Что случилось с женой глазунова. Любовный треугольник: поклонник женской красоты Илья Глазунов и его музы

Глазунов звонил всю ночь. Мама не снимала трубку и не подпускала меня к телефону: «Я больше не позволю тебя мучить!»

Как ни плакала, как ни просила дать возможность в последний раз поговорить с Ильей, мама твердила:

Нет. Эта история слишком затянулась. Пора поставить точку.

Я не выдержала, закричала:

Захочу - поеду к нему прямо сейчас!

Никуда ты не поедешь! Не хочешь по-хорошему - привяжу к кровати! И лягу на пороге, чтобы не сделала очередную глупость!

Глупость? - возмутилась я. - Раньше ты не противилась нашим встречам. И гордилась, что у дочери роман с Глазуновым.

А теперь виню себя в том, что с тобой произошло. Господи, если бы я знала, чем обернется это знакомство!

Мы встретились зимой 1957 года в Центральном Доме работников искусств - ЦДРИ - на первой персональной выставке Глазунова. Вокруг нее царил безумный ажиотаж. На улице - длиннющая очередь. Давка внутри. Я такого столпотворения ни на одном подобном мероприятии не видела.

Конечно, Глазунов был самобытен и талантлив, но и выставка его пришлась на особую пору - хрущевскую «оттепель», время общественного и культурного подъема.

Каждое сколько-нибудь заметное явление в театре, кино или живописи вызывало огромный интерес публики.

Среди московской творческой интеллигенции только и было разговоров что о Глазунове. Мама мне все уши прожужжала: «Какой он талантище! Какой молодец!»

Билетов в ЦДРИ было не достать, но ей - знаменитой Нине Алисовой, «бесприданнице» из одноименного фильма Протазанова - каким-то чудом удалось раздобыть два пригласительных. Вечером мама влетела в дом и, не снимая шубы, радостно закричала: «Лариса, одевайся скорее, мы идем на выставку Ильи Глазунова! Прямо сейчас!» Я собралась за пять минут, благо нарядов было раз-два и обчелся.

Фото: Из архива Л. Кадочниковой

Поймали машину и помчались на Пушечную улицу. В зал еле пробились. Людей собралось видимо-невидимо. В толпе мелькали знаменитые артисты, писатели, поэты. Помню Женю Евтушенко, Беллу Ахмадулину, Мишу Козакова, Юрия Олешу. Мы уже собирались уходить, когда к маме протиснулась невысокая молодая женщина. У нее были очень красивые длинные темно-пепельные волосы и большие фиалковые глаза.

Здравствуйте, Нина Ульяновна! - улыбнулась незнакомка. - Я жена Глазунова, Нина Виноградова-Бенуа. Очень рада, что пришли. После «Бесприданницы» вы - моя любимая актриса. Пойдемте, я вас познакомлю с Ильей.

Спасибо, - просияла мама. - Но сначала познакомьтесь с моей дочерью Ларисой.

Очень приятно, - сказала Нина.

И задержала на мне взгляд: - Какие у вас необыкновенные глаза...

Я смутилась. Обычно все восторгались маминой красотой. Она была яркой, «цыганистой», мужчины сходили по ней с ума. Я не была похожа на маму и, как мне казалось, проигрывала на ее фоне. Хотя многие родственники и знакомые утверждали, что определенное сходство есть. Но оно проявлялось больше в пластике и голосе, чем в чертах лица. Вот мой брат, Вадим Алисов, - копия мамы...

Подошли все вместе к Глазунову. Нина нас представила. И добавила:

Посмотри, Илюша, какие потрясающие у девочки глаза.

В возрасте 87 лет скончался известный российский художник Илья Сергеевич Глазунов.

В Москве на 88 году жизни скончался известный советский и российский живописец, народный художник СССР Илья Глазунов.

Об этом сообщила вдова Инесса Орлова.

Жена живописца сообщила, что отпевание Глазунова пройдет в храме Христа Спасителя.

Об упокоении художника помолился Патриарх Московский и всея Руси Кирилл во время Божественной литургии в Николо-Вяжищском женском монастыре под Великим Новгородом. Он вознес заупокойную молитву об упокоении художника Ильи Глазунова, который скончался в ночь на воскресенье.

Во время литургии с участием сопровождающих патриарха архиереев Русской православной церкви, духовенства Новгородской области были вознесены специальные молитвы "об упокоении души раба Божьего новопреставленного Илии".

"Святейший патриарх хорошо знал усопшего, много общался с ним, не так давно посещал его галерею", - сказал журналистам пресс-секретарь патриарха священник Александр Волков.

Илья Глазунов - народный художник СССР, основатель и ректор Российской академии живописи, ваяния и зодчества. Он - автор живописного полотна "Вечная Россия", представляющего историю и культуру России за 1000 лет, а также живописных панно на здании ЮНЕСКО в Париже - "Вклад народов Советского Союза в мировую культуру и цивилизацию". Создал серию портретов советских и иностранных политических и общественных деятелей, писателей, людей искусства, среди которых Индира Ганди, Федерико Феллини, Джина Лоллобриджида, космонавт Виталий Севастьянов, генсек СССР Леонид Брежнев и другие.

У художника была своя галерея в центре Москвы. Глазунов участвовал в реставрации и реконструкции зданий Московского Кремля.

Полный кавалер ордена "За заслуги перед Отечеством".

Отец - Глазунов Сергей Фёдорович, историк.

Мать - Глазунова (Флуг) Ольга Константиновна.

Дядя - Флуг, Константин Константинович.

Пережил блокаду Ленинграда, тогда как отец, мать, бабушка и другие родственники погибли.

В 12-летнем возрасте вывезен из осаждённого города через Ладогу по «Дороге жизни».

Жил в деревне Гребло под Новгородом. После снятия блокады в 1944 году вернулся в Ленинград. Учился в ленинградской средней художественной школе, в ЛИЖСА имени И. Е. Репина в мастерской профессора Бориса Иогансона (1951-1957).

В начале февраля 1957 года в Центральном Доме работников искусств в Москве состоялась первая выставка работ Глазунова, имевшая большой успех.

Его долгие годы опекал поэт Сергей Михалков, как вспоминал о нём сам Глазунов: «которому я обязан буквально всем».

В 1977 году выставка, содержащая картину «Дороги войны» (дипломная работа 1957 года), была закрыта как «противоречащая советской идеологии». Картина была уничтожена. Впоследствии художник написал авторскую копию.

