнением».

Особенно была враждебна Марльборо та часть партии тори, которая носила название якобитов, т. е. приверженцев претендента, Якова III Стюарта. Понятно, что эти якобиты должны были смотреть неблагоприятно на победу, унижавшую Францию, ибо только с помощию Франции они могли надеяться на возвращение своего короля, Якова III. Досадуя на славу блиндгеймского победителя, тори старались противопоставить ему адмирала Рука, которого подвиги в Испании были более чем сомнительны; одно можно было выставить в его пользу – это содействие ко взятию Гибралтара. Взятие было облегчено тем, что испанский гарнизон состоял менее чем из 100 человек. Англичане взяли Гибралтар не у Филиппа V в пользу Карла III: они взяли его для себя и удержали навсегда за собою этот ключ к Средиземному морю.

Отношения к английским партиям могли только заставлять Марльборо усерднее трудиться в пользу продолжения, и успешного продолжения войны. Самым слабым местом союза была Италия, где Виктор Амедей не мог сопротивляться лучшему французскому генералу, герцогу Вандому, где Турин готов был сдаться. Отделить в Италию часть войска, бывшего под начальством Марльборо и принца Евгения, было нельзя без вреда военным действиям в Германии; нового войска от императора нельзя было требовать, потому что австрийские войска были заняты против венгерских мятежников. Марльборо смотрел всюду, где бы достать войска, и остановился на Бранденбурге, которого курфюрст Фридрих принял титул короля прусского. Марльборо сам отправился в Берлин: здесь были очень польщены учтивостями знаменитого блиндгеймского победителя и дали ему 8000 войска за английские деньги.

Камизары

В Венгрии дела шли удачно для императора: мятежники, грозившие сначала Вене, потерпели сильное поражение, но Ракоци все еще держался. Марльборо очень хотелось прекратить эту вредную для союза войну, и он настаивал, чтоб император дал своим венгерским подданным полную религиозную свободу; но император под влиянием иезуитов никак не хотел на это согласиться; иезуиты видели, что они были вправе бояться союза с еретиками. Но и Людовик XIV, раздувавший венгерское восстание, видел подобное же явление в собственных владениях, где в Севенских горах восстало протестантское народонаселение. Вследствие гонений религиозный энтузиазм достиг здесь высшей степени: явились пророки, дети пророчествовали; правительство усилило гонения, но гонимые воспользовались войною, выходом гарнизонов из городов Лангедока и восстали, начали партизанскую войну; вождями отрядов были пророки (voyants); важнейшее место получал тот, кто отличался большею степенью вдохновения; одним из главных вождей был семнадцатилетний мальчик Кавалье, самым главным вождем был молодой человек 27 лет Ролан, соединявший с диким мужеством что-то романическое, поражавшее воображение. У Ролана скоро набралось 3000 человек войска, которые сами себя называли детьми Божиими, а католики называли их камизарами (рубашечниками) по белым рубашкам, которые они надевали ночью, чтобы узнавать друг друга. (Так обыкновенно объясняют, но известно, что сектанты, отличающиеся подобным настроением духа, любят употреблять белые рубашки в своих собраниях.) Пещеры в горах служили им крепостями и арсеналами; они разрушили все церкви и священнические дома в Севенских горах, перебили или прогнали священников, овладели замками и городами, истребили высланные против них отряды войска, собрали подати и десятины.

Лангедокские чины собрались и положили созвать милицию. Когда в Париже узнали об этих событиях, то Шамильяр и Ментенон сговорились сначала скрыть их от короля; но долго скрывать было нельзя, когда восстание распространилось, когда генерал-губернатор Лангедока, граф Брольи, был разбит камизарами. Король послал против мятежников маршала Монревеля с 10 000 войска; Монревель разбил Ролана и хотел сначала потушить мятеж кроткими средствами; но когда камизары перестреляли тех из своих, которые приняли амнистию, то Монревель начал свирепствовать. Католические крестьяне также вооружились против камизаров под начальством какого-то пустынника. Эта святая милиция, как выражался папа, начала так разбойничать против своих и чужих, что Монревель должен был усмирять ее; камизары не стихали; между ними творились чудеса: один пророк для поддержания веры своих взошел на пылающий костер и сошел с него невредим. Но 1704 год был несчастен для камизаров: Кавалье принужден был войти в соглашение с правительством и оставил Францию; Ролан был разбит и убит; после Блиндгеймской битвы обширный заговор камизаров не удался; оставшиеся вожди их были сожжены, перевешаны, и восстание затихло, тем более, что правительство, занятое страшною войною внешнею, смотрело сквозь пальцы на протестантские религиозные сборища.

Война за Испанское наследство в 1705–1709

Война с камизарами прекратилась очень кстати в 1704 году, потому что к следующему году Людовику XIV нужно было подумать о войне оборонительной! Первые дни 1705 года в Лондоне происходило торжество по случаю приезда Марльборо с трофеями и знатными пленниками. Палата общин представила королеве адрес с просьбою увековечить славу великих заслуг, оказанных герцогом Марльборо. Герцог получил королевское имение Вудсток, где построили замок и назвали его Бленгейм. Император дал Марльборо титул князя и также имение в Швабии. Один только Оксфордский университет, принадлежавший к партии тори, оскорбил Марльборо, поставивши его в своих торжественных речах и стихах совершенно наравне с адмиралом Руком.

Марльборо еще в 1704 году уговорился с принцем Евгением насчет кампании 1705 года, уговорился напасть на Францию со стороны Мозеля, где она была менее укреплена; раннею весною обе армии должны были начать действия осадою Саарлуи, причем должны были войти в сношение с герцогом Лотарингским, только поневоле бывшим за Францию. Людовик XIV также не терял времени, готовился и весною 1705 года мог писать: «У неприятеля нет столько пехоты, сколько у меня во Фландрской, Мозельской и Рейнской армиях, хотя в коннице он почти равен со мною». Но главное преимущество Людовика XIV состояло в том, что он мог распоряжаться своими относительно многочисленными войсками как хотел, тогда как Марльборо весною 1705 года тратил время в Гааге, уговаривая нидерландское правительство согласиться на его план. Когда он наконец вынудил это согласие и явился с войском на Мозеле, то нашел перед собою большое, достаточно снабженное всем нужным французское войско под предводительством хорошего генерала-маршала Виллара, тогда как у него самого не было знаменитого товарища Блиндгеймской битвы: император перевел принца Евгения в Италию для поправления тамошних дел, и вместо Евгения Марльборо должен был иметь дело с маркграфом Людовиком Баденским, который не двигался с места, отговариваясь то болезнию, то недостаточным снабжением своих войск.

Весть о смерти императора Леопольда (5 мая н. с.) подала английскому полководцу надежду, что при энергическом преемнике его, Иосифе I, дела пойдут живее. Как мы видели, Иосиф обещал быть энергическим государем, когда был наследником, когда был главою воинственной партии, главою оппозиции отцовскому министерству, отцовской системе. И действительно, сначала в Вене было что-то похожее на энергическое действие; но скоро потом все пошло по-старому, вследствие чего ни Марльборо на Мозеле, ни Евгений в Италии не могли ничего сделать в продолжение всего 1705 года; только в Испании союзники были счастливее: Барселона сдалась эрцгерцогу Карлу; в Каталонии, Валенции, Аррагонии его признали королем. В 1706 году дела шли также успешно в Испании для союзников: Филипп V должен был оставить Мадрид. С другой стороны, дела пошли неудачно для французов на севере со стороны Нидерландов: здесь в мае месяце Марльборо поразил курфюрста Баварского и маршала Вильруа при Ромильи, недалеко от Лювэна, вследствие чего французы были вытеснены из Бельгии; наконец, они были вытеснены из Италии; и хотя в конце года дела в Испании приняли благоприятный оборот для Франции, благодаря народному восстанию в пользу Филиппа V из ненависти к еретикам, поддерживавшим Карла III, однако этот успех не мог вознаградить за потери в Италии и Бельгии, и Людовик XIV начал думать, как бы покончить несчастную войну на счет народа, который так усердно защищал престол его внука: он предложил раздел испанских владений, Испанию и Америку уступал Карлу III, Бельгию – Голландии, удерживая для Филиппа V только итальянские владения. Но союзники отвергли предложение.

Кампания 1707 года началась блистательною победою франко-испанских войск над союзными (английскими, голландскими и португальскими), одержанною при Алманце герцогом Бервиком (побочным сыном Якова II Стюарта). Со стороны Германии французы также предприняли успешное наступательное движение и проникли до Дуная; но зато австрийские войска овладели Неаполем, а с другой стороны проникли в Прованс, хотя скоро и должны были оставить его. Франция держалась после Гохштедта и Ромильи, держалась благодаря сильному правительству, но это правительство истощало последние средства страны. С 1700 года число чиновников почти удвоилось вследствие усиленного созидания новых должностей на продажу; перелили монету, подняли ее цену, но этим доставляли только выгоду иностранцам; выпуск неоплачиваемых ассигнаций подрывал кредит, а между тем расходы, простиравшиеся в 1701 году до 146 миллионов, в 1707-м достигли 258. Начали брать пошлины с крещения, браков, похорон: бедные начали сами крестить детей без священника, начали венчаться тайком, а между тем в замках знатного дворянина делали фальшивую монету и при дворе жилось по-прежнему роскошно.

Знаменитый Вобан издал в 1707 году книгу, в которой предложил план необходимых финансовых преобразований. Книга была найдена возмутительною, пятидесятилетняя служба человека, которого имя было известно каждому образованному человеку в Европе, была забыта, и книгу Вобана прибили к позорному столбу; через шесть недель после этой книжной экзекуции автор умер 74 лет от роду. Но главный контролер Шамильяр, не видя никакой возможности вести дело при громадных военных издержках, отказался от своей должности. В беде вызвали на его место племянника Кольбера Демаре, бывшего двадцать лет в немилости. Поручая Демаре новую должность, король сказал ему: «Я буду вам благодарен, если вы можете найти какое-нибудь средство, и не буду удивлен, если дела будут идти день ото дня все хуже и хуже». Демаре отчаянными средствами добыл денег на продолжение войны, он удвоил пошлины с провоза товаров сухим путем и по рекам, что нанесло решительный удар торговле.

