ГРОЗА В ОЦЕНКЕ ДОБРОЛЮБОВА.

Трудно говорить об этом произведении, минуя те суждения, которые содержатся в знаменитой статье критика - Луч света в темном царстве. Написанная в 1860 году, статья эта раскрыла художественный смысл и общественное значение Грозы. Пьеса и статья как бы соединились в сознании читателей и приобрели громадную силу воздействия.

Гроза, по словам Добролюбова, самое решительное произведение Островского, ибо она знаменует собой близкий конец самодурной силы. Центральный конфликт драмы - столкновение героини, отстаивающей свои человеческие права, с миром темного царства- выражал существенные стороны народной жизни в пору революционной ситуации. И именно поэтому драму Гроза критик считал истинно народным произведением.

Характеризуя общественную атмосферу 60-х годов, Добролюбов писал: Куда вы ни оглянитесь, везде вы видите пробуждение личности, предъявление ею своих законных прав, протест против насилия и произвола, большею частью еще робкий, неопределенный, готовый спрятаться, но все-таки уже дающий заметить свое существование. Проявление проснувшегося и все растущего протеста против гнета самодуров увидел Добролюбов в чувствах и поступках, в самой гибели Катерины.

Драму Островского критик оценил как произведение, выражающее насущные потребности своего времени - требование права, законности, уважения к человеку. В образе Катерины он видит воплощение русской живой натуры. Катерина предпочитает умереть, чем жить в неволе.

Конец этот кажется нам отрадным,- пишет критик,--легко понять почему: в нем дан страшный вызов самодурной силе, он говорит ей, что уже нельзя идти дальше, нельзя долее жить с ее насильственными, мертвящими началами. В Катерине видим мы протест против кабановских понятий о нравственности, протест, доведенный до конца, провозглашенный и под домашней пыткой, и над бездной, в которую бросилась бедная женщина. Она не хочет мириться, не хочет пользоваться жалким прозябанием, которое ей дают в обмен за ее живую душу... В образе Катерины, по мнению Добролюбова, воплотилась великая народная идея- идея освобождения. Критик считал образ Катерины близким к положению и к сердцу каждого порядочного человека в нашем обществе.

Конечно, Добролюбов далек от того, чтобы считать Катерину революционеркой. Но если женщина - самое бесправное существо, да еще в темной, косной среде купечества - не может больше мириться с гнетом самодурной силы, значит, среди обездоленных, забитых людей зреет возмущение. Это возмущение должно распространяться все шире и шире и побудить народ к решительной борьбе. Критик не мог в подцензурной статье произносить слово революция, но революционным духом проникнута вся его статья.

ЛИТЕРАТУРА

Добролюбов Н. А. Темное царство.

Островский в русской критике. Сборник статен. Изд. 2. М., 1953

Розанова Л. А. Островский. Пособие для учащихся. М. -Л., 1965.

После выхода в свет пьесы А. Н. Островского “Гроза” появилось множество откликов в периодической печати, но наибольшее внимание привлекли статьи Н. А. Добролюбова “Луч света в темном царстве” и Д. И. Писарева “Мотивы русской драмы ”.

“Гроза” - произведение, написанное Островским накануне великого бытия - отмены крепостного права. Вопрос, поднятый в драме, был весьма актуален (обличение “темного царства” перед его крахом). Именно поэтому вокруг “Грозы” развернулась острая дискуссия, причем основным предметом спора был вопрос: как трактовать характер Катерины Кабановой, что собой являет эта героиня?

Говоря о том, как “понят и выражен сильный русский характер в “Грозе”, Добролюбов в статье “Луч света в темном царстве” справедливо подметил “сосредоточенную решительность” Катерины. Однако, определяя истоки ее характера, он полностью ушел от духа драмы Островского. Разве можно согласиться, что “воспитание и молодая жизнь ничего не дали ей”? Без монологов-воспоминаний о юности разве можно понять вольнолюбивый ее характер? Не почувствовав ничего светлого и жизнеутверждающего в рассуждениях Катерины, не удостоив ее религиозную культуру вниманием, Добролюбов рассуждал: “Натура заменяет здесь и соображения рассудка, и требования чувства и воображения”. Там, где у Островского мы можем увидеть элементы народной культуры, у Добролюбова -несколько прямолинейно (если не сказать примитивно) понятая натура. Юность Катерины, по Островскому, - это солнечный восход, радость жизни, светлые надежды и радостные молитвы. Юность Катерины, по Добролюбову, - это “бессмысленные бредни странниц”, “сухая и однообразная жизнь”.

В своих рассуждения Добролюбов не заметил главного - различия между религиозностью Катерины и религиозностью Кабановых (“все веет холодом и какой-то неотразимой угрозой: и лики святых так строги, и церковные чтения так грозны, и рассказы странниц так чудовищны”). Именно в юности сформировался вольнолюбивый и страстный характер Катерины, бросившей вызов “темному царству”. Далее Добролюбов, говоря о Катерине, представляет ее как характер цельный, гармоничный, который “поражает нас своею противоположностью всяким самодурным началам”. Критик говорит о сильной личности, противопоставившей гнету Диких и Кабановых свободу, пусть даже ценой жизни. Добролюбов увидел в Катерине “идеальный национальный характер”, так необходимый в переломный момент русской истории.

С иных позиций оценивал “Грозу” Д. И. Писарев в статье “Мотивы русской драмы”, опубликованной в мартовском номере “Русского слова” за 1864 год. В отличие от Добролюбова, Писарев называет Катерину “полоумной мечтательницей” и “визионеркой”: “Вся жизнь Катерины состоит из постоянных внутренних противоречий; она ежеминутно кидается из одной крайности в другую; она сегодня раскаивается в том, что делала вчера, и между тем сама не знает, что будет делать завтра; она на каждом шагу путает и свою собственную жизнь и жизнь других людей; наконец, перепутавши все, что было у нее под руками, она разрубает затянувшиеся узлы самым глупым средством, самоубийством”.

Писарев совершенно глух к нравственным переживаниям героини, он считает их следствием неразумности Катерины: “Катерина начинает терзаться угрызениями совести и доходит в этом направлении до сумасшествия”. Трудно согласиться с такими категоричными заявлениями, с высоты которых судит “мыслящий реалист” Писарев. Однако статья воспринимается скорее как вызов добролюбовскому пониманию пьесы, особенно в той ее части, где речь идет о революционных возможностях народа, нежели как литературоведческий анализ пьесы. Ведь Писарев писал свою статью в эпоху спада общественного движения и разочарования революционной демократии в возможностях народа. Поскольку стихийные крестьянские бунты не привели к революции, Писарев оценивает “стихийный” протест Катерины как глубокую “бессмыслицу”. Своеобразным “лучом света” он провозглашает другого литературного персонажа - Евгения Базарова. Разочаровавшись в революционных возможностях крестьянства, Писарев верит в естественные науки как революционную силу, способную просветить народ и привести его к мысли о преобразовании жизни на разумных началах.

На мой взгляд, наиболее глубоко прочувствовал “Грозу” Аполлон Григорьев. Он увидел в ней “поэзию народной жизни, смело, широко и вольно”, захваченную Островским. Он отметил “эту небывалую доселе ночь свидания в овраге, всю дышащую близостью Волги, всю благоухающую запахом трав широких ее лугов, всю звучащую вольными песнями, забавными, тайными речами, всю полную обаяния страсти глубокой и трагически роковой. Это ведь создано так, как будто не художник, а целый народ создавал тут!”

Разделы: Литература

Тема: Драма А.Н.Островского “Гроза” в русской критике (2 часа).

Цели: 1. Познакомить учащихся со сложной и противоречивой борьбой, развернувшейся вокруг драмы А.Н.Островского.

2 .Сопоставить противоположные мнения (Добролюбов - Писарев), помочь понять суть несогласия между двумя великими критиками, для чего глубже осмыслить отдельные положения статей Н.А.Добролюбова “Луч света в темном царстве” и Д.И.Писарева “Мотивы русской драмы”.

3. Научить школьников воспринимать каждую критическую статью не только как глубокий анализ художественного произведения, но и как определенный документ эпохи.

4. Формировать “критическое мышление” старшеклассников.

Оборудование: портреты Н.А.Добролюбова и Д.И.Писарева.

Ход урока.

I. Постановка темы урока.

Сегодня предметом чтения, изучения, обсуждения является литературная критика.

Какова роль литературной критики? (Содержит оценку, истолкование художественных произведений и явлений жизни, отраженных в них).

Задачи урока: познакомиться с критическими оценками драмы Островского “Гроза”, понять их суть, попробовать сформировать свою собственную позицию.

Итак, тема урока...

II. Лекция учителя.

1. “Удивительнейшее, великолепнейшее произведение русского, могучего, вполне овладевшего собой таланта”, - писал Тургенев Фету, прослушав драму в чтении автора.

2.“Гроза” - драма только по названию, в сущности же это сатира , направленная против двух страшнейших зол, глубоко вкоренившихся в “темном царстве” - против семейного деспотизма и мистицизма”. (Пальховский в статье “Гроза”, драма Островского, 20 ноября 1859г.)