C 1978 года преподавал в МХИ.

В 1981 году организовал в Москве Всесоюзный музей декоративно-прикладного и народного искусства и стал его директором.

С 1987 года был ректором Российской академии живописи, ваяния и зодчества.

Личная жизнь Ильи Глазунова:

Первая жена - Нина Александровна Виноградова-Бенуа (1933 - 24 мая 1986), покончила жизнь самоубийством.

У пары было двое детей.

У художника (в момент, когда он был женат) был бурный роман с молодой студенткой ВГИКа Ларисой Кадочниковой.

В начале 1957 года между Глазуновым и 18-летней Ларисой Кадочниковой, пришедшей на первую выставку молодого художника вместе с мамой – знаменитой киноактрисой Ниной Алисовой, завязался ошеломительный роман. А по иронии судьбы сама Нина их познакомила, и сразу же обратила внимание мужа на необыкновенную красоту девушки. Начинающая актриса с «русалочьими глазами» сразу же стала для Ильи источником вдохновения на создание величайших полотен, которые получили мировую известность. Их неистовый роман длился более трех лет.

Кадочникова впоследствии вспоминала: «Глазунов поклонялся Достоевскому и хотел, чтобы его окружали и страсти по Достоевскому. На пределе человеческих возможностей. Только тогда он мог работать, это вдохновляло его. Он бесконечно требовал от меня признаний в любви. К нему, гению. Мне в любви он не признавался, но я видела, как горят его глаза. Понимала, что ему необходима. Да, он любил меня. И терзал».

Вторая жена - Инесса Дмитриевна Орлова.

Творчество Ильи Глазунова:

Ранние живописные работы середины 1950-х - начала 1960-х годов выполнены в академической манере, отличаются психологизмом и эмоциональностью. Заметно влияние французских и русских импрессионистов и западно-европейского экспрессионизма. («Ленинградская весна», «Ада», «Нина», «Последний автобус», «1937 год», «Двое», «Одиночество», «Метро», «Пианистка Дранишникова», «Джордано Бруно»).

Дипломная работа «Дороги войны», изображающая отступающую советскую армию в 1941 году (1957). Не сохранилась до наших дней; художником позднее исполнена авторская копия.

Автор цикла графических работ, посвященных жизни современного города. Цикл начат в студенческие годы. На листах того времени, исполненных чёрным соусом, художник изображает личные переживания своего лирического героя на фоне улиц и интерьеров Ленинграда. («Двое», «Размолвка», «Любовь»). В более поздних графических листах художник изображает наступление урбанизации на старую архитектуру и человека.

Создал живописные панно «Вклад народов Советского Союза в мировую культуру и цивилизацию» (1980 год, здание ЮНЕСКО, Париж).

Создал серию портретов советских и иностранных политических и общественных деятелей, писателей, людей искусства (Сальвадор Альенде, Индира Ганди, Урхо Кекконен, Федерико Феллини, Давид Альфаро Сикейрос, Джина Лоллобриджида, Марио дель Монако, Доменико Модуньо, Иннокентий Смоктуновский, космонавт Виталий Севастьянов, Леонид Брежнев, Николай Щёлоков).

Театральный художник (создал оформление к постановкам опер «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» Н. Римского-Корсакова в Большом театре, «Князь Игорь» А. Бородина и «Пиковая дама» П. Чайковского в Берлинской опере, к балету «Маскарад» А. Хачатуряна в Одесском оперном театре и т. п.)

Создал интерьер советского посольства в Мадриде.

Участвовал в реставрации и реконструкции зданий Московского Кремля, в том числе Большого Кремлёвского Дворца.

На последних выставках в московском Манеже (2010) и санкт-петербургском Манеже (2011) выставил новые полотна «Раскулачивание», «Изгнание торговцев из Храма», «Последний воин», а также ряд новых пейзажных этюдов с натуры маслом, выполненных в свободной технике; также зрители увидели лирический автопортрет художника «И снова весна».

картины Ильи Глазунова

Общественно-политическая деятельность Ильи Глазунова:

В начале 1960-х годов Глазунов создал патриотический клуб «Родина», который вскоре был ликвидирован.

В 1970-е годы Глазунов выступил против Генерального плана реконструкции Москвы, угрожавшего практически полным разрушением исторической части города. Вместе с единомышленниками создал альбом, посвящённый «старой» Москве и отражающий утраты, понесённые в результате градостроительной деятельности коммунистического руководства. Вместе с известным композитором Вячеславом Овчинниковым ему удалось собрать подписи выдающихся деятелей науки и культуры под письмом в Политбюро ЦК КПСС. Генплан был выставлен на обозрение в Манеже и раскритикован возмущенной общественностью. После чего план был отозван, а при ГлавАПУ Москвы был создан общественный совет, без санкции которого разрушения исторической застройки не могли допускаться.

Участвовал в создании Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, давшего легальную возможность вести борьбу за сохранение русских архитектурных памятников.

Один из создателей Петровской академии наук и искусств.

По инициативе Глазунова в Москве в 1987 году была создана Российская академия живописи, ваяния и зодчества, в которой ведётся обучение по специальностям «живопись», «скульптура», «реставрация и технология живописи», «архитектура», «история и теория изобразительного искусства». Глазунов является её ректором.

Илья Глазунов был сторонником монархии, сословных привилегий и ограничений, противник демократии и равенства прав.

В 2012 году являлся доверенным лицом кандидата в Президенты РФ Владимира Путина.

Илья Глазунов

В интервью, данном Ильёй Глазуновым корреспонденту издания «АиФ» Ольге Шаблинской, мэтр почти не поднимает любимой своей темы монархизма и патриотизма, а делится личным, отвечая на вопросы читателей, иногда очень коварные...

Илья Глазунов и Светлана Медведева в Московской государственной картинной галерее. 2010 год.


— Письмо от некоего Владимира. «В молодости я ходил на ваши полузапрещённые выставки и вообще считал вас одним из самых достойных людей России. К сожалению, к старости вы изменились, может, политика не ваше дело, вы представляетесь мне сейчас не выразителем масс. идеи, а скорее шовинистом, пещерным антисемитом, ответы которого заранее известны. Или, храню слабую надежду, я не прав? Владимир».