Деньги, добытые таким образом, потрачены были на несчастную кампанию: на севере Марльборо опять соединился с Евгением, и между обоими полководцами по-прежнему господствовало полное согласие, тогда как между французскими полководцами, выставленными против них, – внуком короля, герцогом Бургундским, и герцогом Вандомом – господствовало полное несогласие. Следствием было то, что французы потерпели поражение на Шельде при Уденарде и потеряли главный город французской Фландрии, Лилль, укрепленный Вобаном, К этому присоединилось бедствие физическое: в начале 1709 года наступили страшные холода по всей Европе, не исключая и Южной; море замерзло у берегов Франции, почти все плодовые деревья погибли, самые крепкие древесные стволы и камни трескались; суды, театры, конторы запирались, остановились дела и удовольствия; бедняки целыми семьями замерзали в своих избах. Холода прекратились в марте месяце; но знали, что семена вымерзли, жатвы не будет и цены на хлеб поднялись. В деревнях мерли с голода спокойно; в городах бунтовали и на рынках вывешивали бранные выходки против правительства. Смертность удвоилась против обыкновенных лет, потеря скота не вознаградилась и в пятьдесят лет.

В марте 1709 года Людовик XIV возобновил мирное предложение: он соглашался, чтобы Филипп V получил только Неаполь и Сицилию. Но союзники требовали всей испанской монархии для Карла III, не соглашались возвратить Лилль и относительно Германии требовали возвращения к Вестфальскому миру. Людовик XIV созвал свой совет, но советники на вопрос о средствах спасения отвечали слезами; Людовик согласился на требования союзников, просил одного Неаполя для внука, и с этими предложениями тайком отправился в Голландию сам министр иностранных дел Торси. Он кланялся Гейнзиусу, принцу Евгению, Марльборо, предлагал последнему четыре миллиона – и все понапрасну: союзники потребовали, чтоб внук Людовика XIV оставил Испанию в два месяца, а если не исполнит этого до истечения означенного срока, то французский король и союзники сообща примут меры для исполнения своего договора; французские торговые суда не должны показываться в испанских заморских владениях и т. п. Людовик отверг эти условия и разослал губернаторам циркуляр, в котором говорилось: «Я уверен, что мой народ сам воспротивится миру на условиях, равно противных справедливости и чести имени французского». Здесь Людовик в первый раз обратился к народу и встретил в этом разоренном и голодном народе самое живое сочувствие, дававшее возможность поддержать честь французского имени.

Особенно оскорбительны были своею бессмысленностию требования союзников, чтоб он, Людовик, приносивший такие жертвы для мира, должен был продолжать войну для изгнания своего внука из Испании, и война была необходима, потому что Филипп чувствовал себя крепким в Испании благодаря расположению народного большинства и, конечно, под диктовку энергической жены и энергической гувернантки писал деду: « Бог возложил на меня испанскую корону, и я буду сохранять ее, пока одна капля крови останется в моих жилах». Поэтому Людовик имел право говорить: «Лучше же мне вести войну с своими неприятелями, чем с своими детьми».

Но для спасения Франции нужно было продолжить ее разорение. В армии было достаточно людей, потому что крестьянин и горожанин, спасаясь от голода, шли в солдаты, но зато кроме людей ничего уже больше не было в армии – ни хлеба, ни оружия. Французский солдат продавал ружье, чтоб не умереть с голоду; а у союзников всего было в изобилии; таким образом, голодные должны были воевать против сытых, сытые наступали, голодные защищались, и защищались хорошо, потому что Марльборо и Евгений купили победу при Мальплакэ потерею более чем 20 000 народа. Но все же союзники победили, и Людовик решился опять просить мира, соглашался на все, лишь бы только не заставляли его еще воевать, и воевать со внуком. В ответ союзники потребовали, чтоб Людовик взялся один выгнать внука из Испании.

Борьба английских тори за мир

Война продолжалась. В 1710 году Марльборо и Евгений опять сделали несколько приобретений во французской Фландрии. Людовик XIV потребовал десятую часть дохода со всех принадлежащих к податным и неподатным сословиям; но вследствие истощения страны и недобросовестности в платеже казна получила не более 24 миллионов. Средства к кампании 1711 года были приготовлены; но год начался мирными переговорами, и предложение о мире шло на этот раз не из Франции. В январе аббат Готье, тайный корреспондент французского министерства иностранных дел в Лондоне, явился в Версаль к Торси с словами: «Хотите мира? Я привез вам средство заключить его независимо от голландцев». «Спрашивать французского министра, хочет ли он мира, это все равно, что спрашивать у больного долгою и опасною болезнью, хочет ли он вылечиться», – отвечал Торси. Готье имел поручение от английского министерства предложить французскому правительству, чтоб оно начало переговоры. Англия заставит Голландию окончить их.

Мы видели, что национальная политика Англии состояла в невмешательстве в дела континента, если только не затрагивались торговые интересы Англии. Эти торговые интересы были затронуты перед начатием войны за Испанское наследство, когда соединение Испании с Франциею грозило отнять у Англии возможность торговать в обширных и богатых владениях испанских. Тут мирная партия, т. е. партия, державшаяся национальной политики, должна была умолкнуть, и войну начали. Но эта партия, смолкнувшая на время, поднялась при первом удобном случае и была уверена, что встретит сильное сочувствие в народе, как скоро опасения его относительно своих интересов рассеются, ибо народу были противны трата денег на войну, ведущуюся за чужие интересы, увеличение войска и усиление его значения, усиление значения победоносного полководца, который возбуждал неприятное воспоминание о Кромвелях и Монках. Война затянулась надолго, потратили на нее множество денег, цель была достигнута: страшная до сих пор Франция доведена до последней крайности, доведена до такого изнеможения, после которого долго не будет в состоянии оправиться и снова начать грозить английским торговым интересам; средств у старого честолюбивого короля, не дававшего покоя Европе, нет более, и дни его изочтены; родственная связь испанских королей с французскими не опасна по смерти Людовика XIV, и не стоит тратить столько денег и людей для того, чтоб навязать испанцам Карла III вместо Филиппа V, лишь бы Гибралтар и торговые выгоды в Америке остались за Англиею; еще страннее вести войну за выгоды Голландии, этой опасной соперницы в торговом и промышленном отношениях, тратить английскую кровь и английские деньги для того, чтоб обеспечить голландскую границу со стороны Франции. Таким образом, успехи союзных войск и явное истощение Франции усилили в Англии партию мира, партию тори. Эта партия усиливалась, потому что ее стремления и взгляды совпадали с национальными стремлениями и взглядами; некоторые люди, понявшие, в чем дело, могли выдвинуться, проводя национальные стремления и взгляды, и могли заключить мир.

Эти люди, соединившие свои имена с окончанием войны за Испанское наследство, были Гарлей и Сент-Джон. Роберт Гарлей в 1701 году является оратором или президентом палаты общин, а в 1704 году, благодаря дружбе с Марльборо, становится министром иностранных дел. Новый министр принадлежал к умеренным тори и отличался искусством лавировать между партиями и влиятельными лицами. Марльборо и его друг, министр финансов (лорд-казначей) Годольфин, сами не привязанные крепкими убеждениями ни к какой партии, думали, что Гарлей будет их покорным слугою; но Гарлей, не привязанный ни к кому и ни к чему нравственно, преследовал свои цели, и требовательность Марльборо и Годольфина, в которой Гарлей видел посягновение на свою независимость, только раздражала его и заставляла сильнее желать избавления от деспотизма друзей-покровителей. Королева начала заметно охладевать к герцогине Марльборо, и у ней оказалась другая фаворитка, Абигайль Гилль, или, по мужу, Мешем, родственница герцогини Марльборо, которая и пристроила ее ко двору. Гарлей сблизился с Мешем, что, разумеется, сильно раздражало Марльборо и Годольфина, заставило их высказывать свою ревнивость и требовательность, заставило их подозревать Гарлея во влиянии на такие неприятные для них решения королевы, в которых он и не участвовал. Гарлей клялся, что он останется верен своему постоянному принципу – соединения умеренных тори с умеренными вигами так, чтобы ни одна партия не преобладала решительно; королева держалась того же самого принципа и потому любила Гарлея, любила его и за то, что он являлся ревностным приверженцем Англиканской Церкви. И Марльборо с Годольфином были вовсе не против принципа, выставляемого Гарлеем, если бы Гарлей был во всем их покорным орудием. Но, подозревая его в измене, они соединились с вигами для его низвержения; Гарлей должен был оставить министерство и, естественно, переходил на сторону тори.

Вместе с Гарлеем должен был выйти в отставку Генри Сент-Джон, управлявший военным министерством. Подобно Гарлею, Сент-Джон считал партию только средством играть важную роль в управлении страны. Аристократ по происхождению, он отличался красотою, блестящими способностями и самою разгульною жизнью; у него была необыкновенная память, изумительная быстрота соображения и столь же изумительная легкость в устном и письменном изложении мысли; эти способности делали для него возможным при занятии важной должности, при серьезных работах отдавать много времени женщинам, игре, вину и беседам со всеми литературными знаменитостями времени. В самом начале века двадцати с чем-нибудь лет Сент-Джон явился членом палаты общин, и так как большинство талантов было на стороне вигов, то он стал на стороне тори и сейчас же обратил на себя внимание как первоклассный оратор. Чтоб выставить свой талант во всем блеске, он затрагивал нарочно самые трудные вопросы, которых избегали другие ораторы. Сент-Джон гремел против континентальной войны, против бесполезных издержек на нее. Но Марльборо понял, что эти громы исходят не из горячих убеждений, и предложил громовержцу управление военным департаментом. Сент-Джон, получивши такое важное и трудное, особенно тогда, место, не изменил своего образа жизни, но удивил всех умеренностию своих речей; он явился самым ревностным приверженцем Годольфина и страстным поклонником Марльборо. Но потом вместе с Гарлеем он перешел на сторону леди Мешем и тогда должен был оставить свое место, которое перешло к знаменитому впоследствии Роберту Вальполю.