3.“Не опасаясь обвинения в преувеличении, - могу сказать по совести, что подобного произведения, как драмы, в нашей литературе не было. Она бесспорно занимает и, вероятно, долго будет занимать первое место по высоким классическим красотам”, - писал в своем кратком отзыве Гончаров.

4. “Гроза” есть, без сомнения, самое решительное произведение Островского; взаимные отношения самодурства и безгласности доведены в ней до самых трагических последствий (Н.А.Добролюбов).

5. “Гроза” Островского есть, по-моему, плачевное сочинение”, писал Лев Толстой Фету.

Как видим, по-разному толковалась современниками пьеса. Но эпицентром спора стала Катерина.

1. “В Катерине, как женщине неразвитой, нет сознания долга, нравственных обязанностей, нет развитого чувства человеческого достоинства и страха запятнать его каким-нибудь безнравственным поступком... Катерина – не возбуждает сочувствия зрителя, потому что сочувствовать-то нечему: не было в ее поступках ничего разумного, ничего человечного...” (Пальховский).

2. “Увлечение нервной страстной женщины и борьба с долгом, падение, раскаяние и тяжкое искупление вины - все это исполнено живейшего драматического интереса и ведено с необычайным искусством и знанием сердца” (И.Гончаров).

3. Катерина “безнравственная, бесстыжая женщина, выбежавшая ночью к любовнику, как только муж уехал из дому”. (Критик Павлов).

4. “В лице Катерины мы видим светлый луч на темном небе”. (Гиероглифов).

Можно с уверенностью сказать, что немногие образы, созданные русской литературой, вызвали столь противоречивые и полярные суждения.

Необычность и сложность полемики вокруг “Грозы” заключалась в том, что во взглядах на драму и ее главную героиню разошлись не только идейные противники.

Вершину критической мысли о “Грозе” представляет статья критика революционно-демократического направления Н.А.Добролюбова “Луч света в темном царстве”.

Добролюбов... Человек замечательного ума, ясного и светлого, талантливый критик и поэт, блестящий организатор и великий труженик.

Бедное детство в доме бедного священника (в семье было 8 детей), бедное полуголодное учение в духовном училище, семинарии, затем в Петербургском педагогическом университете, смерть родителей (в 1 год, с разницей в 4 месяца - Добролюбов был студентом 1 курса) , 4 года лихорадочного, неутомимого труда в “Современнике” и, наконец, год за границей, проведенный в предчувствии смерти, - вот и вся биография Добролюбова. До обидного мало прожил Добролюбов - 25 с небольшим лет (1836-1861). Коротка была его литературно-критическая деятельность - всего 4 года!

Литературное наследство Добролюбова велико (4 тома сочинений). Самым главным в этом наследстве являются его критические статьи, посвященные творчеству Гончарова, Тургенева, Островского, Щедрина, Достоевского.

Свою картину Добролюбов назвал “реальной”. В основе “реальной критики” лежит требование жизненной правды. “Реальная критика” подразумевает сопоставление художественного произведения с реальной действительностью и указывает читателям тот смысл, которые имеют произведения для общества

Достоинство и значение литературного произведения определяется тем, “как глубоко проникает взгляд писателя в самую сущность явлений, как широко захватывает он в своих изображениях различные стороны жизни”.

Пьесы Островского Добролюбов назвал “пьесами жизни”, так как они отображают самые существенные стороны жизни. В статье “Луч света в темном царстве”. Добролюбов указывает читателям тот “общий смысл”, который “Гроза” имеет для русского общества.

III. Анализ критической статьи Добролюбова “Луч света в темном царстве”.

Статья Добролюбова “Луч света в темном царстве” - один из первых отзывов на пьесу Островского.

(В журнале “Современник” в №10 за 1860 год).

Что это было за время? (Вершина революционно-демократического подъема, яростного сопротивления самодержавной власти. Напряженное ожидание реформ. Надежда на социальные перемены).

1. Какого характера требовала эпоха? (Решительного, цельного - сильного характера, способного подняться до протеста против насилия и произвола и идти в своем посте до конца. Такой характер Добролюбов увидел в Катерине).

2. Почему Добролюбов считал, что характер Катерины - “шаг вперед не только в драматической деятельности Островского, но и во всей нашей литературе”?

3. Почему Добролюбов придает большое значение тому, что “сильный русский характер является у Островского в “женском типе”?

4. Почему Добролюбов назвал Катерину “лучом света в темном царстве”? (Светлая личность. Яркое явление и в высшей степени положительное. Личность, не желающая быть жертвой “темного царства”, способная на поступок. Всякое насилие возмущает ее и ведет к протесту).

5. Может показаться, что критику этот характер дорог только протестом, отрицанием. Так ли это? (Добролюбов приветствует творческое начало в характере героини).

6. Вдумайтесь в суждение критика: Катерина - характер “созидающий, любящий, идеальный”. Как согласуется с созидательной натурой героини “протест против кабановских понятий о нравственности, протест, доведенный до конца”? (Истоки протеста как раз в гармоничности, простоте, благородстве, которые несовместимы с рабской моралью).

7. В чем, по мнению Добролюбова, драма Катерины? (В борьбе естественных, вытекающих из ее натуры стремлений к красоте, гармонии, счастью с предрассудками, моралью “темного царства”).

8. Почему критик видит в драме “Гроза” что-то “освежающее, ободряющее”? (Обнаруживает шаткость и близкий конец самодурства. Характер Катерины веет новой жизнью, хотя открывается нам в самой ее гибели).

9. Прав ли Добролюбов в утверждении, что другого выхода для освобождения у Катерины не было?

10. Достоин ли Борис любви Катерины и повинен ли в ее смерти?

11. Почему Тихон - “живой труп”?

12. Как Добролюбов оценивает трагическую развязку “Грозы”? Согласны ли вы с мнением критика?

13. Отличается ли добролюбовское понимание характера Катерины от авторского?

Островский был далек от мысли, что единственным выходом из “темного царства” может быть только решительный протест. “Лучом света” для Островского оставалось знание, образование.

Добролюбов же, как революционер-демократ, в период мощного революционного подъема искал в литературе факты, подтверждающие, что народные массы не хотят и не могут жить по-старому, что в них зреет протест против самодержавных порядков, что они готовы подняться на решительную борьбу за социальные преобразования. Добролюбов был убежден, что читатели, ознакомившись с пьесой, должны понять, что жить в “темном царстве” хуже смерти. Ясно, что таким образом Добролюбов заострил многие моменты пьесы Островского и сделал прямые революционные выводы. Но это объяснялось временем написания статьи.

IV. Сопоставление мнения Добролюбова с мнением Писарева.

Как вы отнесетесь к следующему мнению? (Автор пока не называется. Учитель читает основные положения статьи Писарева “Мотивы русской драмы” и комментирует их).

1.“Вся жизнь Катерины состоит из постоянных внутренних противоречий; она ежеминутно кидается из одной крайности в другую; она сегодня раскаивается в том, что делала вчера, и между тем сама не знает, что будет делать завтра; она на каждом шагу путает и свою собственную жизнь, и жизнь других людей; наконец, перепутавши все, что было у ее под руками, она разрубает затянувшиеся узлы самым глупым средством - самоубийством, которое является совершенно неожиданным для нее самой”.

Духовный мир Катерины - Нелепые порывы от бессильного отчаяния”.

Поведение - противоречия и нелепости”, Катерина совершает много глупостей.

В чем же расходится этот критик с Добролюбовым?

У Добролюбова духовный мир Катерины - мечты, стремления, порывы... Они все время сталкиваются с моралью “темного царства”. Притеснители гнут натуру Катерины, ломают. В душе Катерины идет борьба душевная драма.

Критик никакой драмы в душе Катерины не видит. Все ее порывы кажутся ему ненужными.

У Добролюбова самоубийство Катерины - вызов самодурной силе.

У критика - не героический вызов “темному царству”.

2. “Добролюбов слишком увлекся симпатией к характеру Катерины и принял ее личность за светлое явление”. Да, с симпатией и любовью, как к сестре.

Как это выражено? (В заглавии, в тоне повествования. Сосредоточил внимание на идеальной стороне характера. Отвлекся от рассмотрения невежества, религиозности).

3. “Ни одно светлое явление не может ни возникнуть, ни сложиться в “тёмном царстве” патриархальный русской семьи, выведенный на сцену в драме Островского”.

Почему? Несёт на себе недостатки своей среды.

4. “Светлым явлением должно считать только то, что в большей или меньшей степени может содействовать прекращению или облегчению страдания”, “что ускоряет развитие человеческого благосостояния”. “Кто не умеет ничего сделать для облегчения своих и чужих страданий, тот не может быть назван “светлым явлением”.

“Что бесплодно, то не светло”.

Человек, который сам умертвил себя, не избавляет от страданий окружающих.

5. "Луч света", по мнению критика, умная, развитая личность. А Катерина - "вечное дитя".

Да, Катерина необразованна, развитой ее не назовешь. Сердце наивно, но зато и не развращено. Она живет в мире идеальном.

