4. Иннокентий Анненский

Анненского до сих пор читают

Сегодня мы с вами будем говорить об Иннокентии Федоровиче Анненском, поэте символисте, который, наряду с Блоком, остается, пожалуй, самым читаемым сейчас и сегодня, востребованным сегодняшним читателем автором. Все признают исторические заслуги стихов Брюсова или Бальмонта, но читателей у них сегодня не очень много, а вот Анненского до сих пор читают.

Сравнение с Блоком

При этом удобно сопоставлять с Блоком Анненского по принципу контраста. Мы с вами говорили о том, что для Блока важнейшей идеей является идея пути, и, соответственно, его трилогия трехтомная и его книги составлены по хронологическому принципу. Анненский составлял свои книги совершенно по-другому, и мы сегодня об этом поговорим, это очень важно для его понимания. Блок был чрезвычайно популярен при своей жизни. Как известно, его фотографии продавались в книжных магазинах как открытки.

Анненского никто не знал. Можете даже сейчас себя проверить: представьте себе внешность Анненского – не уверен, что вы с легкостью это сделаете. Однако, еще раз повторяю, популярность Анненского не сопоставима с популярностью Блока, но может к ней приближаться и, более того, Анненский очень сильно повлиял, может даже больше чем Блок, на последующее поколение поэтов. Это одна из его важных ролей. Именно то, что он сделал в поэзии оказалось для последующего поколения очень важным.

Ахматова об Анненском

Анна Ахматова, неутомимая пропагандистка творчества Анненского, писала о нем так: «Меж тем, как Бальмонт и Брюсов сами завершили ими же начатое (хотя еще долго смущали провинциальных графоманов), дело Анненского ожило со страшной силой в следующем поколении. И, если бы он так рано не умер, мог бы видеть свои ливни, хлещущие на страницах книг Б. Пастернака, свое полузаумное «Деду Лиду ладили…» у Хлебникова, свой раешник («Шарики») у Маяковского и т.д. Я не хочу сказать этим, что все подражали ему. Но он шел одновременно по стольким дорогам! Он нес в себе столько нового, что все новаторы оказывались ему сродни… Борис Леонидович Пастернак <…> категорически утверждал, что Анненский сыграл большую роль в его творчестве… С Осипом (Ахматова имеет в виду Мандельштама, конечно) я говорила об Анненском несколько раз. И он говорил об Анненском с неизменным пиэтетом. Знала ли Анненского Марина Цветаева, не знаю. Любовь и преклонение перед Учителем и в стихах и в прозе Гумилева» .

Ахматова называет имена главных постсимволистских поэтов, как поэтов акмеистов или близких к акмеизму: Мандельштама, свое, Гумилева, так и футуристов: Хлебникова, Пастернака и Маяковского.

Она, ревниво относившаяся к Цветаевой, соответственно, говорит, что Цветаева, может быть, Анненского не читала, но мы еще попробуем увидеть, что, на самом деле, Цветаева Анненского читала и очень внимательно.

Соответственно, мы с вами попробуем понять, в чем же состояло своеобразие поэзии Анненского. Что в нем было, что в его поэтической манере предсказывало манеру поэтов символистов.

Биография

Сначала очень коротко давайте поговорим о его биографии. Он старше многих из старших символистов. Родился он в 1855 году, в Сибири. Детство провел в народнической семье.

Брат его, Николай Федорович Анненский, был очень известным деятелем-народником. Соответственно, с одной стороны, Анненский от него воспринял интерес к этим темам, и, скажем, одно из самых известных стихотворений Анненского «Старые эстонки» можно, в том числе, воспринимать и как социальное стихотворение. С другой стороны, он, как часто это бывает с младшими братьями, отталкивался от того, что навязывал ему старший брат, и стихи его социальные важны, но они единичные.

Первоначально, главными сферами его деятельности были две: он был известным педагогом и достиг довольно больших высот на этом поприще, в частности, в 1895 – 1906 годах он был директором гимназии в Царском Селе, той самой гимназии, где учился Гумилев, и Ахматова, когда она говорит об Анненском как об учителе Гумилева, имеет в виду, конечно, и поэзию, но она также и самое буквальное учительство.

У Гумилева есть замечательное стихотворение памяти Анненского, где он вспоминает как он приходит в кабинет к Анненскому. В этом самом кабинете он видит бюст Еврипида. И это тоже не случайно, поскольку Анненский был одним из самых известных переводчиков античных авторов, и главным его подвигом был перевод всего Еврипида. До сих пор мы читаем Еврипида, преимущественно, именно в переводах Иннокентия Федоровича Анненского.