Торжество вигов не могло быть продолжительно. Королева против воли рассталась с Гарлеем, была оскорблена уступкою, которую должна была сделать вигам, Годольфину и Марльборо; к этим личным отношениям присоединялся еще интерес высший: раздавались вопли, и преимущественно из Оксфордского университета, об опасности, которою грозили виги Англиканской Церкви, а к этим воплям Анна по своим убеждениям была очень чутка. Самыми сильными выходками против принципов революции, которых держались виги, отличался проповедник Сечьверель, отрицавший законность сопротивления какой бы то ни было тирании. Он вооружился против диссидентов, против терпимости относительно кальвинизма, терпимости, которая грозит страшною опасностию Английской Церкви, не удерживался и от намеков на лица, особенно на Годольфина. Виги забили тревогу, и Сечьверель был предан суду по определению палаты общин; тори сочли своею обязанностию заступиться за проповедника; палата лордов незначительным большинством признала его виновным; но когда дело дошло до определения наказания, то положено было только запретить ему проповедовать три года и публично сжечь две последние его проповеди. Такое легкое наказание было поражением для вигов, затеявших дело, и торжеством для тори, и это торжество увеличивалось сочувствием, которое высказывалось к Сечьверелю: женщины толпами стекались в церкви, где он служил (ибо ему запрещено было только проповедовать), его приглашали крестить детей, в честь его делали иллюминации, жгли фейерверки; когда он поехал в Валлис, то по дороге в городах делали ему торжественные встречи (1710).

Королева, руководимая леди Мешем, которая в свою очередь была руководима Гарлеем, показывала ясно, что не хочет более иметь между своими министрами вигов; так, она уволила сначала самого рьяного вига, Сандерленда, управлявшего иностранными делами, женатого на дочери Марльборо; тори были в восторге и говорили Анне: «Ваше величество теперь настоящая королева». Виги снесли терпеливо это поражение, что, разумеется, придало духу их противникам, и королева сделала решительный шаг – уволила Годольфина; Гарлей был опять введен в кабинет и сделан лордом-казначеем, Сент-Джон получил заведование иностранными делами. Парламент был распущен, и при новых выборах в него тори взяли перевес.

Новый парламент, открывшийся в ноябре 1710 года, отвергнул предложение поднести благодарственный адрес Марльборо за последнюю кампанию; из министров Сент-Джон был не прочь от союза с «великим человеком», как величали Марльборо, под условием, чтоб герцог отстал от вигов и сдержал ярость своей супруги; но Гарлей не хотел этого союза. В декабре Марльборо приехал в Лондон, был встречен горячими приветствиями от народа, был принят ласково, но холодно королевою. Анна сказала ему: «Желаю, чтобы вы продолжали служить мне, и ручаюсь за поведение всех моих министров относительно вас; я должна просить вас не позволять никаких благодарственных адресов вам в парламенте в нынешнем году, потому что мои министры будут этому противиться». Герцог отвечал: «Рад служить вашему величеству, если недавние происшествия не отнимут у меня возможности к этому». Анна была не против герцога, но против герцогини и требовала, чтобы последняя отказалась от всех своих придворных должностей, а герцогиня желала во что бы то ни стало сохранить их.

В начале 1711 года Марльборо подал королеве письмо от жены, написанное в самом смиренном тоне, но Анна, прочтя письмо, сказала: «Я не могу переменить своего решения». Бленгеймский победитель стал на коленях умолять королеву умилостивиться, но Анна была неумолима. Сам герцог и после этого остался на службе и отправился к войску на твердую землю, но министерство хлопотало о средстве не нуждаться более в службе Марльборо: это средство было заключение мира, и Готье отправился в Париж. Скоро новое обстоятельство должно было еще более охладить Англию к Великому союзу: в апреле 1711 года умер император Иосиф I, не оставив детей мужеского пола, так что все его владения переходили к брату его, Карлу, королю Испанскому, – нарушение политического равновесия Европы более сильное, чем занятие испанского престола принцем бурбонского дома. Гарлей, возведенный в герцоги Оксфордские, и Сент-Джон продолжали мирные переговоры с Людовиком XIV: они отправили для этого во Францию своего друга Приора, который должен был объявить, что Англия не будет настаивать на отнятии Испании у бурбонского дома, и в сентябре французский уполномоченный Менаже подписал в Лондоне прелиминарные статьи, после чего дело было сообщено голландскому правительству. Штаты были очень недовольны, но должны были согласиться вести и с своей стороны мирные переговоры, для которых был выбран город Утрехт., Еще недовольнее была Австрия; были недовольные и в Англии, вследствие чего началась, по обычаю, жестокая война памфлетами в прозе и стихах.

Вопрос о мире был соединен с другим вопросом – о протестантском наследстве; виги боялись, что мир поведет к сближению с Франциею, даст королеве и ее министрам возможность действовать против протестантского ганноверского наследника в пользу Якова III Стюарта. В декабре 1711 года собрался парламент, и начались жаркие споры. Виги провозгласили, что мир не может быть безопасен и почетен для Великобритании и Европы, если Испания с ее заатлантическими владениями останется за Бурбонскою династиею; то же самое утверждал Марльборо. Но против Марльборо нашлось страшное средство: он был обличен в огромных взятках, полученных с подрядчика в армию, и на этом основании королева уволила его от всех занимаемых им должностей, а чтоб упрочить за собою большинство в верхней палате, Анна воспользовалась правом английских королей и назначила 12 новых лордов. Так начался 1712 год.

Испанский король Карл III, владеющий теперь австрийскими землями и избранный императором под именем Карла VI, отправил в Лондон принца Евгения на помощь вигам, но он приехал слишком поздно и, проживши понапрасну два месяца в Лондоне, возвратился на твердую землю, чтобы приготовляться к будущей кампании, которую должен был совершить один, без Марльборо. Между тем в январе открылись конференции в Утрехте: они велись на языке побежденной Франции, хотя и было объявлено, что это не должно вести ни к каким последствиям, ибо уполномоченные императора должны говорить только по-латыни; но мертвому языку трудно было бороться с живым в таких животрепещущих вопросах. Во Франции возрождалась надежда, что страшные бедствия приближаются к концу: мир никак уже не мог быть заключен на таких позорных условиях, какие предлагались прежде. Внутри Франции произошла перемена, также успокоивавшая насчет будущего: дофин, отличавшийся совершенно бесцветным характером, умер; наследником престола был провозглашен старший сын его Людовик, герцог Бургундский, воспитанник Фенелона, молодой человек строгой нравственности, религиозный, энергический и даровитый; жена его, Мария Аделаида Савойская, своею живостию и обворожительным обращением с каждым приводила в восторг французов. Но среди этих восторгов и надежд Мария Аделаида вдруг занемогла оспою и скончалась двадцати шести лет; чрез несколько дней последовал за нею и дофин, заразившийся от жены; тою же болезнью занемогли двое их маленьких сыновей, и старший умер. Эти страшные удары, постигшие королевский французский дом, замедлили мирные переговоры, потому что явилась возможность Филиппу V испанскому занять французский престол, и Англия начала требовать гарантии, чтоб этого никогда не было. Филипп V отрекся навсегда от французской короны. Англия требовала, чтоб отречение Филиппа было скреплено государственными чинами Франции; но Людовик XIV не мог слышать о государственных чинах и отвечал: «Значение, какое иностранцы приписывают чинам, неизвестно во Франции». Он обещал только принять отречение Филиппа, велел его обнародовать и внести в протоколы парламентов.

Утрехтский и Раштадтский мирные договоры

Между тем в мае открылись военные действия, и французы взяли верх, потому что английские войска отделились от немецких и голландских. Сент-Джон, теперь уже носивший титул виконта Болингброка, приехал во Францию для ускорения мирных переговоров. Но не ранее апреля 1713 года был заключен мир между Франциею, с одной стороны, Англиею, Голландиею, Португалиею, Савойею и Пруссиею (отдельно от Германии) – с другой: Франция уступила Англии в Америке земли Гудзонова залива, остров Ньюфаундленд, полуостров Акадию и право торговать неграми в испанских колониях (assiento); в Европе она потерпела значительные потери во Фландрии и должна была срыть укрепления Дюнкирхена. Виктору Амедею Франция возвратила Савойю и Ниццу. Австрия продолжала войну и в 1713 году, но успешные действия маршала Виллара, последнего из искусных генералов Людовика XIV (ибо Вандом умер незадолго перед тем), показали ей невозможность одной вести войну даже и с истощенною Франциею. Император уполномочил принца Евгения начать переговоры с Вилларом в Раштадте. Карл VI отказался от испанского престола в пользу Филиппа V; но Испания все же была поделена: Австрия получила испанские Нидерланды, что считали необходимым для обеспечения Голландии со стороны Франции, получила также испанские владения в Италии, кроме острова Сицилии, который получил Виктор Амедей Савойский, принявший вследствие этого титул короля сицилийского; курфюрсты Баварский и Кельнский получили обратно свои владения.