6. Катерина - "страдательная личность", сформированная ласковым воспитанием. Сочувствовать им не следует, т.к. такие личности - оборотная сторона "темного царства".

Не слишком ли сухо, язвительно говорит о Катерине критик?

7. "Народ нуждается только в одной вещи, в которой заключаются все остальные блага человеческой мысли, а это движение возбуждается и поддерживается приобретением знаний..."

"Пусть общество не сбивается с этой прямой и единственной дороги к прогрессу, пусть не думает, что ему надо приобрести какие-нибудь добродетели". "Все это мыльные пузыри, все это дешевая подделка настоящего прогресса, все это болотные огоньки, заводящие нас в трясину возвышенного красноречия".

"Только живая и самостоятельная деятельность мысли, только прочные и положительные знания обновляют жизнь, разгоняют темноту, уничтожают глупые пороки и глупые добродетели".

У Добролюбова Катерина - характер любящий. Глупо? Человек должен жить в любви. А Катерину заели.

Изменился мир. Наша современница - женщина интеллектуальная, деловая, энергичная, самостоятельная, раскрепощенная. Какой уж тут страх перед грехом? Но в основе своей женщина осталась любящей.

Мир крепок любовью.

С кем из критиков вы согласны и почему?

V. Лекция учителя.

Родился в 1840 г. и погиб в 1868 г. (утонул). 4 года 4 месяца и 18 дней просидел в тюрьме, в одиночном заключении. Это был период необыкновенно напряженный творческой его работы. Побывал Писарев и в психиатрической клинике. Дважды перенёс несчастную любовь.

Писарев был едва ли не самым жизнерадостным, светлым человеком из всех прежних литераторов (исключая Пушкина). Писарев был очень одиноким человеком.

Его появление на сцене русской общественной жизни сопровождалось шумными возгласами негодования, насмешками и не менее шумными кликами восторга. Его называли "свистуном". Он был едва ли не освистан. Он, как принято было говорить, вообще наделал много шума.

В 1864 г., спустя 4 с лишним года, когда "Гроза" ставилась всё реже, а Добролюбова уже и не было в живых, Писарев выступил в привычной роли возмутителя спокойствия, написав статью "Мотивы русской драмы".

Разбор "Грозы” Писарев строит как последовательное опровержение взглядов Добролюбова (Полемика-основа критического метода Писарева). При этом Писарев согласился с добролюбовской трактовкой "тёмного царства", в котором вянут умственные способности и истощаются свежие силы наших молодых поколений", признал, что на него "нельзя смотреть сквозь пальцы", но статью "Луч света в тёмном царстве" считает ошибкой со стороны Добролюбова.

Писарев не подвергает никакому сомнению эстетическую состоятельность драмы, типичность характера героини: "Читая" Грозу ", вы ни разу не усомнитесь в том, что Катерина должна была поступать в действительности так, как она поступает в драме". Но он решительно отказывается считать "лучом света" героиню "Грозы". Почему?

Ответ на этот вопрос лежит за пределами пьесы Островского. Мнения критиков объясняются временем написания работ и различием во взглядах их авторов.

От 1860 г. к 1864 г. обстановка в России круто изменилась. Революционная ситуация не переросла в революцию. Ее удалось предотвратить крестьянской реформой. Крестьянские, студенческие волнения пошли на убыль. Началась полоса реакции. Убеждённый, что расчёт Добролюбова на участие в революции массы "жертв тёмного царства" неверен, Писарев выдвигает иного героя - мыслящего пролетария, реалиста, способного разобраться в происходящем.

В качестве тактики борьбы демократических сил Писарев предлагает развитие и распространение тех знаний, которые наиболее полезны для общества, которые и формируют мыслящую молодость типа Базарова. С этих позиций Писарев и оспаривает трактовку образа Катерины в известной статье Добролюбова.

Кто же из критиков ближе к истине? Чья статья даёт возможность лучше понять драму Островского и характер Катерины?

Предпочтение следует отдать статье Добролюбова.

Анализ художественного произведения у Писарева часто переходит в прямолинейный суд над героями во имя торжества идей самого критика. Критик постоянно апеллирует к разуму.

Критическая манера Добролюбова более плодотворна. Добролюбов видит и те стороны, на которых сосредоточил внимание Писарев. Но Добролюбов не столько судит, сколько изучает, исследует борьбу в душе героини, доказывая неизбежность победы света над тьмою. Такой подход соответствует духу драмы Островского.

Правоту Добролюбова подтвердил и суд истории. "Гроза" действительно явилась вестью о новом этапе русской народной жизни. Уже в движении революционеров - семидесятников немало было участниц, чей жизненный путь заставлял вспомнить о Катерине. Вера Засулич, Софья Перовская, Вера Фигнер... И они начинали с инстинктивного порыва к воле, рождённого духотой семейной обстановки.

Писареву не суждено было узнать это. Он погиб в 1868г. Ему было 28 лет. Похоронен в Петербурге на Вилковом кладбище рядом с Добролюбовым.

Заключительное слово учителя.

Любую критическую статью вряд ли надо считать истиной в последней инстанции. Критическая работа, даже самая многосторонняя - всё-таки односторонность. Самый гениальный критик не может сказать о произведении всего. Но лучшие, подобно художественным произведениям, становятся памятниками эпохи. Добролюбовская статья - одно из высших достижений русской критики XIX века. Она задаёт тенденцию в истолковании "Грозы" и поныне.

Наше время в истолкование драмы Островского вносит свои акценты.

Н. Добролюбов назвал город Калинов "тёмным царством", а Катерину - "лучом света" в нём. Но можно ли с этим согласиться? Царство оказалось не таким уж и "тёмным", как может показаться на первый взгляд.

А луч? Резкий длинный свет, беспощадно всё высвечивающий, холодный, режущий, вызывающий желание закрыться.

Разве это Катерина? Вспомните!

“- Как она молится…! Какая у нее на лице улыбка ангельская, а от лица - то будто светится.”

Вот! Свет идёт изнутри. Нет, это не луч. Свеча. Трепетная, беззащитная. А от неё свет. Рассеивающийся, тёплый, живой свет. К нему потянулись - каждый за своим. От этого - то дыхания многих и погасла свеча”. (Т. И. Богомолова.)*

* Т.И. Богомолова. Использование опорных схем на уроках литературы в старших классах. Калуга, 1994г., стр. 49.

У Добролюбова "луч" - тёплое, внешне мягкое создание, но внутри своя крепость. Катерина характер цельный. Она на что угодно не разменяется.

VI. Домашнее задание.

2. Составить план и тезисы статьи Н. А. Добролюбова "Луч света в тёмном царстве".

Учебная заметка для студентов

Исаак Левитан. Вечер. Золотой Плес (1889)

Невероятная полемика вокруг пьесы А. Островского «Гроза» началась еще при жизни драматурга. Речь идет о пяти статьях:

• Н. Добролюбов «Луч света в темном царстве» (1860);
• Д. Писарев «Мотивы русской драмы» (1864);
• М. Антонович «Промахи» (1864);
• А. Григорьев «После „Грозы“ Островского. Письма к И. С. Тургеневу» (1860);
• М. Достоевский «„Гроза“. Драма в пяти действиях А. Н. Островского» (1860).

Разберемся в высказанных критиками точках зрения.

Н. А. Добролюбов

«Гроза» есть, без сомнения, самое решительное произведение Островского; взаимные отношения самодурства и безгласности доведены в ней до самых трагических последствий; и при всем том большая часть читавших и видевших эту пьесу соглашается, что она производит впечатление менее тяжкое и грустное, нежели другие пьесы Островского (не говоря, разумеется, об его этюдах чисто комического характера). В «Грозе» есть даже что-то освежающее и ободряющее. Это «что-то» и есть, по нашему мнению, фон пьесы, указанный нами и обнаруживающий шаткость и близкий конец самодурства. Затем самый характер Катерины, рисующийся на этом фоне, тоже веет на нас новою жизнью, которая открывается нам в самой ее гибели.