— Владимир, ваш вопрос банальный и тенденциозный. Вы пытаетесь создать мой политический образ, не зная меня. И, очевидно, никогда не видели моих работ. Такие пещерные вопросы мне задавали ещё в советское время.
Ругая в официальной прессе за религиозные и исторические мотивы, за образы Достоевского, истории Древней Руси. Так, закрывая одну из моих выставок через несколько дней после её открытия в Манеже, партийное бюро Союза художников вопрошало меня, как я «мыслю своё участие в строительстве коммунизма».

Правда, даже самые злобные критики прошлого и настоящего никогда не обвиняли меня в антисемитизме и шовинизме. Шовинизм, как известно порождён изречением капрала наполеоновской армии по фамилии Шовине: «Французы — самая лучшая нация, а все другие нации хуже».

Тот же лозунг, но уже о немцах проповедовали идеологи Третьего рейха. А ныне — осуществляет под руководством Америки самозваное киевское правительство, проводящее геноцид своего народа.

Я очень советую вам прийти в мою московскую открытую для всех галерею на Волхонке, после чего, я уверен в этом, вы зададите мне через столь любимую мной газету «АиФ» серьёзный вопрос, а не тенденциозную глупость.

— Вопрос Александра Ярового из Красноярска. Какая из последних работ наиболее дорога вам?

— Для художника все картины дороги, как для матери — все её дети. В одной из своих последних работ, законченной четыре года назад, в 2010 году, «Раскулачивание» — 8 метров на 4 метра — я воплотил мечту своей юности.

Задуманную мной ещё в студенческие годы картину величайшего преступления Сталина и большевистского режима — уничтожение так называемых кулаков, самых работящих и потому зажиточных крестьян, кормящих не только Россию, но и полмира хлебом.

Это было страшное раскрестьянивание крестьянства. Погибли и были высланы десятки миллионов крестьян — из России, Малороссии, Белоруссии. Когда я учился, мне говорили товарищи по курсу: если ты даже эскиз такой покажешь, тебя выгонят из академии и сошлют туда, куда Макар телят не гонял — ГУЛАГ тогда был страшной явью.

Но я зарисовывал в те годы удивительные крестьянские лица, которые сейчас уже и не увидишь. И всюду: на Волге, под Ленинградом, под Москвой — мне рассказывали, как происходило то зверское уничтожение наших кормильцев.

Когда Россия была аграрной страной, и только три процента её населения можно было назвать пролетариями. Большевистская власть Коминтерна, власть Ленина и Сталина утвердилась в России через невиданный террор. И насилие.

Наша демократическая, а не советская общественность встретила эту картину гробовым молчанием как на телевидении, так и в средствах массовой информации.

С высоты своих лет скажу вам, дорогой читатель, я себя чувствую молодым и исполненным творческих замыслов художником. Но сегодня мне ещё труднее жить, чем раньше, потому что вместо соцреализма официальным искусством пореформенной России становится поддерживаемый властями и некоторыми олигархами авангардизм.

В советское время я был гоним как враг соцреализма, а ныне я гоним как художник, потому что не могу признать искусством ни «Чёрный квадрат» Малевича, ни перевёрнутый унитаз с приклеенной пачкой «Мальборо», выдаваемый за «современное» и «актуальное искусство».

А я думаю, как и миллионы людей, что искусство должно быть понятно и любимо народом. А народ — это мы с вами.


Илья Сергеевич Глазунов на второй персональной выставке в Манеже. 1978 год.

— Очень личный вопрос от Ирины из Нижнего Новгорода. Илья Сергеевич, вас предавали в жизни?

— К сожалению, предавали. А я считаю, что предательство — это один из самых страшных и непростительных грехов.

Меня предавали чаще женщины. Слабый пол вообще больше расположен к предательству, и женское предательство всегда более ожидаемо. Не забудем, что грехопадение человечества, согласно Библии, произошло по вине Евы.

Измены я переживал, как страшную болезнь. А предательство мужчин, тем более, друзей, страшнее, потому что это предательство не из-за слабости духа, как в случае с женщинами, а идейное, братоубийственное.

Меня предал учитель. Я учился у профессора Иогансона, ученика Коровина. Я помню, как он нам рассказывал о Коровине, приезжая из Москвы на «Красной стреле» в нашу мастерскую.

Он меня принял в свою мастерскую и поддерживал меня своим одобрением учителя и вниманием. Когда я, единственный из студентов, получил гран-при на Международной выставке в Праге за картину «Поэт в тюрьме», была организована моя первая в жизни персональная выставка в Москве.

Которая, как писала пресса потом, была подобна взорвавшейся бомбе, уничтожающей ложь социалистического реализма. Писали все — от американской прессы до японской и чилийской. Журналисты характеризовали её как удар в спину соцреализма. И я был объявлен диссидентом номер 1.

Тогда никакими шестидесятниками ещё не пахло. Они сидели смирные. И вот тут-то в ЦК КПСС был вызван мой учитель Борис Владимирович Иогансон, вице-президент Академии художеств СССР.

Результатом чего явилась его статья в газете «Советская культура» «Путь, указанный партией», где он обвинил меня в декадентстве, чуждом советскому искусству и не соответствующем генеральной линии партии.

Много лет спустя я написал книгу «Россия распятая», в которой посвятил главу моему учителю Борису Владимировичу Иогансону. В которой написал о системе его образования и о нём как о человеке, но о его предательстве не написал ни слова.

Писали ли на меня доносы, спрашиваете? Доносчиков на меня полно было. Мой благодетель Сергей Владимирович Михалков говорил: «Слушай, на тебя все кругом стучат, что ты антисоветчик, такой-сякой! Язык — враг твой. Ты должен завоёвывать людей, а ты их теряешь, потому что со всеми откровенничаешь.

Ты должен понимать, с кем и что можно говорить». Однажды мой бывший приятель из Министерства культуры Володя Десятников ради интереса зашёл в отдел кадров Минкульта СССР. Потом сказал: «Н-да-а-а… Удивительно. На всех там заведены папочки, а на тебя прямо вот такущий том».

Ведь меня после моей нашумевшей, с толпами народа, выставки в ЦДРИ в 1976 году и после статьи Иогансона при получении диплома направили… учителем черчения вначале в город Ижевск. Заменив потом на город Иваново. Где я оказался ненужным. Фактические меня выгнали из моего родного города, где с XVIII века жили мои предки.

И один из моих новых друзей Артур Макаров поселил меня и мою жену в четырёхметровой кладовке за кухней в большой коммунальной квартире в Москве на бывшей улице Воровского. Мы спали на полу.