Границы главных европейских государств по Утрехтскому и Раштадтскому мирным договорам

Итоги войны за Испанское наследство

Так кончилась знаменитая война за Испанское наследство, т. е. война Великого европейского союза против Франции, стремившейся к преобладанию. Могущество Людовика XIV было сломлено, как было сломлено прежде могущество Карла V и Фердинанда II. Но сокрушение могущества обоих названных Габсбургов имело следствием усиление Франции, тогда как после войны за Испанское наследство мы не видим в Западной Европе ни одного государства, которое было бы сильнее всех других и могло бы представлять опасность для ее свободы. Франция была унижена и страшно истощена, Бурбонская династия осталась в Испании, и не было недостатка в людях, которые, расхваливая Людовика XIV как великого короля, указывали, что, как бы то ни было, он умел достигнуть своей цели, посадить и удержать внука на испанском престоле. Но мы видим, что, во-первых, Людовик нисколько не был виноват в этом успехе и, во-вторых, Франция ничего от этого не выигрывала. Австрия, по-видимому, получила богатую добычу, но эта добыча, увеличившая национальную пестроту монархии Габсбургов, разумеется, нисколько не прибавила ей силы, а блеск побед иностранного полководца, Евгения Савойского, дал только мгновенную славу, ибо по смерти Евгения австрийские войска обратились к старой привычке «битыми быть», по выражению Суворова.

Еще более благодаря Марльборо выдвинулась Англия; но могущество этой державы было одностороннее; по своему островному положению она не могла и не хотела принимать деятельного участия в делах континента, не могла в отношении к нему играть роль Франции. При заключении Утрехтского мира был подан первый пример раздела государства во имя политического равновесия Европы: проект Вильгельма III был приведен в исполнение – Испания поделена. Что же касается до неожиданного окончания войны, то мы уже видели, что его нельзя приписывать ни разрыву королевы Анны с Марльборо, ни интригам Оксфорда и Болингброка. Война кончилась, потому что не было более причин вести ее: Франция не представляла более опасности, авести войну для того, чтоб Испанию силою привести не только под власть одной династии, но и одного государя с Австриею, не имело смысла.

11 сентября 1709 года произошло крупнейшее сражение XVIII века — битва при Мальплаке между франко-баварской армией под командованием герцога де Виллара и войсками антифранцузской коалиции, возглавляемыми герцогом Мальборо и принцем Евгением Савойским, явившееся одним из кульминационных эпизодов войны за Испанское наследство.

Битва при Мальплаке

Утро 11 сентября 1709 года выдалось промозглым. Густой туман, обычный для осенней Фландрии, стелился по земле. Светло серые мундиры солдат французской армии словно бы сливались с предрассветными сумерками, ветер трепал щегольские плюмажи офицерских шляп, раздувал фитили канониров, колыхал знамена с золотыми лилиями. Со стороны противника, расположившего за широким, поросшим густым кустарником, дефиле между Сарским и Ланьерским лесами, рокотали барабаны, тысячи ног, обутых в солдатские башмаки, втаптывали в грязь промокшую от росы траву. Гулко прозвучал выстрел орудия, второй, десятый. Герцог Клод Луи де Виллар, маршал Франции, посмотрел на циферблат дорогих карманных часов, затем поднял глаза на офицеров своего штаба: «Началось, господа». Стрелки показывали 7 часов 15 минут.

Век XVIII с легкой руки литераторов и философов зачастую именуют «легкомысленным» и «просвещенным». Удивительное время, когда во дворцах королей еще не выветрился дух угрюмого Средневековья и на портретах вельмож вместе с пышными париками соседствовали рыцарские латы. Человечество так же легкомысленно и непринужденно истребляло в войнах друг друга, охотно используя для эффективности процесса дары просвещения. Стартовав с общеевропейской войны за Испанское наследство, век абсолютизма натужно финишировал гильотиной Робеспьера и началом войн Наполеоновской эпохи.

Век просвещенных монархов начался со смерти монарха не просвещенного, инвалида, обладателя целого букета всевозможных хронических болезней, плода близкокровных связей Карла II Габсбурга, оставившего место на престоле Испании пустым. Впрочем, в перерывах между любимой игрой в бирюльки, приступами эпилепсии и метанию подручных предметов в подданных под давлением «нужных людей» в 1669 году составил завещание, согласно которому оставлял всю Испанскую империю Филиппу II, герцогу Анжуйскому, внуку Людовика XIV. Герцог приходился Карлу внучатым племянником, поскольку король Франции был женат на его старшей сестре.

Карл II Испанский, смерть которого «собственно и создала сюжет»

Находящиеся в плотном родстве с вымершими испанскими Габсбургами, Габсбурги Австрийские имели все основания оспорить завещание, апеллируя к состоянию здоровья почившего короля и семейные узы. Император Священной Римской империи Леопольд I высказал глубокою обеспокоенность амбициями брата своего Людовика XIV. Ведь если бы комбинация короля-солнца удачно сложилась, Франция стала бы обладательницей колоссальных территориальных владений в обеих Америках и Европе. Взвесив за и против, ревниво следя за аппетитами своего давнего соперника, английское правительство королевы Анны также обозначало крайнюю озабоченность. Поскольку это были времена, в которых еще помнили про рыцарскую честь, оставлять без внимания подобные дипломатические демарши считалось буквально mauvais ton. На все призывы «умерить имперские амбиции» официальный Лувр отвечал полными изысканности нотами, суть которых при более подробном рассмотрении сводилась к «А не пошли бы вы, господа, поискать трюфелей в Булонском лесу!»

И тогда слово было дано чугунным и медным дипломатам, чье красноречие измерялось фунтами пороха и ядер.

Долгая дорога к трону

Достаточно быстро определились две коалиции. Амбиции Людовика XIV оспаривали Австрия и Англия. Вскоре своего счастья на стороне обиженных решили попытать Нидерланды, Португалия, Пруссия, герцогство Савойя и ряд мелких «партнеров». На стороне «золотых лилий», герба французских Бурбонов, сражалась собственно Испания, дружественная Парижу Бавария и несколько менее значимых союзников. Боевые действия развернулись на нескольких театрах: во Фландрии, Испании и Италии. Борьба шла в колониях и на море. Обладающая самой мощной на тот момент армией в Европе, сильным флотом, Франция вначале довольно успешно отбивалась от наседавших противников. Проблема состояла в том, что именно на французские войска легла основная тяжесть войны практически на всех направлениях. Истощенная правлением временщиков при слабоумном Карле II, Испания находилась в крайне бедственном положении. Она не располагала боеспособной армией — на неё не было денег, некогда могучий флот ветшал у причалов, казна была практически пуста. Реальной военной помощи огромная на карте, но обессилевшая по существу Испанская империя оказать своей союзнице не могла. Силы же остальных членов французской коалиции были ограничены.

Постепенно военное счастье начало покидать Людовика XIV. Сказывалось распыление сил, росло внутренне напряжение. И главное, все меньше и меньше оставалось главного ресурса для ведения войны, о котором спустя почти сто лет сказал другой прославленный француз корсиканского происхождения — денег. Король-солнце вел весьма активную внешнюю политику, и на различные стратегические авантюры и проекты уходило много ресурсов. В разгар последней в царствование Луи и самой большой войны экономика Франции начала захлебываться.

В Париже решили, что настал момент поиска «путей выхода из тупика» и начали зондировать возможность «мирного урегулирования». Однако аппетиты противоположной стороны никак не уступали «королевству золотых лилий». Оппоненты Людовика потребовали не только очистить все занимаемые его войсками территории, отказаться от колоний в Вест-Индии, но и направить армию в Испанию, чтобы изгнать оттуда своего внука. Это было уже слишком. Старый король отверг такие унизительные условия и решил драться до конца. Он обратился с воззванием к народу, призывая встать под королевские знамена за «честь Франции». В армию пошли тысячи добровольцев. Были организованны дополнительные рекрутские наборы. К началу компании 1709 года Франция смогла сосредоточить во Фландрии, главном военном театре более 100 тыс. человек. Вначале командование армии было решено поручить престарелому маршалу Буффлеру, но тот отказался в пользу младшего по званию (то есть получившего титул маршала Франции после него) герцога Клода Луи Эктора де Виллара, лучшего на тот момент полководца короля.

Герцог де Виллар

Подготовка

Сын своего времени, Виллар обладал многими достоинствами и недостатками, свойственными той эпохе. Отчаянно храбрый, неоднократно лично возглавлявший атакующие войска, талантливый стратег и тактик, герцог мог без зазрения совести приумножить потери врага в донесении, любил прихвастнуть по поводу и без. Но кто же не без греха? Так или иначе, назначение Виллара командующим после его успешных операций в герцогстве Савойском армия восприняла с воодушевлением. Наведя порядок, подтянув дисциплину, зачастую жесткими методами, герцог начал активные действия.

Ему противостояла союзная армия под командованием не менее прославленных полководцев — сэра Джона Черчилля, 1-го герцога Мальборо, и принца Евгения Савойского. Это были лучшие военачальники антифранцузской коалиции. Союзники осадили имеющую стратегическое значение крепость Монс, падение которой открывало бы путь вглубь Франции. Падения этой ключевой позиции французское командование позволить себе не могло. Виллар начал выдвижение своих войск к Монсу.

Однако 9 сентября, пройдя городок Мальплаке (Malplaquet), на выходе из дефиле между Сарским и Ланьерским лесными массивами французы наткнулись на позиции противника. Разведка донесла союзникам о приближении Виллара, поэтому они заняли несколько селений на возможном пути его следования и укрепили их артиллерией. К тому же объединенная англо-австрийская армия, усиленная голландскими и прусскими контингентами, превосходила по численности французов. Виллар стремился к сражению и поэтому принял решение встать в непосредственной близости от осаждающих Монс союзников, угрожая своим присутствием. Тем самым он вынуждал Мальборо и Евгения Савойского принять бой. В различных источниках существует расхождение, почему Виллар не был атакован сразу. Английские историки утверждают, что Мальборо рвался в бой, но представители Республики Объединенных Провинций (или Нидерландов) упросили его подождать подхода дополнительных сил. Другая версия указывает на принца Евгения Савойского, который призывал дождаться прусского отряда генерала Лоттума (23 батальона пехоты).