Дело в том, что характер Катерины, как он исполнен в «Грозе», составляет шаг вперед не только в драматической деятельности Островского, но и во всей нашей литературе. Он соответствует новой фазе нашей народной жизни, он давно требовал своего осуществления в литературе, около него вертелись наши лучшие писатели; но они умели только понять его надобность и не могли уразуметь и почувствовать его сущности; это сумел сделать Островский. <...>

Прежде всего вас поражает необыкновенная своеобразность этого характера. Ничего нет в нем внешнего, чужого, а все выходит как-то изнутри его; всякое впечатление переработывается в нем и затем срастается с ним органически. Это мы видим, например, в простодушном рассказе Катерины о своем детском возрасте и о жизни в доме у матери. Оказывается, что воспитание и молодая жизнь ничего не дали ей: в доме ее матери было то же, что и у Кабановых, - ходили в церковь, шили золотом по бархату, слушали рассказы странниц, обедали, гуляли по саду, опять беседовали с богомолками и сами молились... Выслушав рассказ Катерины, Варвара, сестра ее мужа, с удивлением замечает: «Да ведь и у нас то же самое». Но разница определяется Катериною очень быстро в пяти словах: «Да здесь все как будто из-под неволи!» И дальнейший разговор показывает, что во всей этой внешности, которая так обыденна у нас повсюду, Катерина умела находить свой особенный смысл, применять ее к своим потребностям и стремлениям, пока не налегла на нее тяжелая рука Кабанихи. Катерина вовсе не принадлежит к буйным характерам, никогда не довольным, любящим разрушать во что бы то ни стало. Напротив, это характер по преимуществу созидающий, любящий, идеальный. Вот почему она старается все осмыслить и облагородить в своем воображении; то настроение, при котором, по выражению поэта, -

Весь мир мечтою благородной
Перед ним очищен и омыт, -

это настроение до последней крайности не покидает Катерину. <...>

В положении Катерины мы видим, что, напротив, все «идеи», внушенные ей с детства, все принципы окружающей среды - восстают против ее естественных стремлений и поступков. Страшная борьба, на которую осуждена молодая женщина, совершается в каждом слове, в каждом движении драмы, и вот где оказывается вся важность вводных лиц, за которых так упрекают Островского. Всмотритесь хорошенько: вы видите, что Катерина воспитана в понятиях одинаковых с понятиями среды, в которой живет, и не может от них отрешиться, не имея никакого теоретического образования. Рассказы странниц и внушения домашних хоть и переработывались ею по-своему, но не могли не оставить безобразного следа в ее душе: и действительно, мы видим в пьесе, что Катерина, потеряв свои радужные мечты и идеальные, выспренние стремления, сохранила от своего воспитания одно сильное чувство - страх каких-то темных сил, чего-то неведомого, чего она не могла ни объяснить себе хорошенько, ни отвергнуть. За каждую мысль свою она боится, за самое простое чувство она ждет себе кары; ей кажется, что гроза ее убьет, потому что она грешница; картина геенны огненной на стене церковной представляется ей уже предвестием ее вечной муки... А все окружающее поддерживает и развивает в ней этот страх: Феклуши ходят к Кабанихе толковать о последних временах; Дикой твердит, что гроза в наказание нам посылается, чтоб мы чувствовали; пришедшая барыня, наводящая страх на всех в городе, показывается несколько раз с тем, чтобы зловещим голосом прокричать над Катериною: «Все в огне гореть будете в неугасимом». <...>

В монологах Катерины видно, что у ней и теперь нет ничего формулированного; она до конца водится своей натурой, а не заданными решениями, потому что для решений ей бы надо было иметь логические, твердые основания, а между тем все начала, которые ей даны для теоретических рассуждений, решительно противны ее натуральным влечениям. Оттого она не только не принимает геройских поз и не произносит изречений, доказывающих твердость характера, а даже напротив - является в виде слабой женщины, не умеющей противиться своим влечениям, и старается оправдывать тот героизм, какой проявляется в ее поступках. Она решилась умереть, но ее страшит мысль, что это грех, и она как бы старается доказать нам и себе, что ее можно и простить, так как ей уж очень тяжело. Ей хотелось бы пользоваться жизнью и любовью; но она знает, что это преступление, и потому говорит в оправдание свое: «Что ж, уж все равно, уж душу свою я ведь погубила!» Ни на кого она не жалуется, никого не винит, и даже на мысль ей не приходит ничего подобного; напротив, она перед всеми виновата, даже Бориса она спрашивает, не сердится ли он на нее, не проклинает ли... Нет в ней ни злобы, ни презрения, ничего, чем так красуются обыкновенно разочарованные герои, самовольно покидающие свет. Но не может она жить больше, не может, да и только; от полноты сердца говорит она: «Уж измучилась я... Долго ль мне еще мучиться? Для чего мне теперь жить, - ну, для чего? Ничего мне не надо, ничего мне не мило, и свет божий не мил! - а смерть не приходит. Ты ее кличешь, а она не приходит. Что ни увижу, что ни услышу, только тут (показывая на сердце) больно». При мысли о могиле ей делается легче - спокойствие как будто проливается ей в душу. «Так тихо, так хорошо... А об жизни и думать не хочется... Опять жить?.. Нет, нет, не надо... нехорошо. И люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны! Не пойду туда! Нет, нет, не пойду... Придешь к ним - они ходят, говорят, - а на что мне это?..» И мысль о горечи жизни, какую надо будет терпеть, до того терзает Катерину, что повергает ее в какое-то полугорячечное состояние. В последний момент особенно живо мелькают в ее воображении все домашние ужасы. Она вскрикивает: «А поймают меня да воротят домой насильно!.. Скорей, скорей...» И дело кончено: она не будет более жертвою бездушной свекрови, не будет более томиться взаперти с бесхарактерным и противным ей мужем. Она освобождена!..

Грустно, горько такое освобождение; но что же делать, когда другого выхода нет. Хорошо, что нашлась в бедной женщине решимость хоть на этот страшный выход. В том и сила ее характера, оттого-то «Гроза» и производит на нас впечатление освежающее, как мы сказали выше. <...>

Д. А. Писарев

Драма Островского «Гроза» вызвала со стороны Добролюбова критическую статью под заглавием «Луч света в темном царстве». Эта статья была ошибкою со стороны Добролюбова; он увлекся симпатиею к характеру Катерины и принял ее личность за светлое явление. Подробный анализ этого характера покажет нашим читателям, что взгляд Добролюбова в этом случае неверен и что ни одно светлое явление не может ни возникнуть, ни сложиться в «темном царстве» патриархальной русской семьи, выведенной на сцену в драме Островского. <...>

Добролюбов спросил бы самого себя: как мог сложиться этот светлый образ? Чтобы ответить себе на этот вопрос, он проследил бы жизнь Катерины с самого детства, тем более что Островский дает на это некоторые материалы; он увидел бы, что воспитание и жизнь не могли дать Катерине ни твердого характера, ни развитого ума; тогда он еще раз взглянул бы на те факты, в которых ему бросилась в глаза одна привлекательная сторона, и тут вся личность Катерины представилась бы ему в совершенно другом свете. <...>

Вся жизнь Катерины состоит из постоянных внутренних противоречий; она ежеминутно кидается из одной крайности в другую; она сегодня раскаивается в том, что делала вчера, и между тем сама не знает, что будет делать завтра; она на каждом шагу путает и свою собственную жизнь и жизнь других людей; наконец, перепутавши все, что было у нее под руками, она разрубает затянувшиеся узлы самым глупым средством, самоубийством, да еще таким самоубийством, которое является совершенно неожиданно для нее самой. <...>

М. А. Антонович

Г. Писарев решился исправлять Добролюбова, как г. Зайцев Сеченова, и разоблачать его ошибки, к которым он причисляет одну из самых лучших и глубокомысленнейших статей его «Луч света в темном царстве», написанную по поводу «Грозы» г. Островского. Эту-то поучительную, глубоко прочувствованную и продуманную статью г. Писарев силится залить мутною водою своих фраз и общих мест. <...>

Г. Писареву почудилось, будто бы Добролюбов представляет себе Катерину женщиной с развитым умом и с развитым характером, которая будто бы и решилась на протест только вследствие образования и развития ума, потому будто бы и названа «лучом света». Навязавши таким образом Добролюбову свою собственную фантазию, г. Писарев и стал опровергать ее так, как бы она принадлежала Добролюбову. Как же можно, рассуждал про себя г. Писарев, назвать Катерину светлым лучом, когда она женщина простая, неразвитая; как она могла протестовать против самодурства, когда воспитание не развило ее ума, когда она вовсе не знала естественных наук, которые, по мнению великого историка Бокля, необходимы для прогресса, не имела таких реалистических идей, какие есть, например, у самого г. Писарева, даже была заражена предрассудками, боялась грома и картины адского пламени, нарисованной на стенах галлереи. Значит, умозаключил г. Писарев, Добролюбов ошибается и есть поборник искусства для искусства, когда называет Катерину протестанткой и лучом света. Удивительное доказательство!

Так-то вы, г. Писарев, внимательны к Добролюбову и так-то вы понимаете то, что хотите опровергать? Где ж это вы нашли, будто бы у Добролюбова Катерина представляется женщиной с развитым умом, будто протест ее вытекает из каких-нибудь определенных понятий и сознанных теоретических принципов, для понимания которых действительно требуется развитие ума? Мы уже видели выше, что, по взгляду Добролюбова, протест Катерины был такого рода, что для него не требовалось ни развитие ума, ни знание естественных наук и Бокля, ни понимание электричества, ни свобода от предрассудков, или чтение статей г. Писарева; это был протест непосредственный, так сказать, инстинктивный, протест цельной нормальной натуры в ее первобытном виде, как она вышла сама собою без всяких посредств искусственного воспитания. <...>

Таким образом вся эта фанфаронада г. Писарева в сущности очень жалка. Оказывается, что он не понял Добролюбова, перетолковал его мысль и на основании своего непонимания обличил его в небывалых ошибках и в несуществующих противоречиях...