Стихи он начал писать довольно рано, но, при этом, их не печатали. Свою первую книгу самостоятельных стихов он выпустил незадолго до смерти. Она называлась характерным образом – «Тихие песни». Она была выпущена в 1904 году и была подписана псевдонимом, несколько претенциозным псевдонимом. Он подписал ее Ник. Т-о. – Николай Тимошенко, предположим.

Этот псевдоним показался смешным и претенциозным рецензентам, среди которых были Блок и Брюсов. Характерно, что они написали про Анненского (они не знали кто автор этой книги) как про талантливого начинающего поэта, хлопали его по плечу, между тем, Анненский был старше обоих.

Нужно сразу сказать, это будет важно в дальнейшем, что, с одной стороны, этот псевдоним кажется самоумаляющим – Никто – с другой стороны, «античник» Анненский, разумеется, помнил о том, что Никто – так себя называет Улисс, так себя называет Одиссей в пещере у циклопа Полифема. Соответственно, это было уничижение паче гордости. С одной стороны, я – никто, вы меня не знаете и вряд ли узнаете, с другой стороны, Одиссей, как мы знаем, один из главных греческих героев.

Я сказал уже о том, что Анненский был директором гимназии до 1906 года. Почему он перестал им быть? Потому что он сочувственно отнесся к тем ученикам, которые принимали участие в революции 1905 года (здесь может быть опять сказываются народнические корни его). Дальше у него будут всякие неприятности, и директором гимназии он быть перестает.

А на белый свет, на белый литературный свет петербуржский он вытащен, отчасти, при участии Гумилева в 1909 году, когда был создан журнал «Аполлон», противостоявший символистским изданиям, сам себя противопоставивший символистским изданиям, и одним из важных людей в нем, определяющих политику этого журнала стал Николай Степанович Гумилев. Гумилев Анненского привлек к участию в «Аполлоне». Анненский напечатал там большую статью, напечатал несколько своих стихотворений. Казалось, что начинается новый период его творчества. Он был признан, он спорил, полемизировал с главными теоретиками символизма, с такими, например, как Вячеслав Иванов.

Но, внезапно, Анненский умер, символической смертью, можно так сказать, на ступенях вокзала, дожидаясь поезда, который ехал в Царское Село. В течение некоторого времени тело не могли опознать, у него не было никаких документов. Почему я сказал, что это смерть символическая? Потому что трагизм, бессмысленность жизни, сложность жизни, непонятность жизни – это, пожалуй, главная тема Анненского.

Формула творчества

Если пытаться, как мы это делаем и будем делать дальше, искать какую-то короткую формулу для того, чтобы определить поэзию Анненского, то я бы предложил формулу – поэзия болезненных сцеплений. Как немногие поэты своего поколения он ощущал, что все предметы, окружающие нас, все явления связаны какой-то непонятной зловещей связью. Все время возникает тема сцеплений, образ паутины и другие подобные мотивы. Кто эту связь организовал, кто так устроил человеческую жизнь – непонятно. Человеку или предмету, потому что предметы в стихах Анненского играют такую же роль как люди, остается только барахтаться в этой паутине, в цепочке этих связей.

Вторая книга, главная книга Иннокентия Анненского, вышедшая посмертно, называлась «Кипарисовый ларец». Вышла она в 1910 году, почти через год после смерти. Подготовил ее его сын. Она, как кажется, представляла собой модель миропонимания Анненского.

Книга стихов как особая категория поэзии модернизма

Нужно сказать, что такая категория как книга стихов для модернистов была очень важной. Еще Баратынский, один из главных предшественников символистов, одним из первых составил свою книгу так, что она представляла собой сложное единство, она называлась «Сумерки».

Далее Брюсов и его коллеги внедрили в сознание русского читателя представление о книге как о главном жанре, сверхжанре русской поэзии, настолько важном, что книга стихов в эту эпоху становится более существенным жанром чем поэма, не говоря уже о романе в стихах. Репутации поэтов, во многом, ставились под сомнение или укреплялись после выхода очередной поэтической книги. На книгу символисты смотрели как на модель мира.