Схема сражения при Мальплаке

Немаловажным фактором была вылазка гарнизона собственно Монса, ободренного подходом Виллара. Так или иначе, но увязшие в «брифингах и обсуждениях союзники дали Виллару целых два дня на обустройство позиций. Чем талантливый французский маршал не преминул воспользоваться. Французская армия насчитывала в своем составе 120 батальонов пехоты, 260 эскадронов кавалерии и 80 орудий общей численностью до 90 тысяч человек. В течение паузы, любезно подаренной Виллару союзниками, французы оборудовали три линии земляных валов, усиленных редутами и засеками. Артиллерия простреливала все пространство перед позициями. Часть ее была выведена в резерв. Укрепления заняли три расположенные друг за другом линии пехоты, за которой двумя линиями располагалась кавалерия.

Накануне сражения в лагерь прибыл престарелый маршал Буффлер, чье появление еще более воодушевило войска. Старик не стал брюзжать и поучать Виллара, а просто попросился поучаствовать в деле. Герцог любезно поручил Буффлеру командовать войсками правого фланга. Ядром его были 18 батальонов элитных Бурбонской, Пьемонтской и Королевской бригад под общим командованием 68-летнего генерал-лейтенанта Пьера д’Артаньяна-Монтескье (двоюродного брата капитан-лейтенанта «серых» королевских мушкетеров, того самого д’Артаньяна). Центром командовал брат герцога, генерал-лейтенант Арман де Виллар. Тут же находилась Гвардия. Левый фланг был отдан маркизу де Гёсбрианту. В резерве было оставлено достаточно пехоты, чья боеспособность не вызывала сомнений: Баварская и Кельнская гвардия, Ирландская зеленая (по цвету мундиров) бригада, личный состав которой был переполнен ненавистью к англичанам, а также другие части. Кавалерия должна была играть роль подвижной пожарной команды. Лучшие полки — баварский карабинерский, полк Роттенбурга, французский «Мезон дю Руа» — герцог решил приберечь на тот самый крайний случай. Впоследствии это помогло французам избежать полного разгрома.

Главнокомандующие союзников объезжают строй

Солдаты французской армии

Численность войск союзников различные источники указывают по-разному, но в любом случае они превосходили французов по численности. Наиболее часто упоминаемая цифра — 117 тысяч человек: 162 батальона пехоты, 300 эскадронов кавалерии и 120 орудий. Национальный состав был еще более пестрый, чем у французов. Сюда входили английские, имперские (австрийские), голландские, прусские, датские, ганноверские батальоны и эскадроны. Плюс контингенты мелких немецких государств, которых и на карте-то не разглядеть.

Общее командование осуществлял герцог Мальборо, «капрал Джон», как его называли солдаты. Он руководил левым флангом, где и планировалось нанести решающий удар. Левым флангом, в функции которого было действовать французам на нервы, отвлекая их внимание от основного направления, командовал не менее прославленный Евгений Савойский.

Союзники понимали, что перед ними хорошо оборудованная, жесткая позиция. Было решено, нанося отвлекающие удары по центру и правому флангу, тем временем обойти и сокрушить левый фланг, опрокинуть французов. Виллар же надеялся, что, опираясь на свои редуты с орудиями, он сумеет обескровить и измотать противника, чтобы потом попробовать контратаковать.

Битва

Англичане атакуют

Обе стороны готовились к сражению. Обе стороны его ждали. В 3 часа 11 сентября 1709 года под прикрытием густого тумана войска Мальборо и Евгения Савойского начали развертывание для атаки. Были заняты исходные позиции. В 7 часов 15 минут, когда туман, наконец, рассеялся, артиллерия союзников открыла огонь. Прицеливание осуществлялось приблизительно, поэтому эффективность обстрела защищенных французских позиций была незначительна. После получаса сжигания пороха, колонна союзников, состоящая из 36 батальонов под командованием саксонского генерала Шуленбурга, начала атаку в обход левого фланга противника. Эта первая, пробная, атака была отбита сосредоточенным огнем французской артиллерии, интенсивно использовавшей картечь. Не принесли прогресса и несколько повторных атак.

Видя тщетность попыток, принц Евгений Савойский отдает приказ выдвинуть на прямую наводку дополнительные батареи, благо численность союзной артиллерии позволяла. Пушки должны были расчистить дорогу атакующей пехоте. На просьбы о помощи Виллар реагирует также усилением левого фланга частями из резерва. Интенсивность канонады возрастает. Раздосадованный неудачными попытками обойти французский фланг, принц Евгений сосредотачивает уже более 70 батальонов пехоты, и к полудню Шуленбургу и Лотуму удается наконец-то обойти левый фланг противника. Сыграла свою роль большая концентрация сил. Четыре французских бригады, уже обескровленные долгой обороной, вынуждены были оставить свои позиции и отойти.

Виллар, получивший донесение о давлении на левый фланг, отреагировал динамично и быстро. Было понятно, что речь идет о целостности всей оборонительной линии. На угрожающий участок выдвигается пехота из резерва, снимаются батальоны с менее опасных направлений. Сюда же прибыл сам герцог, чтобы лично руководить боем. Возглавила контратаку Ирландская бригада, чей боевой порыв увеличивался от осознания того, что перед ними находятся именно англичане. Удар пехоты по атакующим колоннам союзников был дополнен стремительным натиском гвардейской кавалерии, и позиции были возвращены, англичане опрокинуты. Это был один из ключевых моментов сражения. К Мальборо и принцу Евгению спешили ординарцы с просьбами о помощи, о том, что огонь французов слишком меток и силен, а позиции укреплены.

Однако, как не раз бывало в мировой истории и до и после этого, шальной осколок ядра внес коррективы в историческую реальность. Герцог Виллар был ранен в ногу, его вынуждены были вынести в глубину рядов. Французская атака захлебнулась и не получила продолжения. Командование принял на себя маршал Буффлер, который начал оперативно возвращать учувствовавшие в контратаке войска на прежние позиции — как ни крути, но превосходство союзников в численности сказывалось. Евгений Савойский увидев, что центр противника ослаблен, перенес давление на него. Не менее 15 батальонов английской пехоты стали тем заступом, который был вбит в разрыв между центром и левым флангом французов. Брешь под воздействием артиллерии расширялась. Держащие тут оборону подразделения были опрокинуты и принуждены к отступлению. Принц Евгений немедленно этим воспользовался и расположил в этом месте артиллерийскую батарею, которая начала громить продольным огнем позиции французской армии.

Герцог Мальборо тем временем неутомимо атаковал правый фланг. Генерал д’Артаньян-Монтескье, под которым было убито три лошади, с истинно гасконским мужеством и храбростью дрался с почти втрое превосходящими силами врага. От настойчивых просьб офицеров штаба поберечь себя и отойти с первой линии старый генерал отмахивался и балагурил на счет «новой моды на парики, взъерошенные пулями». Колонны голландцев, атакующие под командованием принца Оранского, французы сметали залпами картечи практически в упор. Горы трупов громоздились перед редутами бригад кузена капитана мушкетеров. Но общая обстановка стала клониться в пользу союзников. Линия французов задрожала. Евгений Савойский готовил силы для финальной атаки, которая по его замыслу должна была решить исход сражения. Сосредоточив свежие эскадроны тяжелой кавалерии, как острие копья, принц скомандовал атаку.

Колонна графа Оркни под огнем

Наступил самый драматический момент сражения. Вначале французам удавалось как-то сдерживать натиск такой массы конницы, но исход дела решила колонна генерал майора Джорджа Дуглас-Гамильтона, графа Оркни 1-го в составе 15 батальонов пехоты, переданной Мальборо по просьбе Евгения Савойского. Понеся огромные потери, она первой ворвалась в глубину уже ослабленного непрерывными атаками и артиллерийским огнем французского центра. В образовавшийся прорыв хлынула союзная кавалерия. В создавшейся ситуации маршал Буффлер был вынужден отдать приказ об отступлении. Прикрываясь контратаками тяжелой гвардейской кавалерии, предусмотрительно прибереженной Вилларом на самый крайний случай, французская армия отходила в относительном порядке, огрызаясь и без паники. Понесшие большие потери, союзники преследовали их вяло и без энтузиазма.

К вечеру бойня, продолжавшаяся весь день, закончилась. Поле боя осталось за союзниками. Битва при Мальплаке вошла в историю как самое масштабное сражение XVIII века, где с обеих сторон участвовало более 200 тысяч человек при поддержке почти 200 орудий. Потери союзников были просто огромными — многочисленные фронтальные атаки в лоб французских укреплений обошлись герцогу Мальборо и принцу Евгению Савойскому, по разным оценкам, от 25 до 30 тысяч человек. Потери французов оцениваются вдвое меньше: 12-14 тысяч.

После боя

Формально тактическая победа досталась союзникам. Им удалось вынудить французов отступить, оставив позиции. Крепость Монс капитулировала спустя месяц, не дожидаясь штурма. Однако при более тщательном рассмотрении итогов битвы выясняется немного иная ситуация. Французская армия разгромлена не была. Она сохранила всю свою артиллерию — было потеряно всего 16 орудий. Противник был обескровлен и подавлен потерями и отказался от наступления вглубь Франции. Раненый Виллар был преисполнен оптимизма. В письме Людовику XIV он бодро отчеканил: «Не переживайте, сир, ещё несколько таких поражений, и Ваши враги будут уничтожены».

Сара Черчилль

Битва при Мальплаке стала последним сражением герцога Мальборо. «Храбрый капрал Джон» был отозван в Англию. Случилось это при весьма любопытных обстоятельствах. Сара Черчилль, жена герцога, была наперсницей у королевы Анны. Она же была выразительницей партии тори, выступавшей за войну до победного конца. Случилось так, что королева заказала модные перчатки у известной модистки. Ее подруга, герцогиня Черчилль, не желая уступать, заказала точно такие же. Стремясь первой заполучить желанную деталь туалета, герцогиня постоянно подгоняла модистку, которая была вынуждена пожаловаться при посредничестве знакомых фрейлин королеве. Та, узнав о каверзах подруги, пришла в ярость. Сара Черчилль осталась наперсницей Анны, но с этого момента звезда герцогини стала неуклонно тускнеть. Герцог Мальборо был отозван с континента, а партия вигов, отстаивающая идею «конструктивного диалога с Францией», взяла вверх при дворе.