А. А. Григорьев

Впечатление сильное, глубокое и главным образом положительно общее произведено было не вторым действием драмы, которое, хотя и с некоторым трудом, но все-таки можно еще притянуть к карающему и обличительному роду литературы, - а концом третьего, в котором (конце) решительно ничего иного нет, кроме поэзии народной жизни, - смело, широко и вольно захваченной художником в одном из ее существеннейших моментов, не допускающих не только обличения, но даже критики и анализа: так этот момент схвачен и передан поэтически, непосредственно. Вы не были еще на представлении, но вы знаете этот великолепный по своей смелой поэзии момент - эту небывалую доселе ночь свидания в овраге, всю дышащую близостью Волги, всю благоухающую запахом трав широких ее лугов, всю звучащую вольными песнями, «забавными», тайными речами, всю полную обаяния страсти веселой и разгульной и не меньшего обаяния страсти глубокой и трагически-роковой. Это ведь создано так, как будто не художник, а целый народ создавал тут! И это-то именно было всего сильнее почувствовано в произведении массою, и притом массою в Петербурге, диви бы в Москве, - массою сложною, разнородною, - почувствовано при всей неизбежной (хотя значительно меньшей против обыкновения) фальши, при всей пугающей резкости александрийского выполнения.

М. М. Достоевский

Гибнет одна Катерина, но она погибла бы и без деспотизма. Это жертва собственной чистоты и своих верований . <...> Жизнь Катерины разбита и без самоубийства. Будет ли она жить, пострижется ли в монахини, наложит ли на себя руки - результат один относительно ее душевного состояния, но совершенно другой относительно впечатления. Г. Островскому хотелось, чтоб этот последний акт своей жизни она совершила с полным сознанием и дошла до него путем раздумья. Мысль прекрасная, еще более усиливающая краски, так поэтически щедро потраченные на этот характер. Но, скажут и говорят уже многие, не противоречит ли такое самоубийство ее религиозным верованиям? Конечно противоречит, совершенно противоречит, но эта черта существенна в характере Катерины. Дело в том, что по своему в высшей степени живому темпераменту, она никак не может ужиться в тесной сфере своих убеждений. Полюбила она, совершенно сознавая весь грех своей любви, а между тем все-таки полюбила, будь потом, что будет; закаялась потом видеться с Борисом, а сама все-таки прибежала проститься с ним. Точно так решается она на самоубийство, потому что сил не хватает у ней перенести отчаяние. Она женщина высоких поэтических порывов, но вместе с тем преслабая. Эта непреклонность верований и частая измена им и составляет весь трагизм разбираемого нами характера.