«Кипарисовый ларец»

Анненский сложным образом устроил свою книгу «Кипарисовый ларец». Ее название энигматично и загадочно. Это название с отброшенным ключом. Смысл его в полной мере может понять тот, кто знает (это опять предметное название) – в ларце из кипариса Анненский хранил свои рукописи, свои стихотворения. Напомним, что кипарис в античной традиции – это дерево смерти, поэтому зловещий оттенок здесь тоже оказывается важен. Книга устроена следующим образом. Она состоит из трех разделов:

1. «Трилистники». Стихотворения группируются под общими названиями по три, как листы в трилистнике.
2. «Складни». Стихотворения группируются по два.
3. «Разметанные листы». Анненский объединил в этот раздел самые разные свои стихотворения.

Таким образом устраивая свою книгу, он подчеркнул, как кажется, многообразность связей каждого мотива в книге, каждого слова в книге, каждого предмета (одушевленного или неодушевленного) в природе.

Каждый мотив, каждое слово существовали в каком-то контексте стихотворения и существовали в каком-то контексте «трилистника» или «складня». Кроме того, между собой были связаны мотивными перекличками и «трилистники». Сам этот раздел, в свою очередь, был связан мотивными перекличками с разделом «Складни» или с разделом «Разметанные листы». Если попробовать эти связи нарисовать, то мы увидим, что книга представляет собой бесконечное переплетение разнообразных мотивов. Это отражало миропонимание, мироощущение Анненского.

Стихотворения разделялись по «трилистникам», «складням» или входили в раздел «Разметанные листы» не хронологически. В отличие от Блока, Анненский не выстраивал свои стихотворения хронологически. Ему не важно было представление о своем поэтическом пути. Важно было показать, как тематически сложно переплетаются его тексты. Это для последующих поэтов стало очень важным.

Так революционно как Анненский никто больше не составлял свои книги, но прихотливое устройство книг характерно и для более младшего поколения. Кроме того, та роль, которую у Анненского играют предметы, вещи, она, во многом, предсказывала поиски более младших поэтов: акмеисты, для которых вещь и предмет были очень важны. Или Пастернак, мир которого переполнен предметами и вещами. Это, во многом, шло от Анненского.

Психологизм и влияние французских символистов

Еще одним важным свойством поэтики Анненского был психологизм. Здесь следует отметить, что Анненский себя символистом почти никогда не называл. Если он и ориентировался на символистов, то на символистов не русских, а французских. Когда мы говорим о старших символистах, мы, конечно, вспоминаем западных символистов. Когда мы говорили о Брюсове, мы вспоминали Верлена и Бодлера. Когда же мы говорим об Анненском, нужно вспоминать об одном из самых энигматических и загадочных символистах – Малларме. Именно его системы поэтические, именно его загадочность и его психологизм, проявленный через предметы, оказываются существенными для Анненского, который его переводил.

Стихотворение «Черная весна» («Тает»)

Попробуем перейти к анализу конкретного стихотворения, к разбору конкретного текста. Это будет стихотворение «Черная весна» («Тает»). Датировано 29 марта 1906 года, Тотьма (это маленький городок под Вологдой), куда Анненского послали с инспекцией после того, как он перестал быть директором гимназии. Это стихотворение вошло в «трилистник весенний», то есть было три стихотворения первым из которых была «Черная весна». Для начала вспомним текст:

Чёрная весна (Тает)

Под гулы меди – гробовой Творился перенос, И, жутко задран, восковой Глядел из гроба нос.

Дыханья, что ли, он хотел Туда, в пустую грудь?.. Последний снег был темно-бел, И тяжек рыхлый путь,

И только изморось, мутна, На тление лилась, Да тупо черная весна Глядела в студень глаз –

С облезлых крыш, из бурых ям, С позеленелых лиц. А там, по мертвенным полям, С разбухших крыльев птиц...

О люди! Тяжек жизни след По рытвинам путей, Но ничего печальней нет, Как встреча двух смертей.

Анализ стихотворения «Черная весна» («Тает»)

Тема этого стихотворения может быть сформулирована идеально, цитатой из самого Анненского, которую Лидия Яковлевна Гинзбург (еще один замечательный филолог) вспомнила, когда писала об Анненском.

Анненский, впрочем, говорит это не о себе, а о Константине Бальмонте, и говорит он так: «Я среди природы, мистически ему близкой и кем-то больно и бесцельно сцепленной с его существованием». Так Анненский определяет поэтический мир Бальмонта, но относится это больше к его собственному миру.