Илья Глазунов в своей мастерской. 1981 год.

— Илья Сергеевич, а вы предавали?

— Свою идею? Никогда.

— Людей, людей других…

— Я скажу честно. Я никогда никого не предал, но если говорить о моих долгих отношениях с женщинами, то можно сказать, что я их не предавал, но изменял. И я очень каюсь в этом. Но я их не предавал.

— А в чём принципиальное отличие предательства от измены тогда?

— Я приведу пример аллегорический. Например, я, безумно любя Рахманинова (это на самом деле так), вдруг зайду на оперетту, на «Сильву», привлечённый искрящейся музыкой Легара.

Хотя оперетта мне совершенно чужда. Так вот, это будет измена, но не предательство. Но если я скажу: к чёрту этого Рахманинова, Альбинони, Бетховена, Римского-Корсакова и Мусоргского, Бородина, есть только даб-даб-даб-бу-ду и вся эта попса-антимузыка. Тогда это предательство.

В чём разница между любовью и влюблённостью? Я никогда не мог устоять перед красотой, я многогрешный. Но любил только одну женщину — ту, от которой хотел иметь детей. Это была моя жена Нина из славной династии Бенуа.

Ныне покойная, трагически погибшая. От Ниночки у меня сын и дочка. Горжусь, что мой сын стал прекрасным художником, иконописцем и искусствоведом, влюблённым в русскую культуру эпохи царя Алексея Михайловича.

Иван — кафедрал основанной мною почти 30 лет назад Академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова. Он возглавляет мастерскую религиозно-исторической живописи. Его работы мне очень нравятся, как и тем, кто приходит на его выставки. Моя дочь Вера окончила нашу академию и стала тоже прекрасным художником. У меня шесть внуков.

Я ни от кого больше не хотел иметь детей, это значит, всё остальное было увлечениями. А любовь только одна.


Вера Глазунова, дочь Ильи Глазунова. 1993 год.

— Вопросы есть самые неожиданные. Вот, например, один читатель, который постеснялся, вероятно, подписаться, спрашивает: «Уважаемый Илья Сергеевич, возбуждаетесь ли вы, когда рисуете красивых обнажённых женщин? Если нет, то разве может мужчина быть здоровым, если видит обнажённую женскую плоть, но не вожделеет её?»

— Ну, знаете, это очень хороший и ясный вопрос. Такой же вопрос можно задать врачам, которые видят обнажённых пациенток. Нормальный мужчина, наверное, лет с 16, когда видит обнажённую красивую женщину, не может не реагировать.

Красота волнует художника и способствует его творчеству. По-моему, лучшие произведения искусства рождаются от влюблённости поэта, художника, скульптора в свою модель. Для художника, который пишет красивую обнажённую женщину, она — как живая скульптура античная, он восхищается ею.

Но он её пишет не для того, чтобы положить в постель и сказать: «Вот, Маш, теперь ты моя». Было бы примитивно так думать, потому что это уже не искусство, а средство знакомства.

Вспоминается случай из моей жизни, он будет интересен нашему безымянному читателю. После моей первой выставки я получил гран-при. Мне было 27 лет. И всё чаще стали сплетничать: Илья Глазунов ни одну натурщицу красивую мимо не пропустит. Думаю: враги говорят и то, что я плохо рисую, и такой-сякой, и вообще немазаный-несмазанный, теперь вот и это.


Илья Глазунов работает над портретом итальянской киноактрисы Джины Лоллобриджиды. 1964 год.

Одним поздним вечером, часов в 11, пошёл в свою дипломную мастерскую в академии — забыл что-то… Ключики мы под ковриком тогда хранили. Поднимаюсь по винтовой каменной лестнице. Смотрю: свет. Воры? Но что там воровать-то? Нечего. Только мои картины незаконченные, тюбики да краски.
Слышу какой-то тихий разговор за дверью. Постучался. И мне открывает мой сокурсник — он был искусствовед, не художник. И позади — полуобнажённая девушка, очень красивая.

Я возмутился: «И что вы делаете в моей мастерской, господа? Витя, это что такое?» Оказывается, очень многие после того, как я стал знаменитым после первой своей выставки, стали пользоваться моим именем. Витю я засёк, а про других мне рассказывали.

Они подходили к красивым женщинам, назывались моим именем: «Девушка, хочу вас нарисовать». Потом брали какой-нибудь картон, проводили углём две — три линии и говорили: «Сегодня что-то у меня настроения нет. Может, нам по бокалу шампанского с вами выпить?» Конечно, дело кончалось не рисунком.

Я возбуждался всегда от женской красоты, мне нравились эти греческие скульптуры, потрясающие барельефы греческие. У нас были чудесные натурщицы.

Я всегда с восхищением писал красивых обнажённых женщин, но это не значит, что я их рисовал, потому что я половой маньяк, как думает автор вопроса. Это значит, что частью искусства нашего зримого мира являются красота неба, шум прибоя, бег облаков, улыбка прекрасной женщины, её неповторимая красота, которую воспевали античные художники и скульпторы. А не так, как сейчас…

— Я правильно вашу мысль поняла, что влюблённость даёт какой-то ещё больший стимул художнику?

— Конечно. Если ты не чувствует красоты природы, музыки души человека (если речь идёт о портрете), ничего не получится. Но речь здесь идёт не только об обнажённом теле.

Художник-портретист для меня — это тот, кто чувствует внутреннюю музыку души человека. И передавая внешний облик мужчины или женщины, передаёт абсолютное анатомическое сходство, передаёт его неповторимую индивидуальность. Для меня большой творческой радостью является написание не только мужских и женских портретов, но и портретов детских с их чистотой и целомудрием.

— Илья Сергеевич, письмо от Нины из Мытищ. Илья Сергеевич, ваша жена Нина трагически погибла. То ли выбросилась из окна, то ли её выбросили. Что там на самом деле произошло?

— (Опускает голову и долго-долго хранит молчание.) Какой бестактный, жестокий и безжалостный вопрос… (Обращается ко мне.) Лично тебе, Олечка, я поясню. За мою долгую жизнь я пережил два страшных удара. Они чуть не сломали мою душу. Первый — смерть родителей в ленинградскую блокаду. Второй — гибель моей жены.

Несколько лет назад поисках интересного в интернет-магазинах наткнулась на открытки с русскими народными костюмами художницы Бенуа-Виноградовой Нины Александровны. Погуглила и узнала, что это трагически погибшая жена художника Ильи Глазунова.