М. И. Писарев

"Гроза". Драма А. Н. Островского

Драма А. Н. Островского "Гроза" в русской критике Сб. статей / Сост., авт. вступ. статьи и комментариев Сухих И. Н.-- Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1990.-- 336 с. На "Грозу" Островского восстала буря, кажется, сухопутная, предшествуемая пыльным ураганом. 1 Бури-то самой мы не видели, а ураган на просторе рассыпался пылью и исчез бесследно. На "Грозу" поднялась еще одна премудреная московская газета, которую и не поймешь под старость лет: и хитрит, и румянится, и сплетничает эта газета, как старая дева. (Юность и красота и самородность ей не по сердцу -- и вот ополчилась она на "Грозу" всеми хитростями чахлого ума. Но ни бурь "Нашего времени", ни умственной гимнастики на туго натянутых умозаключениях не нужно для того, чтобы подойти к произведению, которое, все-таки ярко и далеко выдается из ряда наших дюжинных драм. Буря душевная обличает внутреннюю тревогу, происходящую от каких-нибудь посторонних соображений; умственные тонкости выказывают преднамеренность, а то и другое обнаруживает досаду, происходящую от того, что хоть ягода и не нашего поля, однако всем нравится. По нашему мнению, надо прямо и смело подойти к художественному произведению, и спокойно, не мудрствуя лукаво, поверить его своим вкусом. До палевых перчаток соседа нам не должно быть дела. Искренность беззлобливая и собственное честное убеждение, собственный вкус, воспитанный на лучших, хотя бы не все одних великосветских образцах -- вот что нужно также критику: без этого он непременно проговорится и намекнет на свою заднюю мысль... Новое произведение г. Островского исполнено жизни, свежести красок и величайшей правды. Только изучивши непосредственно ту среду, из которой взято его содержание, можно было написать его. По содержанию своему драма относится к купеческому быту глухого городка, но и в этом быту, задавленном бессмысленною обрядностью, мелкою спесью, пробивается порою искра человеческого чувства. Уловить эту искру нравственной свободы и подметить ее борьбу с тяжелым гнетом обычаев, с изуверством понятий, с своенравной прихотью произвола, отозваться поэтическим чувством на эту Божью искру, порывающуюся на свет и простор,-- значит найти содержание для драмы. В каком бы быту ни происходила эта борьба, чем бы она ни окончилась, но если уже она существует, то существует и возможность драмы. Остальное в таланте самого писателя. Сущность драмы г. Островского, очевидно, состоит в борьбе свободы нравственного чувства с самовластием семейного быта. С одной стороны, рабское повиновение старшему в доме по древнему обычаю, застывшему неподвижно, без исключений, в неумолимой своей строгости; с другой -- семейный деспотизм по тому же закону -- выражаются в Кабановых: Тихоне и его матери. Загнанный, запуганный, забитый, вечно руководимый чужим умом, чужою волею, вечный раб семьи, Тихон не мог ни развить своего ума, ни дать простора своей свободной воле. Оттого в нем не достает ни того, ни другого. Ничто так не убийственно для рассудка, как вечная ходьба на помочах, как опека, которая велит делать то и то без всякого размышления. Если Тихон глуповат, то это потому, что за него думали другие; если он, вырвавшись на волю, жадно ловит каждую минуту пошлых житейских удовольствий, вроде пьянства, и опрометью бросается в безумный разгул, так это потому, что он никогда не жил на свободе; если он действует исподтишка, так это потому, что он был вечным рабом ревнивого семейного, ненарушимого устава. Мать он только почитает; жену и мог бы любить, да мать постоянно душит в нем все свободные порывы любви, требуя, чтобы жена, по-старому, боялась и почитала мужа. Все чувства супружеской любви должны проявляться только в известной, освященной древним обычаем, форме. Есть ли они, нет ли их, они должны быть в этой форме там, где требуется обычаем, и не должны быть там, где не требуется обычаем. Всякая свобода нравственных движений подавлена: обряд, обычай, старина сложились в неподвижную форму и оковали всего человека с самого рождения его вплоть до могилы, жизненное развитие глохнет под этим пудовым гнетом. Кто читал "Грозу", тот согласится с нами в главных чертах, которыми мы определили семейные жертвы, подобные Тихону; еще более, надеемся, согласится тот, кто видел "Грозу" на сцене, где лицо Тихона оживает в чудной игре гг. Васильева и Мартынова. 2 Каждый из этих двух первоклассных артистов взялся за роль по-своему и придал ей тот оттенок, который обусловливается средствами артиста. Это, однако же, не помешало им жить в роли, перейти в нее так, что их собственная личность совершенно исчезла в ней. Много Тихонов на свете; каждый из них имеет свою отличку, но все они похожи на Тихона, выведенного на сцену в "Грозе". Так и гг. Васильев и Мартынов дали Тихону каждый особую отличку, но равномерно воспроизвели лицо, задуманное автором. Нет сомнения, что автор задумал это лицо только в одном каком-нибудь виде; тем не менее дар творчества, достающийся на долю актера, не может успокоиться на одной только передаче слов и главных черт характера, что замечаем в актерах посредственных. Посредственный актер схватывает немногое в роли иногда очень верно, но, не входя в роль вполне, так, чтобы жить в ней цельным, с ног до головы живым лицом, грешит, не попадает в тон в подробностях, которые, в совокупности взятые составляют полный человеческий облик. Оттого желание только передать, а не оживить лицо, изображенное в драме, доводит посредственных актеров к чтению с заученного, однообразного голоса, к этой сухости, мертвенности игры, при которой можно легко сказать, что один сыграл роль лучше, другой -- хуже. Но актер, одаренный творчеством, угадывая мысли автора своим художническим чутьем, создает роль так, что она оживает как действительно живущее лицо; и если два таковые актера берутся за одну и ту же роль, то общие, родовые или идеальные черты остаются у них одинаковыми или все то, что составляет личность человека как живой и на самом деле существующей единицы, эта плоть, так сказать, запечатленная общими, типичными чертами, уже создается теми средствами, которыми обладает сам актер. А так как нет двух совершенно сходных по природе своей актеров, хотя и равно талантливых, то нет у них и совершенно сходных созданий. Как идеал или тип осуществлен в обществе в разных лицах, с разными оттенками, так и роль может, в исполнении того или другого актера, получить разные оттенки, различную плоть, различные стороны, смотря по тому, как актер представляет себе этот тип в действительной жизни. Словом, от творчества актера зависит претворение мысли автора в живую действительность; автор показывает, как лицо должно быть, актер изображает это лицо, как оно есть на самом деле, с своей наружностью, голосом, приемами, осанкой, с своими задушевными особенностями. И этому творчеству актера, этому различию игры в одной и той же роли нисколько не мешает то, что актер обязан буквально передавать слова подлинника. Представим себе такое счастливое сочетание имен, каковы имена гг. Островского, Мартынова и Васильева; припомним, что в драме каждое лицо не иначе определяется, как самим собою. Задумав лицо Тихона, г. Островский, конечно, дал ему и наилучшее определение в нем самом, так что актеру, угадавшему мысль автора, приходится только совпасть с автором и в самых выражениях. Можно, разумеется, импровизировать речь на сцене, когда автор излагает только содержание пьесы и определяет, какой характер должен быть выражен в том или другом лице, и актер уже сам ведет разговор. Такие импровизированные представления существовали некогда во всей Европе, когда только что зарождалось сценическое искусство, теперь это осталось только в балетах, где актер заменяет словесные выражения мимикой. Мы упомянули об этом только для пояснения нашей мысли. В хорошей драме хорошему актеру готовая речь служит не затруднением, а, напротив, облегчением; ибо он иначе и не может представить себе лицо, задуманное автором, если только он понял его, как с этою же самою речью. Другое дело посредственные пьесы, посредственные исполнители. Хороший актер, играя в посредственной пьесе и угадывая мысли автора, нередко спотыкается на выражениях, которые автором употреблены не в тоне с общим характером лица, спотыкается и на всех тех неровностях, несоответственностях, которые не укладываются в его понятия с общими чертами лица. Тогда хороший актер прикрывает своим творчество промахи авторские, и плохая пьеса, при хорошей обстановке, кажется хорошею. Наоборот, посредственный актер, не имеющий в себе настолько творчества и художнического чутья, чтобы переселиться в роль всем своим существом, относящийся к своей роли только извне, только как исполнитель, а не как ожившее в той роли лицо, особенно если он плохо знает свою роль или сбивается на заученные и однообразные приемы игры и произношения,-- такой актер, не понимая вполне автора и не умея владеть собою до полного превращения, непременно выйдет из общего тона, не сможет передать речь и наружность лица в постоянном соответствии с мыслью автора, и роль его будет или бледна, или неверна самой себе. Вот тайна обстановки. Счастливы хорошие писатели, когда их пьесы находят и хорошую обстановку. Актер переводит лицо из словесного мира в мир живой, дает ему наружность, плоть, голос, движение, выражение, отчего внутренний мир этого лица, выраженный у автора только словом, становится еще выпуклее, еще ярче: лицо, живущее в слове и только воображаемое, становится на сцене действительно живым, осязаемым для глаз и слуха. Вот здесь-то два хорошие актера в одной и той же роли могут разойтись: они говорят одними и теми же выражениями; но самый звук и переливы голоса, вся наружность лица, запечатленная его характером, вся эта прозрачная внешность, в которой просвечивает духовная природа лица,-- словом, вся сценическая игра оттеняется самобытными особенностями исполнителя. Мы замечаем разницу в одной и той же роли и угадываем, с какой точки зрения взглянул на свою роль тот или другой актер, как пришлась она по его средствам, по складу его ума, по его нравственному настроению. Так, нам кажется, г. Васильев осуществил в Тихоне жалкое создание, для которого борьба с закоснелым в неподвижной старине семейным бытом уже более не существует. Для него она уже кончена -- и вот эта падшая в борьбе жертва окончательно сложилась в образе существа без разума, без воли, с одною мелкою хитростию, с одними низкими побуждениями. Слабые и редкие прорывы любви -- ничто больше, как бессознательные движения души; последний укор его матери над трупом жены -- не более как бесполезная жалоба, жалкое, бессильное признание в своей собственной слабости. Тихон, в игре г. Васильева, сам того не понимает, чем он есть и чем бы мог быть; в нем самом нет протеста против своего положения, и потому он жалок, но сочувствия возбудить не может. Г. Мартынов взял Тихона несколько ранее. В игре его мы видим Тихона как существо, которое еще борется с губительным семейным началом. Правда, оно падает на каждом шагу, подчиняется постоянно преобладающему обряду семейной жизни, заменяющему свободные семейные отношения; его последний вопль -- вопль отчаяния, его упреки безнадежны; но все-таки мы чувствуем в нем не неподвижную и застывшую уже природу, а что-то говорящее, что-то человеческое, движущееся и независимое. Эти проблески внутреннего