В стихотворении, которое мы только что прочли и начали разбирать, как раз и описывается это Я среди природы, больно с ней сцепленное. Кончина человека у Анненского рифмуется с кончиной зимы. Смерть индивидуальная проецируется в объективное окружение, она «растекается», «растворяется» в смерти зимы, в смерти природы.

Разительное сходство стихотворения с формулой Анненского, которую он употребил к творчеству Бальмонта, отчетливо указывает на тот смысловой комплекс мотивов, который в этом стихотворении старательно обходится. Напомню, что в цитате – «Я среди природы, мистически ему близкой и кем-то больно и бесцельно сцепленной с его существованием» – это кем-то очень важно для цитаты. Однако, в стихотворении своем Анненский сознательно об этом ком-то, о Боге не говорит ни слова.

При этом его стихотворение начинается многообещающе, со строк: «Под гулы меди - гробовой // Творился перенос…» – речь идет, конечно, о церковном звоне. В Тотьме, действительно, было очень много церквей. Казалось бы, от этого следует перейти дальше к разговору о месте Бога в этой встрече человека и природы, умершего человека и умирающей зимы. Тем более, что 29 марта (этим днем датируется стихотворение) – это день, приходящийся на Великий пост, и об этом читатель Анненского должен помнить. На 29 марта пришлась и Еврейская Пасха, но это было не очень важно, об этом Анненский мог не знать.

Стихотворение «Вербная неделя»

Спустя год после «Черной весны», 14 апреля 1907 года, Анненский напишет стихотворение, которое будет называться «Вербная неделя». Уже из названия его понятно, что оно будет связано с темой Великого поста. В этом стихотворении будет мимоходом упоминаться об одном из самых светлых событий Великого поста – о том как Христос воскресил Лазаря. Мы помним, что этот мотив многократно использовался в литературе.

Мы помним, что в «Преступлении и наказании» одна из главных сцен – это чтение Соней Раскольникову фрагмента о воскресении Лазаря. И вот Анненский тоже написал про это стихотворение. Давайте посмотрим, что это за стихотворение и как он это событие описывает:

Вербная неделя

В желтый сумрак мертвого апреля, Попрощавшись с звездною пустыней, Уплывала Вербная неделя На последней, на погиблой снежной льдине;

Уплывала в дымах благовонных, В замираньи звонов похоронных, От икон с глубокими глазами И от Лазарей, забытых в черной яме.

Стал высоко белый месяц на ущербе, И за всех, чья жизнь невозвратима, Плыли жаркие слезы по вербе На румяные щеки херувима.

Сравнение стихотворений «Вербная неделя» и «Черная весна»

Мы видим, что ключевые мотивы этого стихотворения перекликаются так отчетливо и так явственно, что эти стихотворения можно было бы назвать, как Мандельштам позднее говорил, «стихотворениями-двойчатками». И в том стихотворении, и в этом, изображается смерть зимы. И в том, и в этом, она представлена, как обычно у Анненского, предметным мотивом. В этом стихотворении: «На последней, на погиблой снежной льдине». Вновь эта смерть сопровождается погребальными церковными колоколами: «В замираньи звонов похоронных». В предыдущем стихотворении: «Под гулы меди – гробовой». Вновь эта смерть сцепляется со смертью человека, только теперь это не аноним и кто-то неизвестный, как в том стихотворении, а «забытый в черной яме» Лазарь (в предыдущем стихотворении также есть мотив ямы: «из бурых ям»). И жизнь этого Лазаря оказывается невозвратима.

То есть, читая стихотворение «Вербная неделя», мы можем предположить, почему из стихотворения «Черная весна» убраны, элиминированы религиозные мотивы. Если Лазарь не воскрес, то и сцепление кем-то человека с природой оказывается поистине бесцельным. Следовательно, и на свидании двух смертей, пусть и состоявшемся во время Великого поста, этот кто-то, Бог – лишний.

«Не воскресение, а истлевший труп Лазаря видит Анненский в ликах весны» – это цитата, так писал о стихотворении «Вербная неделя» уже упоминавшийся нами Максимилиан Волошин. Впрочем, и к воскресению Анненский в своих стихах относится не слишком благожелательно. Напомним, что уже в процитированной выше статье «Бальмонт-лирик», с горечью говорится: «Я в кошмаре возвратов» – то есть, постоянные возвраты Я, постоянные возвращения Я.