О Нине Александровне захотелось узнать немного больше, чем то, что она была женой известного человека, но в Интернете одна и та же история, пересказанная на разных сайтах. Вот то немногое, что удалось о ней найти.
Нина Александровна родилась в 1936 году в Ленинграде.
Дочь архитекторов Марианны Людвиговны Шретер (Виноградовой) и Александра Николаевича Виноградова. Ее дядя Н.А.Бенуа 30 лет был главным художником "Ла Скала", другой родственник - всемирно известный режиссер и актер Питер Устинов. Его мать - родная сестра бабушки Нины Александровны, которая была дочерью архитектора, ректора Императорской Академии художеств Леонтия Бенуа, родного брата всемирно знаменитого Александра Бенуа.
Училась на искусствоведческом отделении исторического факультета ЛГУ. С 1957 с мужем художником Ильёй Сергеевичем Глазуновым жила в Москве, где окончила отделение графики Полиграфического института.


Оформляла книги, работала в технике линогравюры, писала акварельные натюрморты. Нина занималась живописью, искусствоведением, историей русского костюма. Созданные ею костюмы и совместная работа с Глазуновым над театральными декорациями принесли ей заслуженный успех в Берлине (оперы "Князь Игорь" и "Пиковая дама") и Москве (опера "Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии"). Она создала 500 потрясающих костюмов в Большом театре для «Легенды о граде Китеже». Нина Александровна была талантливым художником, но она также была и необыкновенной любящей женщиной, поэтому предпочла посвятить свою жизнь мужу и его творчеству, помогая ему в работе, служа моделью для многочисленных портретов.

Нина была его музой, и образ ее угадывается во многих картинах художника.
Глазунов с восторгом говорил о жене, о ее «рассветных глазах», о необыкновенной нежности, о чуткой и трепетной душе.
В своих интервью Илья Глазунов говорил о своем преклонении перед женской красотой:" Я, грешный, каюсь в том, что единственная сила, перед которой не мог устоять, - женская красота. Тайна женственности загадочна. Считаю, что равенства между мужчиной и женщиной не может быть. Мы должны боготворить Женщину и не относиться к ней так, как предлагает наш во многом грязный и циничный XXI век."
И судя по тому, что его музы довольно часто менялись, грешен он был не единожды, но после смерти жены он больше не решился на брак.

"Словно я слышу ее голос: «Я всю жизнь отдаю тебе, я верю, что через тебя действует высшая сила, и мое назначение любить тебя и быть преданной. Ты говорил однажды, что никогда, ни на ком не сможешь жениться - ты воин и должен быть свободен в своих действиях. Я знаю: мой долг и смысл моей жизни - это служение тебе».

Вера жены в мою предначертанную Богом миссию давала мне великую силу и спокойствие, которые помогали выстоять в страшной борьбе - не случайно мои московские друзья называли ее позднее боярыней Морозовой. Лишить меня моей нерушимой стены - неукротимой, нежной, волевой и неистовой Нины - было мечтой многих черных людей и тайных сил: конец ее потряс меня до основания смертной болью и ужасом, он был предопределен, и приговор приведен в исполнение."

Нина Виноградова-Бенуа трагически погибла 24 мая 1986 года. Тайна ее гибели не раскрыта до сих пор. Нину нашли в Москве, выпавшей из окна.
Сразу же поползли слухи об очередном увлечении Глазунова молоденькой красивой девушкой, которая была на тот момент его моделью. Но ведь это случалось и раньше – творческой личности свойственно увлекаться.Часто оправданием служит то, что без страсти к модели невозможно изобразить эту самую страсть на холсте. Будучи художницей, Нина, наверно, пыталась все это понимать. Она не могла не слышать рассказы о любовных увлечениях ее мужа. Истории эти переходили из уст в уста уже много лет. На момент первой из них, с актрисой Ларисой Кадочниковой, их браку был всего год.

Народный художник СССР Илья ГЛАЗУНОВ в своем интервью в ноябре 2012 года сказал: «Шапка, которая была на моей жене Нине, когда она выпрыгнула из окна, - чужая, у нас такой не было. Думаю, это убийство, и следователь мне признался: «Я знал, кто убил вашу жену, и настаивал на расследовании, а мне сказали: «Не твое это дело»
Часто творческие люди очень эгоистичны, все подчиняют вокруг своему таланту, не щадя своих близких. И это может привести к трагической развязке.
Так что же это было - убийство, самоубийство?

А теперь открытки с русскими женскими костюмами, которые и побудили меня на поиски информации.

ЗДАРРРРРРРРРРРРРРРРРОВА;)
НАРЫЛ В ИНТЕРНЕТЕ…

Три года унижений и два аборта. Вот что получила актриса Лариса Кадочникова после того как в 18 лет стала любовницей Ильи Глазунова. О своей истории Лариса рассказала в новом номере журнала «Караван историй». В частности она описывала свою первую встречу с художником в 1957 году. Она тогда была студенткой, он — уже известным «работником искусства». Как-то походя Глазунов предложил девушке немного попозировать для него. Она согласилась.

Зря женщины удивляются: «Я и не предполагала, что он окажется таким жестоким». Диктатор обычно проявляет себя сразу, чуть ли не с первых минут. Вот и Глазунов первым делом сдернул с фактически незнакомой девушки ее клипсы — заявил, что это уродство. Другая бы сказала: «Вы что себе позволяете?». Но Лариса даже оправдываться стала. Всё. Бинго! Садист понял, что нашел свою жертву. Понял, скорее всего неосознанно, интуитивно. Шкурой. И она, выросший без отца ребенок, я уверена, поняла, что нашла «своего мужчину», папочку, который все знает, подчинилась и поджала хвост. Так начались три года свистопляски. Его контроль, диктаторские замашки, стремление переделать ее под свой вкус — все это классическое поведение «домашних тиранов» она принимала за любовь, хотя друзья ее постоянно спрашивали: «Зачем тебе это?»… А параллельно развивалась еще одна женская трагедия — жены художника.