голоса при расставаньи с женою, потом при узнании ее проступка и наконец в упреках, обращенных к матери, обнаруживают жертву, только падающую в борьбе, но не совсем падшую и окоченевшую: и этой жертве мы сочувствуем, насколько в ней есть еще свободно человеческого. Короче сказать, г. Васильев взглянул на Тихона как уже на итог постоянной, незаметной борьбы свободного человеческого начала с отжившим, бессмысленным обрядом,-- борьбы, которая шла нечувствительно для Тихона и бессознательно для Кабанихи, а потому везде присутствовала и нигде не обнаруживалась, пока не сделала Тихона таким, каким он вышел на сцену. А г. Мартынов взглянул на Тихона как на существо, только готовящееся сделаться итогом гнетущей его борьбы, и потому борьба эта ярче выступает наружу, и порывы человеческого чувства громче и глубже раздатся из груди заживо умирающего человека. Г. Васильев прав потому, что на самом деле такая борьба между матерью и сыном должна вестись с самого рождения Тихона, бессознательно для обоих, и окончиться исподволь совершенным падением жертвы; г. Мартынов прав потому, что борьба, представленная выпуклее и яснее обыкновенного, приобретает более драматизма и удваивает занимательность, даже возбуждает сочувствие, присоединяясь к борьбе Катерины с тем же губительным обрядовым бытом заглохшей семьи. Существенною основою драмы служит борьба Катерины (Косицкая), жены Тихона, с матерью его, Марфой Игнатьевной (Рыкалова). Катерина до замужества была восторженной девушкой: жила она, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Мать души в ней не чаяла, наряжала как куклу, работать не принуждала. Встанет она, бывало, рано, пойдет на ключ, принесет водицы и цветы все польет; потом сходит к обедне, и странницы и богомолки все с нею; придет домой, сядет за работу, а странницы и богомолки читают или рассказывают, или стихи поют. В церкви она была точно как в раю, и никого не видала и не помнила, и не слыхала, как служба шла, а наслаждалась видениями. Или встанет ночью и молится где-нибудь в уголку, или рано утром в саду молится и плачет -- и сама не знает о чем. И сны ей снились золотые, и грезилось ей, точно будто птичкой летает. Замужем она осталась точно такою же восторженною. Но к невинным мечтам примешалась любовь. Полюбила она Бориса Григорьевича, племянника соседнего купца Дикого. Муж не мог внушить ей любви к себе. И вот от прежней беспечной девичьей свободы перешла она в строгий быт замужней женщины. От матери досталась она в руки свекрови -- олицетворенному семейному обряду. Свекровь не понимает свободы чувства и не заботится, любит ли жена ее сына, или нет, потому что и она сама не любит никого. Любовь у ней только в голове, а не в сердце. К снохе она как бы ревнует; она неумолима, беспощадна, холодна; она гнетет и душит сноху без жалости: это настоящая свекровь, как изображают ее русские песни. Постоянно твердит она сыну одно и то же: "Нынче дети не почитают родителей; если родительница что когда и обидно скажет, так можно перенести; мать стара, глупа, ну, а вы -- люди умные, нечего с дураков и взыскивать; ведь от любви родители и строги бывают, от любви и бранят -- все думают добру научить. С тех пор как ты женился, я уж от тебя прежней любви не вижу. Аль жена тебя, что ли, отводит от матери? Я давно вижу, что вам воли хочется: ну, что ж, дождетесь, поживете на воле, когда меня не будет. До меня ли тебе? у тебя жена молодая, так променяешь ты жену на мать? Ни в жизнь я этому не поверю. Уж я вижу, что я вам помеха. Какой ты муж? Посмотри на себя. Станет ли тебя жена бояться? Тебя не станет бояться, а меня и подавно. Какой же после этого порядок в доме будет! Ведь ты чай живешь с нею в законе? Али, по-вашему, закон ничего не значит..." И ради этого закона старая свекровь заковывает молодую сноху в рабство и, как говорится, поедом ест. Ей не нравится, что Катерина не хочет исполнять обрядов, в которых одно лишь притворство; например, что она не воет на пороге при отъезде мужа. "Ты вот похвалялась,-- говорит она снохе,-- что мужа очень любишь; вижу я теперь твою любовь-то. Другая хорошая жена, проводивши мужа-то, часа полтора воет, лежит на крыльце; а тебе, видно, ничего... хитрость-то не великая. Кабы любила, так бы выучилась. Коли порядком не умеешь, ты хоть бы пример-то этот сделала; все-таки пристойнее; а то, видно, на словах только". А вот как отпускает она сына в дорогу: Что ж ты стоишь, разве порядка не знаешь? Приказывай жене-то, как жить без тебя... чтобы и я слышала, что ты ей приказываешь! а потом приедешь, спросишь, так ли все исполнила?.. Скажи, чтоб не грубила свекрови; чтоб почитала свекровь, как родную мать; чтоб сложа руки не сидела, как барыня; чтоб в окна глаз не пялила; чтоб на молодых парней не заглядывалась без тебя... Оно все лучше, как приказано-то". Подчинив себе ум и волю сына, она обеспечивает себе и повиновение снохи. Насилуя таким образом нравственную свободу человека, греша против всего, что есть лучшего, благороднейшего, святого в человеке, убивая человека нравственно, делая его куклою, наряженною в одни внешние формы обряда, Кабанова между тем держит у себя странниц и богомолок, подолгу молится перед иконами, строго соблюдает посты, вздыхает в благочестивом разговоре с Феклушею о суетах мира сего и о развращении нравов и допускает незамужнюю дочь до разврата. Не есть ли и это обрядовая набожность -- набожность головы, а не сердца? Есть ли во всем этом хоть капля любви, капля добродетели? Горе, если человек успокоивается соблюдением одной лишь формы и не поверит себя голосом совести; еще горше, если сама совесть прикрывается формою и не слушает самой себя! Вот новое фарисейство! Человек доволен собою, спокоен, думая, что он живет благочестиво, и не видит, не хочет видеть, что все, что он ни делает -- зло, лицемерие, грех обман, насилие... Г-жа Рыкалова, своею умною игрою, хорошо поняла и выразила эту строптивую, спокойную, строгую, бесчувственную женщину, в которой все свободно-человеческое, разумно-нравственное заглохло; в которой обычай старины, неподвижный обряд господствуют безусловно; которая все, что отталкивает от себя внутренно, сдерживает при себе наружным правом самовластия. И вот какие последствия этого насильственного самовластия: дочь не любит и не уважает свою мать, гуляет по ночам и бежит из дому, не стерпя материнских нравоучений -- конечно, за Катерину. Сын тишком ищет воли, становится забулдыгой. Сноха... но об снохе, как главном лице драмы, мы поговорим подробнее. Некоторым столичным критикам не понравилось сравнение Катерины с птичкой. Если на них подействовала невыгодно сцена, то это другое дело; но, восставая исключительно против этого сравнения, они обнаруживают полное незнание русского народа и русских песен. Сравнение с птицей самое употребительное в народной поэзии: она выражает свободу, восторженность. Если песен народных и рассказов они не слушают, то отсылаем их хоть к "Цыганам" Пушкина. 3 В этом сравнении автор "Грозы" обнаружил глубокое знание народа и это сравнение в речах Катерины идет, как нельзя лучше, к воспоминанию о восторженном состоянии ее девичей молодости; Катерина была восторженною девушкой, а что она была такою -- на то воля автора. При том образе жизни, при том отсутствии положительности, как в нравственном, так и в религиозном настроении, она должна была сделаться восторженною, если под этим состоянием понимать бессознательное стремление души куда-то, не имеющее под собою твердой почвы и принимающее увеличенные размеры. Девушка, ласкаемая и балуемая в семействе, не вытерпевшая еще житейского разочарования и горя, не отрезвленная положительною действительностью, склонна бывает к увлечениям, к игре молодого воображения, к порывам страстной, ищущей удовлетворения души. И вдруг это юное, невинное существо попадает в когти строптивой, холодной, строгой, докучливой свекрови, должно напрасно любить мужа, в котором видит одно лишь жалкое ничтожество, должно испытывать всю горечь замужней жизни. Переход к суровой положительности и прозе нового семейного быта и новых обязанностей, при такой несчастной обстановке, какова была в доме Кабановой, не мог совершиться без внутреннего, хотя бы невольного, противодействия со стороны Катерины, поддерживаемой привычкою к увлечению и восторженности. Восторженность есть сильная поддержка нравственной свободы, и Катерина не могла заставить себя полюбить Тихона и разлюбить Бориса. А между тем все, что ни окружает ее, запрещает ей не только любить постороннего человека, но даже и в отношениях к мужу быть свободною от обряда. Борьба неизбежна -- борьба не только с окружающим порядком, олицетворенным в свекрови, но и с самой собою, потому что Катерина замужняя, очень хорошо понимает неуместность своей любви к Борису. У нее есть золовка Варвара, сестра Тихона (Бороздина 1-я), девушка, вполне пользующаяся туземным обычаем, который старуха Кабанова высказала в двух словах своей дочери: "Поди! гуляй, пока твоя пора придет". Это значит, пока ты не замужем -- гуляй себе сколько хочешь и как знаешь, а выйдешь замуж -- насидишься взаперти. И точно, эта Варвара, при мастерской, безукоризненно совершенной игре г-жи Бороздиной, является опытной, бойкой, ловкой девушкой, с грубоватыми и резкими приемами своего быта, с отпечатком материальности вследствие неотразимого, полного влияния того же быта. Она знает, что насидится взаперти под грозною властию мужа и потому за пропадшее будущее и хочет вознаградить себя настоящим и нагуляться вдоволь. Варвара очень положительная и незастенчивая девушка, и эта положительность дает ей сметливость, ловкость: делай, что хочешь, только бы шито, да крыто было -- вот ее правило. И как воспитанница того же безжизненного, обрядового быта, не знающая лучшего, она понимает удовольствие только чувственно! Устроив, по отходе Тихона, свидание для себя и Катерины, она отдает ключ от калитки Катерине. При содейственном влиянии Варвары любовь Катерины, из мечтательной, переходит в положительную. Враждебная семья, восторженность, перешедшая в страсть, и услуги, и уговоры Варвары наталкивают Катерину на любовь; но с другой стороны, семейный закон, молва и внутренний голос останавливают ее. К этому внутреннему голосу присоединяются слова зловещей старухи-барыни: "Что красавицы? Что тут делаете? Молодцов поджидаете? Кавалеров? Весело вам? Весело? Красота-то ваша вас радует? Вот красота-то куда ведет... вот, вот, в самый омут. Что смеетесь? Не радуйтесь! Все в огне гореть будете неугасимом. Все в смоле будете кипеть неутолимом!". Катерина должна бороться и с самой собою, и с семьею, олицетворяемой в свекрови. Г-жа Косицкая, как опытная и умная артистка, удачно выражает одну сторону борьбы -- с самой собою. Припомним сцену с Варварой и монолог с ключом в руках. Здесь у нее много драматизма и много естественности в колебании между "нет" и "да". Она искусно ведет всю эту внутреннюю борьбу между движением страсти и мыслию о преступлении. Но другая сторона борьбы -- с семьею, исполняется ею менее удачно. Она обнаруживает раздражительность, гнев и зрелость, недовольство, так что как будто за нее и не боишься. Между тем, по нашему, Катерина должна иметь побольше простодушия, женственности, неопытности, покорности судьбе, и не сознательностию, не жалобами, а бессознательно, сама собою, своим положением должна возбуждать сочувствие и жалость к себе, как к юной, невинной