А в одном из самых известных стихотворений – «То было на Валлен-Коски» , рассказывается о «воскресении» куклы, которую для развлечения, на потеху туристам, методично вылавливают из водопада и снова потом в него бросают: «Спасенье ее неизменно для новых и новых мук».

Цикл бесконечных умираний в «Трилистнике весеннем»

Тут самое время обратить внимание на неакцентированную, но очень существенную разницу между смертью зимы и смертью человека, изображенными в «трилистнике весеннем». В первом стихотворении, которое мы сейчас разбирали – «Черная весна», описывается смерть человека и смерть зимы, а дальше, в стихотворении «Призраки» описывается уже смерть весны:

Зеленый призрак куста сирени Прильнул к окну... Уйдите, тени, оставьте, тени, Со мной одну... Она недвижна, она немая, С следами слез, С двумя кистями сиреней мая В извивах кос...

Эти майские косы показывают, что умирает весна, а потом умрет лето, а потом осень, а потом снова зима. Трагическое кольцо, цикл бесконечных умираний – так описывает Анненский смену времен года.

Прямой путь покойника

Что же касается жизненного и посмертного пути человека, то он, во всяком случае в «Черной весне», описывается не как циклический, а как линейный. По-видимому, для Анненского это было очень важно, потому что в первых четырех строфах его стихотворения и вплоть до финальной сентенции, финальной пятой строфы, разнообразными средствами воспроизводится прямой, не циклический, а прямой путь покойника со ступеней церкви до кладбища.

Тема линейного движения начата уже во второй строке «Черной весны», начата со слова «перенос»: «Под гулы меди – гробовой Творился перенос». Тема переноса синтаксически поддержана в стихотворении анжамбеманом : «под гулы меди – гробовой» – это в одной строке, а «перенос» – это начало следующей строки. А дальше, от строфы к строфе, Анненский тоже двигается с помощью переносов-загадок.

Почему в облике покойника акцентируется именно нос? – это загадка последний строки первой строфы. Потому что с ним, естественным образом, связывается страшная тема дыхания, которого не хватает уже мертвому человеку – так отвечают первые две строки второй строфы. Переход – вопрос в финале одной строфы, ответ в начале другой строфы.

Зачем в третей строке второй строфы упоминается про снег, который был темно-бел? Затем, – отвечает вторая строка третьей строфы, – что это готовит образ встречи тления человека с тлением зимы, воплощенным как раз в строке о последнем темно-белом снеге. Темно-белый снег вокруг и тление человека рифмуется, выравнивается таким образом.

И, наконец, на стыке третьей и четвертой строф прием переноса просто обнажается. Откуда черная весна глядела в студень глаз покойника? – Спрашивает себя читатель в двух финальных строках третьей строфы. Отовсюду! – Отвечает вся четвертая строфа, а точнее говоря:

С облезлых крыш, из бурых ям, С позеленевших лиц. А там, по мертвенным полям, С разбухших крыльев птиц...

Этот прием переноса, или можно назвать его приемом «подхвата», позволяет читателю почти визуально наблюдать за прямым и неуклонным движением человека и тела человека к кладбищу по заранее предопределенному, проложенному не один раз, пути. Отсюда и возникает «по рытвинам путей». Не единожды по нему движется человек, а каждый человек движется по этому пути, и даже колеса пробили рытвины в нем. В одной из точек этого пути единожды умирающий человек и встречается с бесконечно умирающим и воскресающим для новых и новых мук временем года.

«Упоминательная клавиатура» Анненского: Ф.И. Тютчев

Внимательное чтение этого стихотворения позволяет нам не только поговорить об основных принципах поэтики Анненского, о том как Анненский видит окружающий мир, но также коротко пробежаться по, как говорил Мандельштам, «упоминательной клавиатуре» Анненского, то есть поговорить о тех главных русских писателях и поэтах, которые были для Анненского существенны.

Первое из имен, которое нам вспоминается это имя Федора Иванович Тютчева. Анненский использует в своем стихотворении устойчивый топос, еще античный топос: весна – время рассвета, зима – время смерти, но, кажется, любой гимназист в то время, любой школьник бывший в наше время не может не вспомнить о знаменитом стихотворении Тютчева 1836 года:

Зима недаром злится, Прошла её пора – Весна в окно стучится И гонит со двора.

И всё засуетилось, Всё нудит Зиму вон – И жаворонки в небе Уж подняли трезвон.