Маршал дʼАртаньян

Доблесть при Мальплаке принесла долгожданный маршальский жезл Пьеру д’Артаньяну, который с тех пор именовал себя только как Монтескье, дабы избежать путаницы с прославленным кузеном. Выздоровевший после ранения герцог Виллар вновь встал во главе французской армии, чтобы в 1712 году, лично возглавив атакующие войска, наголову разбить Евгения Савойского в сражении при Денене.

Виллар при Денене

Это принесло Людовику XIV дополнительные очки во время мирных переговоров, завершившихся подписанием Утрехтского мира, закончившего эту долгую и кровопролитную войну. Внук Людовика XIV остался на испанском престоле, но отказывался от претензий на престол французский. Так появилась новая королевская династия испанских Бурбонов. Прошли века, ветры революций вымели Французскую монархию, стали историей 1-я и 2-я Империи, прошла череда республик, а в Мадриде и поныне правит король Филипп VI из династии Бурбонов, чьи предки получили право на трон во многом на политых кровью полях у маленького городишка Мальплаке.

Война за Испанское наследство 1701-1714. Это война между Францией и Испанией с одной стороны, и противостоящей им коалицией во главе с австрийскими Габсбургами и Великобританией с другой стороны. Причиной войны стало отсутствие прямого наследника у умершего в 1700 году последнего представителя династии испанских Габсбургов - Карла II. В результате войны испанский престол достался Филиппу Бурбону (внуку французского короля Людовика XIV), но участники антибурбонской коалиции получили значительные территориальные компенсации.

Начало войны.

В родстве с покойным испанским королем Карлом II Габсбургом состояли французский король Людовик XIV и император Священной Римской империи австрийский эрцгерцог Леопольд I Габсбург. Испании в то время принадлежали большая часть Италии и Южные Нидерланды в Европе, территории в Южной, Центральной и Северной Америке, Африке, а также Канарские, Антильские, Филиппинские острова. Выбор нового испанского короля в значительной степени определял расстановку сил в Европе. Поэтому борьба коалиций за право возвести свою кандидатуру на испанский престол получила название войны за испанское наследство.

Одну из противоборствующих коалиций возглавила Франция, на стороне которой выступили Испания, Бавария, Кельнское курфюршество, Савойя (перешедшая вскоре на сторону противника), Парма и Мантуя. В другую коалицию во главе с Австрией, Англией и Голландией вошли также Дания, Португалия, Пруссия и другие государства Священной Римской империи.

В ноябре 1700 после смерти Карла II Людовик ХIV провозгласил королем Испании своего внука Филиппа V, герцога Анжуйского. Европейские государства решительно воспротивились действиям Людовика ХIV, направленным на объединение Франции и Испании под одной короной. 7 сентября 1701 Англия, Голландия и Австрия заключили "Большой альянс" - военный союз против Франции. Англо-голландские войска возглавил герцог Мальборо, войска "Священной римской империи" - принц Евгений Савойский. Военные действия велись одновременно в Испанских Нидерландах (современная Бельгия), Испании, Италии, Рейнской области, в колониях и на морях.

Боевые действия начались в июне 1701 вторжением австрийских войск (20 тыс. человек пехоты и 12 тыс. кавалерии) во главе с Евгением Савойским в Северную Италию. Благодаря смелому маневру австрийские войска вышли в тыл французов у Вероны, но затем активность спала, и успех закрепить не удалось. 50-тысячная французская армия потеснила австрийцев.

Поражения французов.

В 1703 в связи с началом освободительного движения Ференца II Ракоци в Венгрии против Габсбургов часть имперских войск была отозвана для его подавления. Англо-австрийская коалиция стремилась вывести из войны союзника Франции - Баварию. Крупное сражение произошло 13 августа 1704 у Гохштедта. Соединенные армии австрийцев и англичан численностью в 60 тыс. человек разгромили франко-баварские войска (56 тыс. человек), переломив ход войны. Потери франко-баварских войск составили 28 тыс. человек, а англо-австрийской армии - 12,5 тыс. человек.

Имперская армия под предводительством эрцгерцога Карла начала предпринимать попытки вторгнуться в Испанию, но только в мае 1704 англо-австрийским войскам удалось вступить на ее территорию. 4 августа 1704 английский флот захватил крепость Гибралтар, являющуюся ключом к Средиземному морю. Армии "Большого альянса" заняли ряд испанских провинций и в июне 1706 вошли в Мадрид.

В Италии крупнейшее сражение произошло 7 сентября 1706 под Турином. 60 тыс. французов, осадившие город, не смогли взять его приступом, австрийская армия численностью в 36 тыс. человек сумела прорвать осаду города и нанести противнику поражение. Сражение показало неэффективность равномерного, линейного боевого порядка французов против сосредоточенного удара австрийских войск. Потеряв в сражении 40 тыс. человек, французы вынуждены были оставить Италию.

В Испанских Нидерландах активные действия вела армия Мальборо. В битве при Рамини 23 мая 1706 англичане разбили 80-тысячную армию французов, потери которых составили 20 тыс. человек.

В июле 1707 австро-английские войска осадили Тулон. Французская армия была измотана боями, страна истощена, казна пуста. Людовик ХIV запросил мира. Но в связи с тем, что требования победителей оказались неприемлемыми для Франции (отказ от Испанских Нидерландов, Милана, французских владений в Вест-Индии и в Южной Америке, согласие на возведение на испанский престол Карла Габсбурга), Людовик ХIV отказался их выполнить и возобновил военные действия.

Окончание войны. Мирные договоры.

После поражения при Мальплаке 11 сентября 1709 положение Франции казалось безнадежным. Но к этому времени антифранцузская коалиция стала распадаться. Одна из причин - изменение политического курса Англии под влиянием успехов России в Северной войне 1700-21. В 1710 в Англии к власти пришли тори, ставившие целью сближение с Францией и борьбу с Россией. Кроме того, в Лондоне стало известно о переговорах между Петром I, Людовиком ХIV и королем Испании Филиппом V о заключении союзного договора. В этих условиях Англия прекратила военные действия, ее примеру последовали Голландия, Пруссия, Савойя, Португалия.

Оставшись в одиночестве, Австрия пыталась продолжить борьбу, но в июле 1712 в районе Денена (город на севере Франции) французская армия маршала К. Виллара нанесла поражение превосходящей по численности войск имперской армии Евгения Савойского. 24 июля Виллар 8 пехотными колоннами, имея в резерве кавалерию, атаковал Денен и овладел им. В сражении погибло две трети 12-тысячного гарнизона Денена, потери же французских войск составили 2 тыс. человек. Падение Денена поставило Евгения Савойского в безвыходное положение: его войска начали отступление из Испанских Нидерландов. Победа Виллара заставила Габсбургов прекратить войну.

В 1713 был заключен Утрехтский мир между Францией и Испанией с одной стороны, и Англией, Голландией, Пруссией, Савойей и Португалией - с другой, а в 1714 в Раштатте - мирный договор между Францией и "Священной римской империей". В результате Филипп V был признан королем Испании и ее колоний при условии отказа его наследников от прав на французский престол. Значительные выгоды от войны получила Англия: к ней отошли крепость Гибралтар, остров Менорка в Средиземном море, французские владения в Северной Америке (земли вокруг Гудзонова залива, остров Ньюфаундленд), кроме того, право асьенто от Испании. Голландия получила право держать военные гарнизоны в крепостях Намюр, Турн, Ипр и других. К Австрии были присоединены Испанские Нидерланды, южная часть Италии, Сардиния, часть Тосканы, Милан и Мантуя, возвращены территории на Рейне. Сицилия отошла к Савойе. Франция в результате войны лишилась прежнего могущества и влияния в Европе. Стратегия обеих сторон отличалась нерешительностью, отсутствием единого плана войны и единого командования коалиционными войсками. Основным способом стратегических действий были марши и контрмарши, оборона и осада крепостей; полевые сражения проводились редко. Общее число убитых и раненых в войне составило около 600 тыс. человек.

Усиление английского морского и колониального могущества стало главным результатом войны за испанское наследство

Утрехтский мир 1713, общее название ряда двусторонних мирных договоров, завершивших (наряду с Раштаттским миром 1714) войну за Испанское наследство. Подписаны в Утрехте: 11 апреля – Францией и её противниками (Англией, Голл. республикой, Пруссией, Савойей, Португалией), 13 июля – Испанией и Англией, Испанией и Савойей (позднее – соответственно 26 июня 1714 и 6 февраля 1715 – Испанией и Голландской республикой, Испанией и Португалией). За Филиппом V Бурбоном было признано право на Испанию и её заокеанские владения, но при условии отречения его и его наследников от прав на франц. корону. Более всего от У. м. выиграла Англия, к которой переходили (от Испании) захваченные ею во время войны Гибралтар и Маон – важный порт на о. Менорка, от Франции – ряд владений в Северной Америке (земли вокруг Гудзонова залива, о. Ньюфаундленд, Акадия); Англия получила также особые права в торговле с исп. колониями, в том числе право асьенто. Савойе от Испании переходили Сицилия, Монферрато, часть герцогства Миланского, Пруссии – часть Верхнего Гелдерна и некоторые др. территории; за курфюрстом Бранденбургским Франция признавала титул "короля прусского". У. м. был важным шагом на пути утверждения торгового и колониального господства Англии.

Утрехтский мирный договор - договор, положивший конец Войне за испанское наследство. Мирный договор состоял из соглашений, подписанных в Утрехте в апреле и июле 1713 года между Францией и Испанией с одной стороны и Великобританией, Голландской республикой, Священной Римской империей, Португалией и Савойей с другой. В марте 1714 года в дополнение к Утрехтскому был подписан Раштадтский мир, а в сентябре 1714 года - Баденский договор.