жертве, невольно влекомой своею несчастной судьбою к роковой развязке. С этим характером Катерины согласны будут и эти сны, и эти предчувствия, это нравственное слабосилие, желание умереть или убежать, и эти слова: "Отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь?" Эти слова кажутся некоторым странными; но это собственно потому, что игра не попадает здесь в общий тон. Впрочем, не все стороны роли могут быть иногда в средствах артиста. Для этой борьбы нужно просто помолодеть летами и душой. Напрасно критик московской газеты указывает еще на религиозность. В том-то и дело, что он не знает быта целых местностей. Верования Катерины были мечтательными; ее убеждения, при отсутствии прочного образования, не могли иметь поддержки в силе воли. В подобных случаях во многих местностях не внутренние убеждения управляют нравами, а взгляд, обычай. Примером может служить Варвара. Ложные верования сообщают и ложный взгляд на поведение: что можно девушке, того нельзя замужней. Недостаток религиозного образования дал простор увлечению; не оказалось ни твердости духа, ни возможности высшего успокоения среди гнетущих несчастий и порывов страсти. В сцене 3-го акта между Катериною и Борисом виден весь ход и результат неравной борьбы между страстью и рассудком. "Поди от меня, поди прочь, окаянный человек! Ты знаешь ли: ведь мне не замолить этого греха, не замолить никогда! Ведь он камнем ляжет на душу, камнем". Вот что говорит сначала Катерина Борису, вышедши на свидание с ним; но потом мы слышим: "Нет у меня воли. Кабы была у меня своя воля, не пошла бы я к тебе. Теперь твоя воля надо мной, разве ты не видишь?" И она кидается к Борису на шею. Черта, по нашему мнению, совершенно верная. Вспомним, как Катерина, при расставании с мужем, как бы не ручаясь за самое себя, просила, чтоб он не уезжал от нее, или с собою взял, или же наконец связал ее страшною клятвою. В ней ясно выразилось неуменье владеть собою, боязнь за себя. Начинается гроза. Смешно, как некоторые в "Грозе" видят одну только небесную грозу. Нет, небесная гроза здесь только гармонирует с грозою нравственною, еще более ужасною. И свекровь -- гроза, и борьба -- гроза, и сознание преступления -- гроза. И все это тревожно действует на Катерину, и без того уже мечтательную, увлекающуюся. К этому присоединяется и гроза небесная. Катерина слышит поверье, что гроза даром не проходит; ей чудится уже, что гроза убьет ее, потому что на душе у нее грех. Снова является сущий грех в образе старой барыни с клюкой, грех не раскаянный, но остановленный страстью и изливающийся завистливою, ядовитою злобою на все, что носит признак молодости и красоты. "Что прячешься! нечего прятаться! Видно, боишься: умирать-то не хочется! Пожить хочется! Как не хотеться! В омут с красотой-то! Да скорей, скорей!" Когда же в глаза Катерины бросается написанный на стене страшный суд,-- она не выносит более внутренней грозы -- грозы совести, сопутствуемой грозою небесною и страшным поверьем и зловещими словами старухи: она признается во всеуслышание, что десять ночей гуляла с Борисом. При том тревожном настроении духа, в котором отозвалось ее прежнее восторженное, мечтательное воспитание в кругу странниц; когда она с минуты на минуту ждала: вот грянет гром и убьет грешницу, понятно, что она не видала, не слыхала окружавших ее людей, и если признавалась, то признавалась, находясь как бы в исступленном состоянии. Критику московской газеты не нравится, что религиозное чувство не спасло ее от падения; ему хотелось бы видеть побольше сознательности в поведении Катерины; но никакой критик не вправе предписывать сочинителю выбор драматического столкновения или завязки пьесы. Много драматизма в том, когда человек падает жертвою борьбы, отстаивая начала (в сущности драгоценные и священные, какова напр. нравственная свобода), которые становятся в противоречие с требованием долга и общежития и делаются как бы незаконными. Катерина поставлена была между свободою чувства, которая сама по себе не заключает ничего дурного, и обязанностию жены. Она уступила первой, спасая себя как нравственно свободное существо, но изменила долгу, и за это нарушение прав общежития подвергла себя суровой и беспощадной каре, которая должна была выйти из нее самой. Ей невыносимо на земле, и то же восторженное воображение рисует ей приветливую могилу и над могилою любовь. "В могиле лучше... Под деревцем могилушка... Как хорошо!.. Солнышко ее греет, дождичком ее мочит... Весной на ней травка вырастет... Птицы прилетят... Цветочки расцветут... Умереть бы теперь... Все равно, что смерть придет, что сама... а жить нельзя! Грех! Молиться не будут! Кто любит, тот будет молиться!.." И Катерина бросается в Волгу с верою в беспредельную, свободную любовь. Мы примиряемся с ней во имя этой же христианской любви. Преступление было добровольное -- и наказание должно быть добровольное: иначе чувство справедливости не будет удовлетворено, и пьеса лишится художественности. Только закоснелые злодеи подвергаются насильственному наказанию; но несчастная жертва столкновения двух могущественных и враждебных сил, каковы нравственная свобода и долг, хотя и падает, но в то же время сознает свое падение и сама ищет себе кары для примирения с совестью и с людьми. Одна только Кабаниха, строгая и безжизненная блюстительница обряда, окаменевшая в отживших правилах, могла сказать: "Полно! об ней и плакать-то грех!" Не думаем, чтобы кто-нибудь захотел присоединиться к Кабанихе и стал утверждать, что драма не удовлетворяет нравственности. Да, это может сказать только близорукий, не видящий ничего более внешней обстановки события. Напротив, всякое художественное произведение нравственно, потому что умного человека заставляет призадуматься над путями человеческой жизни, заставляет искать примирения нравственной свободы с долгом в новых уставах общежития, для того, чтобы злое, ложное и безобразное не мешало доброму, справедливому и прекрасному быть тем, чем оно есть на самом деле. Что может для человека быть выше, благороднее, чище, как его человечность? И между тем насильственный, безобразный, неподвижный, бессмысленный обряд семьи доводит любовь до преступления, ум -- до безумия, волю -- до безволия, непорочность -- до разврата, добродетель и благочестие -- до пошлости и ханжества, а все потому, что он чужд любви и примирения, чужд свободных порывов души к добру, чужд разумной справедливости и искренности чувства; а между тем обряд семейного быта, убивающий в человеке все человеческое, существует в многочисленных городах и городках. Нет, читатель или зритель, наведенный пьесою на эти думы, если только он потрудится вдуматься в пьесу, согласится с нами, что она производит доброе, не возмущающее, а примиряющее действие, и произнесет вместе с Кулигиным: "Вот вам ваша Катерина. Делайте с ней, что хотите! Тело ее здесь, возьмите его; а душа теперь не ваша: она теперь перед судьей, который милосерднее вас!" Нам остается только сказать о прочих лицах драмы, мало или вовсе не причастных к семейной грозе. Они составляют необходимую обстановку события, как обыкновенно замечаем мы в действительной жизни. Они дают полноту и живость картине. Притом между ними происходит чуть ли не новая драма, такая же гроза, но только не внутри семьи, а вне ее, в общественном городском быту. Стоит только послушать, что рассказывает Кулигин про этот быт. Герой этой внешней драмы -- купец Дикой (Садовский). Но все эти лица так метко, так выпукло, хотя и немногими чертами, обрисованы, что определять их нет надобности. Что же касается до исполнения, то трудно найти другую, более удачную обстановку. Гг. Садовский (Дикой), Дмитревский (Кулигин), В. Ленский (Кудряш), Никифоров (Один из народа) и г-жа Акимова (Феклуша) живут на сцене как подлинные лица живой действительности с резкими самобытными чертами. Роли их небольшие и второстепенные: тем не менее, они ярко и самоцветно выдаются, гармонируя с общим тоном всей пьесы. Роль Бориса общнее и потому несколько бледнее и труднее других. Первоначально исполнял ее г. Чернышев, расплывавшийся в однообразной, приторной, воздыхательной чувствительности и решительно не попадающий в тон; г. Черкасов заметно исправил недостаток своего предшественника, но все-таки, по нашему мнению, с любовию Бориса надо быть очень осторожным. Сам автор как-то неопределенно отнесся к ней: есть сцены, где Борис, по-видимому, искренно и сильно любит Катерину, и есть случаи, где он любит ее только как бы для своей забавы. Вообще, он более любит на словах, чем на деле; участь Катерины ему нипочем. Это какая-то идеальная и притом малодушная любовь, совершенно противоположная любви Кудряша к Варваре. Последний, хотя и погрубее Бориса, однако бежит вместе с Варварой, спасая ее от злой матери; а Борис уезжает один, не беспокоясь много о том, что станется с Катериною. Вот почему, сказали мы, с этой ролью надобно быть очень осторожным и вести ее сдержанно, не вдаваясь в излишнюю чувствительность и односторонность. "Гроза" -- картина с натуры, бойко написанная свежими, густыми, самоцветными красками. Оттого она дышит величайшею правдой. Правда -- вот лучшая основа убеждений для всякого общественного деятеля, кто бы он ни был: делец ли, ученый или художник. С любовью останавливаемся мы на слабых проблесках Божьей искры, обнаруживающей присутствие истинного и всеобъемлющего начала человечности, с уважением взираем мы на те благородные движения, которые составляют сущность нравственной природы, и с грустным сожалением видим, как давят, губят их отжившие, стародавние привычки, поверья и бессмысленные обряды. То наша старина. Когда эта старина не была стариною, тогда в ней был смысл своего времени, была потребность, оправдываемая тогдашним взглядом, тогдашнею жизнию; а жизнь народа не то, что жизнь одного лица; в ней всегда есть основа человечности, прирожденная народу всюду и всегда. Но время бежит, беспредельная, вечная человечность, или то же, что дух человека, живое начало жизни, растет все шире и шире в действительной жизни народа; дело человечности -- усиливать добро и истину и ими украшать и облагораживать жизнь действительную в ее нравственном и вещественном течении. Все, что стесняет ее деятельность, все, что мешает человеку совершенствоваться и осуществлять благородные в самих себе стремления души и духа,-- все это старина. Дух вечно юн и вечно благотворен; но форма, в которой он проявляется в действительной жизни, как форма или быт, т. е. как обычай, устав, учреждение и т. п., должна быть подвижною, изменяющеюся для того, чтобы дать простор духу. Если же форма остается неподвижною, она стареет и лучшие человеческие стремления ставит в противоречие с собою, делая их мнимозаконными, или просто губя их. Общество оскорбляется, но оскорбляется потому, что замкнуто в известной, неподвижной форме, и оскорбление это только временное, обусловленное только временным господствующим взглядом. Оттого обязанность всякого передового человека -- находить путь примирения между тем, что общество установляет как долг, как право, и тем, что просится к свободной деятельности, как всякое доброе и благородное, в сущности своей нравственное движение. Вот высшая правда, которая должна быть и в художественном произведении. Отрицать в живом народе Божью искру и искать для него живительного духа вне его у других или стоять за старину -- то и другое противно правде.