Зима еще хлопочет И на Весну ворчит. Та ей в глаза хохочет И пуще лишь шумит...

Взбесилась ведьма злая И, снегу захватя, Пустила, убегая, В прекрасное дитя...

Весне и горя мало: Умылася в снегу И лишь румяней стала Наперекор врагу.

Мы видим, как Анненский меняет одни полюса на другие. Если у Тютчева – румянец, то у Анненского – позеленевшие лица, с которых весна глядит в глаза покойнику.

Если у Тютчева – жаворонки в небе, у Анненского – птицы с разбухшими крыльями, то ли вороны, то ли грачи на мертвенных полях. При этом возникает ассоциация с кладбищем и птицами-падальщиками, которые на нем кормятся.

Главное же различие между двумя стихотворениями такое: у Тютчева – зима кончает плохо, но она все-таки убегает, у Анненского – зима умирает.

Еще один тютчевский текст, который вспоминается при чтении «Черной весны» Анненского, это стихотворение поэта, первая строфа которого изображает опускание в могилу тела покойника:

И гроб опущен уж в могилу, И всё столпилося вокруг... Толкутся, дышат через силу, Спирает грудь тлетворный дух...

Мы видим слово «тлетворный», которое очень важно и для стихотворения Анненского. Оно вновь возникнет и в финальной строфе стихотворения Тютчева, возникнет совершенно в другом смысле чем у Анненского. У Анненского жизнь человека и жизнь природы связываются, и смерть человека и смерть природы объединяются.

Тютчев в финале своего стихотворения вполне традиционно противопоставляет сиюминутное быстрое существование человека вечному существованию природы:

А небо так нетленно-чисто, Так беспредельно над землей... И птицы реют голосисто В воздушной бездне голубой...

Обратим внимание – снова птицы, но не как у Анненского, внизу, на полях, а в небе.

«Упоминательная клавиатура» Анненского: Н.В. Гоголь

Еще один великий русский писатель 19 века, о котором вы, наверное, уже вспомнили когда я читал стихотворение «Черная весна», это Николай Васильевич Гоголь, чья повесть «Нос» была Анненским подробно разобрана в статье, открывающей «Книгу отражений» Анненского.

В зачине своей статьи Анненский называет точную дату, когда нос майора Ковалева убежал с его лица, это 25 марта, то есть за четыре дня до 29 марта, которым датировано стихотворение Анненского. Может быть, близость этих двух дат провоцирует поэт оживить, анимировать нос покойника в своем стихотворении. Сначала этот нос глядит из гроба, потом он хочет дыхания в пустую грудь умершего.

Возможно, таким экстравагантным образом Анненский напоминал читателю о знаменитой легенде, которая сопровождала Гоголя, о том, что Гоголь был похоронен живым, в летаргическом сне. Нос здесь упоминается не случайно еще, может быть, потому, что метонимией облика Гоголя как раз и является нос. Для чего гоголевские мотивы понадобились Анненскому в стихотворении «Черная весна»? Сам Анненский отвечает на этот вопрос когда пишет о Гоголе. Он говорит, что для Гоголя характерен «жестокий и для нас уже не доступный юмор творения» . Он говорит о гоголевском «жестоком юморе творения», подразумевая, конечно, «Портрет», «Нос», «Мертвые души».

Это характерно и для самого Анненского. Конечно, мы не назовем никогда стихотворение «Черная весна» смешным стихотворением. Мы не смеемся когда его читаем. Но гротеск Анненского: «И, жутко задран, восковой Глядел из гроба нос» – это балансирование на грани трагического и комического, балансирование на грани страшного и комического, и именно поэтому ему, возможно, и понадобился Гоголь.

«Упоминательная клавиатура» Анненского: Л.Н. Толстой и Н.А. Некрасов

Есть еще два имени, которые мы должны обязательно упомянуть в связи с этим стихотворением. Одно из них – имя автора, может быть, самой страшной повести о смерти человека, во всяком случае, написанной в XIX веке, Льва Николаевича Толстого.

В его повести «Смерть Ивана Ильича» умерший, главный персонаж описывается так: «Мертвец лежал, как всегда лежат мертвецы, <…> и выставлял, как всегда выставляют мертвецы, свой желтый восковой лоб <…> и торчащий нос, как бы надавивший на верхнюю губу». Заметим, что Анненский писал о Толстом как о Гоголе «из которого выжгли романтика».