Война за испанское наследство началась в 1701 после смерти последнего испанского короля из династии Габсбургов, Карла II. Священная Римская империя предъявила претензии на испанский трон. Франция начала более агрессивно расширять свои территории. Недовольные европейские державы (главным образом Англия и Голландская республика) выступили на стороне Священной Римской империи, чтобы воспрепятствовать усилению Франции. Другие государства присоединись к союзу против Франции и Испании, чтобы попытаться заполучить новые территории или же защитить уже имеющиеся. Война длилась более десятилетия. Предварительные условия мира были составлены в Лондоне в октябре 1711 года. В следующем году в Утрехте открылся конгресс, на котором участие в переговорах о мире принимали, кроме английских и французских министров, уполномоченные от Голландии, Испании, Савойи и Португалии. В 1713 воюющие стороны ратифицировали мирный договор.

Условия

Филипп V из династии Бурбонов отрёкся от всех прав на французский престол и был признан королем Испании и ее колоний, с условием, что король испанский никогда не будет одновременно королем французским. Испания должна была уступить Австрии Неаполитанское королевство, Сардинию, часть Тосканы, Миланское герцогство и Испанские Нидерланды; Англии - Гибралтар и остров Минорка; Савойе - Сицилию.

Франция уступила Габсбургам незначительные территории в Нидерландах, вывела свои войска из Лотарингии и уступила некоторые земли на юге герцогу Савойскому. В Америке ей пришлось отдать англичанам колонии вокруг Гудзонова залива, Землю Руперта, Ньюфаундленд, Акадию и свою часть острова Сент-Китс.

Австрия получила от Испании Неаполитанское королевство, Сардинию, часть Тосканы, Миланское герцогство и испанские Нидерланды; она также получила Мантую после пресечения там в 1708 г. профранцузскойГонзага-Неверской династии.

Англия получила Гибралтар и остров Минорка, часть французских колоний в Америке. Она также приобрела «асьенто» - исключительное право торговли неграми (Роберт Харли передаст его компании Южных морей вместе с государственными долговыми обязательствами).

Савойя получила Сицилию, Монферрат и западную часть герцогства Миланского.

Голландия получила право содержать гарнизоны в крепостях Менене, Намюре, Турнэ, Ипре и др.

Утрехтский мир в Феврале 1712 г. был созван конгресс в «Утрехте. В результате долгих переговоров были подписаны мирные договоры: Утрехтский между Францией и Испанией, с одной стороны, Англией, Голландией, Бранденбургом и Савойей - с другой, И апреля 1713 г. и Раштадтский между Францией, Испанией и империей - 7 марта 1714 г. Оба договора имели огромное значение в истории Европы XVIII в.

Бурбонам было дозволено остаться в Испании, но с условием, что король испанский никогда не будет одновременно королем французским. За это Испания должна была уступить:

1) Габсбургам - Неаполитанское королевство, Сардинию, часть Тосканы, Миланское герцогство и испанские Нидерланды;

2) курфюрсту Бранденбургскому - испанский Гельдерн (в Нидерландах) ; 3) герцогу Савойскому - Сицилию; 4) Англии -Гибралтар и укрепленный пункт на острове Минорка; Англия же приобрела гнусное «асиенто», т. е, исключительное права торговли неграми, предоставленное английской компании.Франция поплатилась небольшими отрезками территориив пользу Габсбургов в Нидерландах, вывела свои войска из Лотарингии и уступила незначительные земли на юге герцогу Савойскому. Наибольшие потери Франция понесла в Америке. Здесь ей пришлось отдать англичанам земли вокруг Гудзоновазалива, Нью-Фаундленд и Акадию (земли к северу от реки Св. Лаврентия), заселявшиеся французскими колонистами ещес начала XVII в. Это было прологом к ликвидации французских владений в Северной Америке. Для Англии наступал период полного ее преобладания на море.

Царствование преемника Людовика XIV дипломами является временем разложения француз-

при Людовике XV ского абсолютизма и неудач его внешней политики. Три войны, в которых Людовик XV принимал участие, - война за польское наследство (1733-1735 гг.), война за австрийское наследство (1740- 1748 гг.), Семилетняя война (1756-1763 гг.) -не были в такой мере необходимы для Франции, чтобы нельзя было их избежать; они получили поэтому название «войн роскоши». С точки зрения интересов усиливающейся буржуазии эти войны были явно вредны. Результатом неудач Людовика XV были потери американских колоний (Канады и Луизианы), которые перешли к англичанам и испанцам, и полный провал французской политики в Индии, которая ранее в итоге деятельности знаменитого французского предпринимателя и колонизатора Жана Джшле чуть было не стала французской. У Франции этого времени не было недостатка в способных министрах и дипломатах (Верзкен, Шуазель, д"Аржансон), но и самый талантливый дипломат не мог сделать хорошей дурную политику обреченного класса.

Война за испанское наследство (1701-1714) длилась более десятилетия, и в ней проявились таланты таких известных полководцев, как герцог де Виллар и герцог Бервик (Франция), герцог Мальборо (Англия) и принц Евгений Савойский (Австрия). Война завершилась подписанием Утрехтского (1713) и Раштаттского (1714) соглашений. В результате Филипп V остался королём Испании, но лишился права наследовать французский престол, что разорвало династический союз корон Франции и Испании. Австрийцы получили большую часть испанских владений в Италии и Нидерландах. В результате гегемония Франции над континентальной Европой окончилась, а идея баланса сил, нашедшая свое отражение в Утрехтском соглашении, стала частью международного порядка.

По Утрехтскому мирному договору Филипп был признан королём Филиппом V Испанским, однако он отказался от права наследования французского престола, тем самым разорвав союз королевских родов Франции и Испании. Филипп сохранил за Испанией её заокеанские владения, однако Испанские Нидерланды, Неаполь, Милан, Президи и Сардиния отошли к Австрии; Австрия также получила Мантую после пресечения там в 1708 г. профранцузскойГонзага-Неверской династии; Сицилия, Монферрат и западная часть герцогства Миланского были присоединены к Савойе, Верхний Гелдерн - к Пруссии; Гибралтар и остров Минорка - к Великобритании. Британцы также добились права монопольной торговли рабами в испанских колониях в Америке («асьенто»).

С подписанием Утрехтского мирного договора французская гегемония в Европе, характеризовавшая GrandSiècle, подошла к концу. За исключением реваншистской войны Филиппа V за обладание южноитальянскими землями (1718-20), Франция и Испания, которыми правили теперь монархи из династии Бурбонов, оставались в последующие годы союзниками («семейный пакт Бурбонов»). Испания, потерявшая территории в Италии и Нидерландах, лишилась большей части своей силы, став второстепенной державой в вопросах континентальной политики. Австрия стала доминирующей силой в Италии и резко усилила свои позиции в Европе.

Великая европейская война 1701-1714 гг., прозванная Войной за испанское наследство, может по праву считаться одной из мировых войн. В ней приняли участие почти все крупные государства Западной, Центральной и Южной Европы. Боевые действия велись в Европе, Северной Америке и на всех океанах.

Причины войны

Война вспыхнула из-за стремления великих держав прибрать к своим рукам колониальное наследство дряхлеющей Испанской империи. Последний король испанской ветви Габсбургов Карлос II (1665-1700) был, из-за близкородственного брака родителей, очень болезненным и бездетным. Вопрос об «испанском наследстве» возник ещё при его жизни. На эту роль наметились три претендента.

Главным был могущественный французский король Людовик XIV Бурбон – знаменитый «король-солнце», женатый на сестре Карлоса II по отцу Марии-Терезии. Хитрый Людовик намеревался не сам занять испанский трон, а посадить на него своего внука Филиппа герцога Анжуйского. Хотя по условиям его с Марией-Терезией брачного договора их потомство не имело прав на испанский трон, французский король нашел лазейку. Договор предусматривал выплату Испанией большого приданого, но за 40 лет Испания так и не смогла его выплатить.

Вторым претендентом была австрийская ветвь Габсбургов, а именно - Император Леопольд I. Он был женат на родной сестре Карлоса II, которая, при всем при этом, приходилась ему самому родной племянницей. Как и Людовик XIV, он не метил на трон сам, а хотел посадить туда своего младшего сына, эрцгерцога Карла.

Третьей кандидатурой был двоюродный баварский наследный принц Иосиф Фердинанд. Он был двоюродным внуком Карлоса II и тот завещал ему престол заранее. Кандидатуру Иосифа в 1697 году договорились поддержать Англия и Франция. Не из альтруистических побуждений, конечно: французам при таком раскладе отошли бы Южная Италия и Сицилия, а Англия получала долю в испанских Нидерландах (Бельгии). Саму Испанию и все её заокеанские колонии унаследовал бы баварский принц. Такой расклад вызвал бурное возмущение Австрии, которая оказывалась не у дел. Ещё больше страсти накалились, когда в начале 1699 года Иосиф Фердинанд внезапно умер. Спор за испанское наследство разгорелся снова.

Враждующие стороны

Карлос II уступил настояниям Франции и назначил своим наследником внука Людовика XIV, но с тем условием, что, если он унаследует французский трон, то испанским королём должен был стать его младший брат. В ноябре 1700 года Карлос II умер, и на испанский престол вступил Филипп V Бурбон. Это стало сигналом к сколачиванию антифранцузской коалиции и началу военных действий.

Вчерашние недруги – Англия и Голландия, с одной стороны, Австрия, с другой – сблизились между собою. Им удалось привлечь на свою сторону также Португалию и Савойю.

Поначалу союзники не возражали против воцарения Филиппа. Однако они хотели раздела испанских владений и соблюдения «баланса сил» – последний термин с тех пор начал широко применяться политиками. Англия и Голландия договорились поделить между собой испанские Нидерланды, а Австрии предназначались теперь юг Италии и Сицилия.

След в европейской истории

Война за испанское наследство стала одним из элементов, образовавших цивилизацию Европы в Новое время. По крайней мере, до середины ХХ века для национального сознания в разных странах Европы очень много значили имена прославленных полководцев этой войны – французских маршалов герцога де Виллара, герцога Бервика (английского эмигранта) и австрийского принца Евгения Савойского. А имя английского герцога Мальборо (потомком которого являлся Уинстон Черчилль) даже вошло в песенку, бывшую и сто лет спустя известной по всей Европе и в России («Мальбрук в поход собрался…»).