…Глазунов усадил меня на табуретку и стал неторопливо разглядывать, как какую-нибудь статую. Я почувствовала себя неловко. А на мне в тот день были клипсы. Очень модные, но дешевые, пластмассовые. Илья поморщился, когда их увидел, сдернул с моих ушей и раздраженно сказал:
- Какое уродство! Тебе нельзя такое носить.
Он вдруг перешел на «ты».
- Они, конечно, простенькие, - начала я, но Глазунов перебил:
- Как ты не понимаешь! Современные поделки, грубые и пошлые, противопоказаны такому лицу, как у тебя… - я притихла, а он продолжил в каком-то непонятном восторге: - Странный овал, тревожные черные глаза, страдающие и заставляющие страдать. То, что я искал. Такие лица были у героинь Достоевского…

…Три часа пролетели как один миг. Я и не заметила, когда Илья успел меня нарисовать, и с трудом вернулась к реальности. Мы стали встречаться - почти каждый день. Сначала только работали и разговаривали - о литературе, живописи, истории. Познания Глазунова в самых разных областях знаний поражали. Я слушала открыв рот. И стоило ему только позвонить, мчалась в условленное время в мастерскую, благо запретить это было некому. Мама опять уехала, а бабушка в мои дела не вмешивалась.

…Однажды простились после сеанса, и я отправилась домой на троллейбусе. Довольно долго добиралась и всю дорогу думала об Илье. На сердце почему-то было тревожно. Вошла в подъезд, поднялась в лифте на третий этаж и обомлела - у наших дверей стоял… Глазунов.
Я растерялась:
- Как ты здесь оказался? Зачем?
- Сам не знаю. Вдруг понял, что не могу с тобой расстаться.
В ту минуту между нами и пробежала искра. Я почувствовала, как меня будто током ударило. Замирала от сладкого ужаса и думала: «Господи, этого не может быть! Я его люблю!» Каким-то непостижимым образом, всего за несколько коротких встреч, этот человек стал для меня самым близким и дорогим на земле.

…В роман с Глазуновым я бросилась как в омут. До этого не было никакого опыта - только пара невинных школьных историй. Илью я полюбила по-настоящему, не могла прожить без него ни дня. И он с трудом без меня обходился. Если встретиться не удавалось, звонил десять раз на дню, приезжал домой или в институт. Говорил, что я его муза. Сколько раз бывало: сижу на занятиях и вдруг открывается дверь - Илья. Все глаза тут же устремляются на него. Преподаватель недовольно ворчит. А он, словно ничего не замечая, зовет: «Лариса! Лариса!» Я краснею и показываю знаками, что выйти не могу. Илья настаивает. Делать нечего, выбегаю в коридор. Оказывается, любимый волновался, потому что утром не успел поговорить со мной по телефону, а днем у нас никто не брал трубку.
- Ну и что? - недоумеваю я.
- Да мало ли что могло случиться, - шипит Илья. - И вообще, я должен знать, где ты и чем занимаешься, иначе не могу работать!
- Ты прекрасно знаешь, что я в институте!
- Так позвони в перерыве между занятиями! Скажи, что соскучилась!
И я бросаюсь ему на шею… Он был таким пылким и при этом таким нежным и заботливым! В каком-то смысле Глазунов заменил мне отца, отсутствие которого я так остро ощущала с самого раннего детства, и даже… мать. Из-за ее постоянных разъездов нам редко выпадала возможность посекретничать по-женски, поговорить по душам.

…Глазунов говорил, что искусство - главный смысл его существования. И работал круглыми сутками. Дни его были расписаны по минутам. Я часто слышала: «В двенадцать зайдет Н. В час - ждут в посольстве. В три - еду в издательство. Потом - сеанс до вечера. А в одиннадцать встречаемся у меня». И попробуй забыть или опоздать!


Портреты кисти Ильи Глазунова разных лет: Брежнев, Лужков.

…Клиентов портреты Ильи приводили в восторг. Тем более что писал он их за три-четыре часа! Кстати, ни одного моего портрета любимый мне так и не подарил - считал, что только художник имеет право на свое произведение.
Я в те годы носила довольно броский макияж. Обводила черным карандашом глаза, мазала губы красной помадой. Глазунов меня хвалил. Считал, что крашусь в своем стиле - роковых женщин Достоевского. Он говорил: «Тебе надо обязательно выделять глаза и губы. Образ получается более выразительным и драматичным». Зато брюки Илья на мне не признавал! «Женщине Достоевского» они решительно не подходили. Я не спорила. Я делала все, как хотел Глазунов. Обаяние его распространялось не только на меня. При желании он мог очаровать любую женщину. Позже я узнала, что жена Глазунова Нина, еще в бытность их в Ленинграде, сдавала кровь, чтобы на вырученные деньги купить любимому краски!


Слева: Глазунов с женой Ниной и детьми, справа: любовница Лариса.

…Однажды мы пересеклись с ней в мастерской. Я было занервничала: роман Глазунова и дочки Алисовой обсуждала вся светская Москва. Но Нина держалась так естественно и дружелюбно, что на смену тревоге пришло недоумение. «Неужели ничего не знает? - думала я. - Но это невозможно! Я бы не смогла улыбаться любовнице мужа. Наверное, у нее другой темперамент…»
Конечно, все было значительно проще: Нина, безумно любившая мужа, закрывала глаза на его измены, лишь бы он оставался с ней. А Глазунова вполне устраивал такой «свободный» брак. Он почти сразу дал понять, что не оставит жену, хотя я об этом даже не заикалась. Лишь однажды обмолвилась, что всегда мечтала выйти замуж по большой любви. Илья посмотрел на меня как на законченную идиотку: «Брак приземляет творческие стремления человека. А наши с тобой жизни принадлежат искусству. И наши отношения выше этой отжившей условности».
При этом он откровенно пользовался добротой и самопожертвованием Нины. Она ведь была очень одаренной художницей, но забросила собственную карьеру ради любимого Илюши. Стала не просто его женой, но и нянькой, домработницей, секретарем. Разве можно было променять такое сокровище на какую-то музу, которых у Глазунова - и до, и после меня - было немало.