Еще одно имя, которое нужно упомянуть, это имя Николая Некрасова, в тринадцатой главке поэмы которого (хрестоматийно известная поэма «Мороз, Красный Нос») возникают мотивы, перекликающиеся с ключевыми мотивами нашего стихотворения. Это и два похоронных удара, и бледное лицо Дарьи, и упоминание о черных днях, ее ожидающих.

Когда мы говорим о Толстом и Некрасове, мы должны помнить о том, что, возможно, здесь речь идет не о заимствованиях, а об общности мотивов, которая возникает из общности ситуаций. И Некрасов, и Толстой, и Анненский описывают смерть и похороны.

Перекличка с постсимволистами: Б.Л. Пастернак

Теперь о перекличке с постсимволистами. То, о чем мы говорили в начале лекции. Я надеюсь, что уже кто-нибудь вспомнил первое стихотворение, о котором пойдет сейчас речь, потому что это программное знаменитое стихотворение Бориса Пастернака «Февраль. Достать чернил и плакать!», в котором возникает очень много перекличек со стихотворением Анненского: поля, путь, птицы. Наконец, название стихотворения Анненского, «Черная весна», встречается в стихотворении Пастернака: «Пока грохочащая слякоть весною черною горит» – почти прямая цитация.

Важно, что Пастернак полемизирует с Анненским. С одной стороны, он его продолжает, с другой стороны, он полемизирует с ним, потому что тот топос, который Анненский разрушает: весна – время экстатической радости, весна – время рождения, Пастернак снова восстанавливает его в правах.

Но при этом он учитывает и трагический поворот темы, который предложен в «Черной весне». Покажем это на примере только одного мотива. У Тютчева: «жаворонки в небе», жаворонки взлетели. У Анненского: «А там, по мертвенным полям, с разбухших крыльев птиц...», то есть птицы внизу. Что же у Пастернака? У Пастернака грачи одновременно взлетают вверх, и, одновременно, отражаясь в лужах, оказываются внизу:

Где, как обугленные груши, С деревьев тысячи грачей Сорвутся в лужи и обрушат Сухую грусть на дно очей.

Это важный мотив, важный символ, потому что птицы и обозначают радость или трагедию. У Анненского они внизу, у Тютчева – вверху, у Пастернака – раздваиваются.

Точно также у Пастернака, как у него часто бывает, слезы, которыми плачет его лирический герой: «Писать о феврале навзрыд» – читатель так и не понимает до конца, это слезы радости или это слезы горя. Он намеренно выбирает образ слез, который работает и в ту, и в другую сторону.

Перекличка с постсимволистами: М.И. Цветаева

Еще одно стихотворение, по-видимому, случайно перекликающееся с пастернаковским «Февралем», где тоже встречается рифма «весеннего – зимнего» и «слез – колес» как у Пастернака, и, как кажется, восходящее к «Черной весне» и «Вербной неделе» Анненского, это стихотворение «Каток растаял» Марины Ивановны Цветаевой.

Я начал лекцию с цитаты из Ахматовой, которая ревниво пишет о том, что Цветаева, может быть, не читала Анненского. Сейчас мы убедимся, что, скорее всего, она его читала. Вот текст этого стихотворения с эпиграфом:

Каток растаял... Не услада За зимней тишью стук колес. Душе весеннего не надо И жалко зимнего до слез. Зимою грусть была едина... Вдруг новый образ встанет... Чей? Душа людская - та же льдина И так же тает от лучей. Пусть в желтых лютиках пригорок! Пусть смел снежинку лепесток! - Душе капризной странно дорог Как сон растаявший каток...

Мы видим, что Цветаева пишет на ту же тему, что и Анненский: умирает, уходит зима, ее жалко, и весны не надо, «душе весеннего не надо и жалко зимнего до слез» пишет она.

Однако Цветаева, она решает уже свои задачи, о которых мы с вами еще обязательно поговорим в наших лекциях, ранняя Цветаева представляет тему Анненского в детском, инфантильном, почти «сюсюкающем» ключе. Нам трудно плакать, нам не нужно плакать когда мы читаем это стихотворение, потому что трагизм снимается тем, что это глядит ребенок.