Во все европейские учебники истории вошли два самых кровопролитных сражения этой войны – при Бленхейме (или второе Гохштедтское, 1704) и при Мальплаке (1709). В первом из них войска Евгения Савойского и герцога Мальборо разгромили франко-баварскую армию, в результате чего Бавария заключила сепаратный мир.

11 сентября 1709 года в крупнейшей за весь XVIII век битве в Европе англо-австро-прусско-голландская армия под командованием тех же полководцев атаковала французскую армию де Виллара на севере Франции. Обладая небольшим превосходством в силах, союзники потеснили французов, но при этом понесли вдвое большие потери. Битва при Мальплаке стала классической иллюстрацией выражения «пиррова победа».

В Войне за испанское наследство была широко применена опора на «пятую колонну» в стане врага. Франция поддерживала претендента на английский трон – сына изгнанного короля Якова II. В свою очередь, Англия своим подстрекательством вызвала на юге Франции восстание камизаров – оставшихся там протестантов после эмиграции большей их части в 1685 году. Сторонники австрийского претендента на испанский трон, при поддержке союзников, откололи от Испании Арагон и Каталонию и удерживали их в 1705-1714 гг.

Важный шаг к мировому господству Англии

Несмотря на умелые действия полководцев, силы Франции в борьбе против мощной коалиции начали ослабевать. Одно время союзники даже угрожали Парижу. Но разногласия между ними и ряд французских успехов склонили противников к мирным переговорам. В 1713 году был подписан мир в Утрехте, а в 1714-м – окончательный мир в Раштатте и Баденский договор, завершившие войну.

Союзникам удалось предотвратить объединение Франции и Испании. Филипп V сохранил за собой испанский трон, однако отказался за себя и своих наследников от прав на французскую корону. Великобритания получила Гибралтар и испанский остров Менорку, Австрия – Бельгию и итальянские владения Испании. Французский король признал Ганноверскую династию на английском престоле и отказался от поддержки сторонников Якова (якобитов).

Но самыми важными результатами войны были не территориальные и династические - Англии удалось добиться для себя монополии на работорговлю в испанских колониях. Эта торговля в течение последующей сотни лет несказанно обогатила Великобританию. Кроме того, Англия в ходе войны навязала Португалии соглашение, в результате которого последняя на два с лишним столетия превратилась в фактический английский протекторат. Также во время этой войны, в 1707 году, Англия, Шотландия и Ирландия окончательно слились в Соединённое Королевство.

Таким образом, главным итогом Войны за испанское наследство стало начало глобальной гегемонии Великобритании. Этим война открыла новую историческую эпоху.

По подсчётам историков, жертвами первой мировой войны XVIII века стали от 235 тысяч до 400 тысяч человек в двух частях света.

Война за испанское наследство

3. Итоги войны за «испанское наследство»

европа война испанское наследство

В феврале 1712 г. был созван конгресс в Утрехте. В результате долгих переговоров были подписаны мирные договоры: Утрехтский между Францией и Испанией, с одной стороны, Англией, Голландией, Бранденбургом и Савойей - с другой; и Раштадтский между Францией, Испанией и империей. Оба договора имели огромное значение в истории Европы XVIII в.

По Утрехтскому мирному договору Филипп был признан королём Филиппом V Испанским, однако он отказался от права наследования французского престола, тем самым разорвав союз королевских родов Франции и Испании. Угроза объединения Франции и Испании в одно государство отпала. Филипп V отказался от французской короны, а французские Бурбоны - от испанской.

Филипп сохранил за Испанией её заокеанские владения, однако Испанские Нидерланды, Неаполь, Милан, Президи и Сардиния отошли к Австрии; Австрия также получила Мантую после пресечения там в 1708 г. профранцузской Гонзага-Неверской династии; Сицилия, Монферрат и западная часть герцогства Миланского были присоединены к Савойе, Верхний Гелдерн -- к Пруссии; Гибралтар и остров Минорка -- к Великобритании. Британцы также добились права монопольной торговли рабами в испанских колониях в Америке («асьенто»).

Договоры, подписанные в Утрехте и Раштадте, изменили обстановку в Европе. С начала 14 в. не было столь глубоких перемен на Европейском континенте. Серьёзных изменений границ Франции в Европе не произошло. Хотя французы и не утратили накопленных ими земель, их экспансия в центральную Европу была остановлена. Франция прекратила поддерживать претендентов на английский трон из династии Стюартов и признала Анну законной королевой. Также французы отказались от некоторых территорий в Северной Америке, признав господство Англии над Землёй Руперта, Ньюфаундлендом, Акадией и своей частью острова Сент-Китс. Голландия получила несколько фортов в Испанских Нидерландах и право аннексировать часть испанского Гелдерланда. Но потери Франции были велики. Начался распад её колониальных владений в Америке. Англия получила Акадию, земли у Гудзонова залива, «сахарный остров» - Сент-Кристофер

Гегемонии Франции был положен конец. Франция вернулась к торговой политике, проводившейся до 1664 г. её рынок был открыт для английских товаров. А свой рынок англичане для французов закрыли. Доходнейшая торговля неграми на 30 лет полностью перешла в руки английских компаний.

Международное положение Англии окрепло. Она приобрела на Балеарских островах Пор-Маон. Обладание Гибралтаром укрепляло английские позиции на Средиземном море и в Атлантическом океане. Разрушение порта и крепости Дюнкерк означало господство Англии в Ла-Манше.

Завершилась многолетняя борьба Бурбонов и Габсбургов. Теперь их разделили нейтральные территории: Германия, Италия, Голландия. Карл 6 согласился с тем, что его владения должны быть в пределах Рейна.

Произошли большие перемены и в Империи. Герцог Ганновера, расположенного между реками Эльбой и Везер, Георг I стал электором. Усилилась Пруссия Фридриха Вильгельма I.

«Так закончилась одна из самых кровопролитных и разорительных войн в истории Европы. Её итоги? Десятки тысяч убитых и раненых - солдат, офицеров, моряков, мирных жителей. Сотни разрушенных городов, деревень, храмов, общественных зданий. Передел территорий на континенте и за океаном. Новая расстановка сил в Европе, сложившаяся в ущерб Франции, едва устоявшей на краю пропасти национальной катастрофы».

Великая Отечественная война советского народа (1941–1945 гг.)

Великая Отечественная война длилась 1418 дней и ночей и явилась величайшим испытанием для советского народа и его Вооруженных Сил. Это была самая тяжелая и самая кровавая война в истории нашей Родины. В ней советский народ...

Внешняя политика Петра I. Северная война и Персидский поход

О итогах войны можно судить по высказываниям двух людей, самого Петра: "Все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно, но наша школа троекратное время была. Однако ж, слава Богу, так хорошо окончилась...

Возможна ли была победа России в русско-японской войне 1904-1905 гг.?

Военные успехи японских армии и флота, одержанные к лету 1905 года, стоили Японии значительных человеческих жертв (135 тыс. убитыми и умершими от ран и болезней и около 554 тыс...

Война за австрийское наследство

Война за испанское наследство

Поводом к войне за испанское наследство послужила смерть бездетного Карла II Испанского. Людовик XIV считал себя наследником испанских владений. Это было самое богатое из наследств, когда-либо существовавших. Кроме самой Испании...

Война за независимость США (1775-1783 гг.)

Когда Британия потеряла в Северной Америке свои основные войска, она лишилась поддержки и в своей стране. После вынесения вотума недоверия 20 марта 1782 года ушел в отставку премьер-министр Фредерик Норт. После этого, в апреле 1782 года...

Итоги Отечественной войны 1812 года

Главным итогом Отечественной войны 1812 года стало практически полное уничтожение Великой Армии Наполеона. По подсчетам военного историка Клаузевица армия вторжения в Россию вместе с подкреплениями в ходе войны насчитывала 610 тысяч солдат...

Ливонская война: причины, ход, итоги

2.1 Первый этап войны Ход Ливонской войны можно разделить на три этапа, каждый из которых несколько различается составом участников, продолжительностью и характером действий...

Международные отношения и военные конфликты в Европе XVIII в. Великая Северная война

Итоги войны неоднозначны и оцениваются по-разному. Ряд авторов указывает, что для разгрома Швеции, тем более в составе крупной коалиции (Дания, Саксония, Речь Посполитая), и обеспечения России выхода к Балтике вовсе не требовалось 20 лет...

В соответствии с поставленными задачами структура курсовой работы состоит из введения, 4 глав, заключения, списка использованной литературы. первая мировая война причина 1. Предпосылки к Первой мировой войне Внутриполитические сложности...

Начало Первой мировой войны и ее причины. Цели держав в войне. Военная кампания 1914 г.

Первая мировая война закончилась поражением Германии и её союзников. После заключения Компьенского перемирия державы-победительницы приступили к разработке планов послевоенного "урегулирования"...

Отечественная война 1812 г.

Столь грандиозная победа имела и грандиозные последствия для России в международном плане - она положила начало освобождению народов Центральной и Западной Европы. С одной стороны...

Ранняя теория французской дипломатии

Для Людовика XIV из-за нерешенности вопроса об испанском наследстве центральной проблемой внешней политики была опасность создания габсбургской «универсальной монархии»...

Россия в Первой мировой войне

Наряду с дальнейшими неудачами на фронте, не ладилось в области экономики страны, ведь война требовала огромных расходов. Расходы в 1916 г. превышали доходы на 76%. Были резко увеличены налоги...

Советская и постсоветская отечественная историографии Гражданской войны в США 1861-1865 гг.

В советской историографии доминировало мнение о том, что Гражданская война в США окончилась, начав второй этап революции -- Реконструкции Юга. Итоги войны можно рассмотреть в двух ракурсах: в ближнем, т.е. на момент 1865 года и в дальнем, т.е...