…Театральный режиссер Анатолий Эфрос сразу за меня ухватился:
- Лариса, ты должна работать в театре. Такие стопроцентные попадания, как у тебя в этом спектакле, случаются редко.
- А Илья считает, что мне надо сниматься.
- Ну и снимешься потом еще в сотне других фильмов! Кино от тебя никуда не денется. А таких ролей в театре может и не быть.
- Там тоже хорошая роль. И сценарий интересный. Илья говорит - надо ехать.
- Да что ты заладила - Илья да Илья! Пора тебе жить своим умом. И строить собственную карьеру. С Глазуновым все равно ничего не получится.
- Вы что, сговорились все, что ли? - разозлилась я. - В последнее время только и слышу со всех сторон: Глазунов такой-сякой, уходи от него. И вы туда же! И вообще - это же не последний ваш спектакль. Еще поработаем.
- Хорошо, давай репетировать «Сны Симоны Машар» Бертольда Брехта, - предложил Эфрос. - Ты абсолютно идеальная Симона.
- Нет, не сейчас, после съемок. Вот приеду - и начнем.
Но он меня не дождался. Нашел Ольгу Яковлеву. И она на долгие годы стала «главной» актрисой Анатолия Эфроса. А ею - если бы не моя слепая любовь к Глазунову - могла быть я…

…Мне многие советовали его бросить, но я не слушала. И удивлялась: почему эти люди так не любят Илью? Во ВГИКе некоторые преподаватели и студенты его просто на дух не переносили. Ребята из нашей компании - Гена Шпаликов, Саша Княжинский, Юра Ильенко - говорили, что я сошла с ума, что трачу лучшие годы жизни на самовлюбленного и жестокого человека. Я считала это ревностью и завистью. Глазунов был красивым, обаятельным, успешным и знаменитым. А его «критикам» еще предстояло доказать, на что они способны.

…Девчонки мне сочувствовали:
- Лариска, ты с этим художником совсем прозрачная стала. Кожа да кости. Он выпил из тебя всю кровь.
- Глупости, - отбивалась я. - У меня просто такая конституция. И поесть не всегда получается.
- Да ладно, что мы, не понимаем?!
Но питалась я действительно неважно.
Утром не завтракала, не хотелось, и потом до вечера сидела во ВГИКе голодная. Чтобы ухватить какой-нибудь засохший пирожок, требовалось пораньше прийти в буфет и отстоять длинную очередь, на что ни времени, ни желания не было. У Ильи, к которому я почти всегда отправлялась после занятий, еды не водилось. В лучшем случае - чай с баранками или бутербродами. Бытом Глазунов не занимался, у него для этого была Нина. При мне она не появлялась в мастерской. А я там не хозяйничала.
Домой возвращалась уже ночью и тут же падала в постель. Чтобы успеть на первую пару, вставать приходилось довольно рано. Об опоздании или прогуле не могло быть и речи. Нерадивых студентов наш мастер, Ольга Ивановна Пыжова, беспощадно выгоняла.

…Уехала на съемки фильма «Василий Суриков», так Илья за мной примчался, благо базировались недалеко от Москвы. Я играла первую жену художника, Елизавету Августовну, которая умерла от порока сердца и скоротечной чахотки совсем молодой. Глазунов обожал Сурикова, считал себя его знатоком и замучил меня советами - как играть. На площадку его, к счастью, не пустили, иначе я бы просто не смогла работать. Вздохнула с облегчением, когда он уехал в Москву.
Оператор Гавриил Егиазаров, впоследствии ставший режиссером и снявший много замечательных картин, относился ко мне как к дочке. В начале съемок, помню, все сокрушался, что плохо выгляжу:
- Ну и куда я дену эти жилы и кости? Как тебя снимать?
И пытался как-то на меня повлиять:
- Лариса, найди хорошего парня, свободного, молодого. Зачем тебе этот женатый художник? Он тебя в гроб вгонит!
- А Илье нравится, как я выгляжу. Ему чем хуже - тем лучше.


Иллюстрации Глазунова к произведениям Достоевского.

…Глазунов по любому поводу устраивал сцены. Если мне не удавалось вырваться в мастерскую, прибегал на Дорогомиловку среди ночи:
- Где ты была? С кем?
- Нас задержали на прогоне спектакля.
- А почему не позвонила?
- Не успела.
- У тебя такой испуганный взгляд… Ты лжешь!
- Илья, послушай…
- Нет, это ты послушай меня!
Заканчивалось все тем, что Глазунов, хлопнув дверью, в ярости выбегал из квартиры, а я рыдала до утра, не в силах заснуть. Утром он обычно звонил и просил прощения. Или приезжал днем во ВГИК с букетом цветов. Мы мирились, и на какое-то время он успокаивался. А потом все начиналось сначала: куда пошла, с кем, зачем?..

…Глазунов явно считал, что моя жизнь принадлежит ему, и держал ее под неусыпным контролем. То, что я когда-то принимала за нежную заботу, оказалось ревнивым диктатом капризной звезды. Иногда я чувствовала, что Илья специально накалял ситуацию, создавая из мухи слона. Заводил себя и меня, а потом, насытившись сильными эмоциями, как вампир кровью, успокаивался и извинялся. Не зря он так любил Достоевского, его герои часто поступали так же. И наши отношения Глазунов пытался превратить в какую-то «достоевщину».
Некоторым людям нужно постоянно ссориться, выяснять отношения, чтобы поддерживать пламя любви. Глазунов искусственно создавал напряжение, раздувая таким образом творческий «огонь». Он любил говорить: «За каждое мгновение счастья и творческого взлета нужно платить кровью и страданием». Не знаю, как он, а я за свою любовь заплатила сполна…

Не сразу поняла, что беременна. Проблемы с желудком случались и раньше, и я не придала серьезного значения то и дело возникавшей тошноте. Пила таблетки, но она не проходила. Зато появилась дикая слабость. Однажды чуть не упала в институте на уроке танца. Голова закружилась, в глазах потемнело. Меня еле успели подхватить. Девчонки решили, что это голодный обморок:
- Лариска, ты что, опять ничего не ела?
- Да какая еда, когда все время тошнит.
- А на солененькое не тянет? - засмеялись они. - Ты, часом, не беременна? Сходи проверься.
Сходила. И узнала, что у меня будет ребенок. От врача вышла в шоке. Я была совсем девчонкой и не знала, как поступить. Решила посоветоваться с Ильей. Он только плечами пожал, когда услышал, что станет отцом:
- И что дальше?
- Дальше? - удивилась я. - Беременность обычно заканчивается родами.
- Тебе так хочется ребенка? - в свою очередь удивился он.
- А что может быть прекраснее, чем родить от любимого человека?
- Конечно, ты можешь родить, - сказал он, - но лично я не готов стать отцом. Сейчас это совершенно некстати.
И все. Поступай как знаешь.

…Не знаю, на что мама рассчитывала, приглашая к нам Глазунова. Что он признает ребенка? Женится на мне? Илья сразу сказал как отрезал:
- Я разводиться не намерен.
- А что же будет с Ларисой, Илюша? - жалобно заныла мама. - Девочка все потеряет, если родит.
- Тогда пусть делает аборт, - так же жестко ответил он. - Я уже говорил Ларисе, мне ребенок сейчас не ко времени. Но решать, конечно, вам. Это ваши женские дела.
Она еще пыталась его разжалобить - безуспешно. После ухода Глазунова мама сказала: «Все мужчины одинаково жестоки. Даже гениальные». Илью не заботило, что со мной будет. В жизни великого художника, коим он себя считал, таким досадным мелочам, как беременность музы, не было места.
Мама страшно переживала. А я вообще не понимала, что происходит. Мне все время было так плохо! Страшно вспомнить. Помучилась-помучилась и пошла на аборт.

…Жизнь вроде бы наладилась. Мы даже съездили с Глазуновым в Крым, в Гурзуф. Там было чудесно. Солнце, море, фрукты. В этом раю даже Илья немного расслабился, стал мягче, человечнее. Но все равно бегал на почту, звонил и посылал телеграммы. Он был неисправим. А вскоре после приезда из Гурзуфа я неожиданно получила письмо от Нины.
Оказывается, пока мы с ее мужем были в Крыму, она тоже где-то отдыхала, одна. Она ни в чем не обвиняла ни меня, ни Илью. Наоборот, отпускала нам все грехи и восхищалась мной как женщиной и творческой личностью. Писала: «Ты - небо. А я - земля, по которой ходит Илья. Но он не может обойтись ни без этой тверди, ни без этой выси. Мы обе ему нужны». Этим письмом она как бы давала разрешение на наш роман. Нина тоже считала, что у художника должна быть муза. И признавая этой музой меня, была согласна отойти на второй план. Она посвятила Глазунову жизнь. Что значили по сравнению с этой жертвой несколько лет моих унижений и обид?! Испытывала ли я чувство вины перед Ниной? Нет, только ответное восхищение - широтой ее личности и взглядов. Я была очень молода, влюблена, а значит, думала только о себе и своих чувствах.

…Через несколько месяцев кошмар повторился - я опять забеременела. И готова была выть от тоски, понимая, что этого ребенка тоже придется убить. Одна я бы его не вытянула. А Глазунова по-прежнему интересовало только его творчество.
«Проскочить» во второй раз не удалось. После аборта очень долго болела, хотя делал его хороший врач. Начались проблемы по женской части, матерью я так никогда и не стала…

…С Ильей какое-то время еще продолжала встречаться. Это была уже не любовь, а какое-то наваждение, гипноз. Слишком долго он вбивал мне в голову, что я должна быть с ним и жить только его жизнью. Я и жила ею целых три года. Некоторые люди уже воспринимали Ларису Кадочникову исключительно как любовницу Глазунова. И с удовольствием смаковали подробности нашей жизни.


Лариса с Вячеславом Тихоновым в фильме «Мичман Панин».

…Будучи беременной во второй раз, я снималась у Михаила Швейцера и его жены Софьи Милькиной в картине «Мичман Панин». Главную роль играл Вячеслав Тихонов. Я была французской танцовщицей в довольно коротком, но очень эффектном эпизоде. Загримировали и одели меня потрясающе. До сих пор смотрю и удивляюсь: как же здорово выгляжу! А ведь держалась с трудом. Токсикоз, как и в первый раз, был жутчайший.
Помню, приехала как-то на студию, оделась, загримировалась и вышла в коридор. Меня затошнило, я прислонилась к двери и услышала, как сплетничают гримеры:
- Видали красотку? Еле дышит. Беременная. А знаете от кого? От художника Глазунова.
- Да он вроде женат.
- Ну и что? Жена в курсе. У них любовь втроем. У этих молодых артисточек ни стыда ни совести.
И вдруг раздался голос Тихонова. Он еще гримировался:
- А ну, прекратите сейчас же! Чтобы я об этой женщине больше не слышал ни одного дурного слова. Как вам самим не стыдно такое говорить?!

…Теперь уже и мама настойчиво уговаривала меня оставить Илью. Объясняла, что на последнем курсе надо думать о работе и поступлении в театр, а не о любви. Я понимала, что она права. Тем более что у Глазунова с недавних пор на меня оставалось все меньше и меньше времени. Он был дико занят.

…Я не следила за жизнью и творчеством Глазунова, но известие о гибели его жены Нины потрясло. Меня поразила страшная деталь: Нина выбросилась из окна в меховой шапке. Не хотела, чтобы муж в последний раз увидел ее лицо обезображенным. Было так жаль женщину, которая пожертвовала ради Глазунова всем, но, очевидно, не нашла ни счастья, ни смысла, ни благодарности…


Илья Глазунов - сторонник монархии, сословных привилегий и ограничений, противник демократии и равенства прав. 9 февраля 2012 года был официально зарегистрирован как доверенное лицо кандидата в Президенты РФ и действующего премьер-министра Владимира Путина.

…Лет пять назад меня стал «доставать» один российский телеканал сниматься в передаче про Глазунова. С Ильей договорились о том, чтобы снять меня в его галерее. Он обещал тоже поучаствовать. Приехали на Волхонку, я стала позировать около картин, а Глазунова все нет и нет. Подошла помощница, которая давно работает с Ильей и знает меня.
- Лариса, а вы почти не изменились, только немного поправились, но в принципе остались прежней.
- А где Илья? - поинтересовалась я.
- Ой, у него проблемы с горлом, даже сделали небольшую операцию. Он не придет.


Лариса Кадочникова.

Я с трудом удержалась от иронического замечания. А про себя удивилась: неужели Глазунов боится встречаться? Ну подумаешь - поговорили бы, посмеялись, вспомнили юность. Все же быльем поросло. Что бы там ни было, я не держу на него зла.
Гораздо чаще, чем какие-то обиды и мучения, вспоминаю счастливые часы и дни, которые мы провели вдвоем. Я любила Илью, восхищалась его картинами и им самим. А иначе не смогла бы терпеть этого сложного и капризного гения на протяжении трех лет. Может оттого, что с ним так мучилась, я и состоялась как актриса. Пыжова была права - страдания во благо. Они укрепляют душу.

ТАМ ЕЩЕ КОММЕНТАРИИ ИНТЕРЕСНЫЕ:)