Поэтому стихотворение начинается с эпиграфа из частного письма. Поэтому в финале стихотворения появляется, почти невозможный у большого поэта: «Пусть в желтых лютиках пригорок!». И дальше еще сильнее, как будто сентиментальное, взятое из детской книжки того времени: «Пусть смел снежинку лепесток!». И мы уже перестаем пугаться как мы пугались в стихотворении Анненского когда мы его читали.

Заметим, что само обилие предметов в этом стихотворении, само то, что Цветаева решает эту тему, опираясь именно на предметные мотивы, используя так густо именно предметные мотивы: желтые лютики, пригорок, снежинка, лепесток, и, наконец, сам центральный образ катка в этом стихотворении, тоже предметный мотив, как кажется, говорят о том, что и Марина Ивановна Цветаева, и другие русские символисты читали Анненского очень и очень внимательно.

Ахматова А., Чётки: Anno Domini; Поэма без героя. – Изд.: ОЛМА Медиа Групп.

Валлен-Коски (Валлинкоски, финск. Vallinkoski) – водопад на реке Вуоксе в Финляндии.

Франц. еnjambement, от enjamber – перешагнуть, перескочить.

Иннокентий Федорович Анненский - поэт, драматург (1.9. 1855 Омск — 13.12. 1909 Санкт-Петербург). Отец его, высокопоставленный государственный чиновник, в 1860 году вернулся из Омска в Санкт-Петербург, где Иннокентий Федорович вырос и в 1879 году окончил университет (отделение сравнительного языкознания). Большую часть своей жизни он работал в гимназии: сперва в Санкт-Петербурге, с 1891 года директором в Киеве, с 1893 года опять в Санкт-Петербурге; в 1896 был назначен директором гимназии в Царское Село, а в 1906 году переведен на должность инспектора Санкт-Петербургского учебного округа.

С 1880-х годов Иннокентий Анненский опубликовал филологические работы; с начала 1890-х — регулярно переводил древнегреческую литру на русский язык, в том числе все 19 трагедий Еврипида (первое неполное издание — 1907 год). Между 1901-1906 Анненский написал 4 трагедии на темы греческой мифологии, например "Лаодамия " (1902), но его значение в русской литературе обусловлено поэтическим творчеством. Он писал стихи с детства, но лишь 49-ти лет напечатал свой первый сборник "Тихие песни " (1904) под псевдонимом, намекающим на его положение как поэта: Ник. Т-о, то есть «никто».

Незадолго до своей внезапной смерти Иннокентий Анненский все же был признан как поэт: он стал сотрудником нового авангардистского литературного журнала «Аполлон», но своего второго и самого значительного сборника стихов "Кипарисовый ларец " (1910) уже не увидел. Сын Иннокентия Федоровича, филолог, (псевдоним - В. Кривич), издал "Посмертные стихи " (1923) отца. Только в 1939, 1959, 1979 и 1987 появились советские издания стихотворений Анненского.

Литературоведческие эссе о Гоголе, Достоевском, Бальмонте и др., собранные автором в "Книгу отражений " (2 тома, 1906, 1908), намечают новые пути русской литературной критики. Анненский переводил не только с греческого, но и с немецкого и, главным образом, с французского языков — современную лирику.

Такие поэты как, например, А. Блок, А. Ахматова и С. Маковский высоко ценили его при жизни, но влияние Анненского-лирика становится ощутимым только после его смерти. Оно сказалось, в частности, в поэзии акмеизма, тогда еще нового направления, а также и в поэзии футуризма.

Из русских поэтов на лирическое творчество Анненского оказали влияние Баратынский и Тютчев, из французских — Бодлер, Верлен и Малларме. В нем раскрывается противоречие между богатой внутренней жизнью поэта и его страданием от несовершенства внешнего бытия между его благоговением перед прекрасным и боязнью за его судьбу в жизни, в нем преобладают темные краски, тоска, смерть, пессимизм, диссонанс. В стихах Анненского это личное начало скрывается за метафоричностью языка, не всегда легко поддающегося расшифровке. «Эстетика стала для него спасительным щитом от мыслей отчаянья» (С. Маковский). Образный мир Иннокентия Анненского близок природе и музыке. Они одухотворены и связаны с переживаниями в душе человека. «Тривиальные предметы быта приобретают в остраняющем виденьи Анненского, в «тревожной пустоте», вдруг какое-то устрашающе-магическое измерение» (А. Wanner). Его стиль импрессионистичен и сжат, в структуре стихов и стихотворных циклов чувствуется сознательное стремление к четкой форме. Ритмическое богатство его стихов оказало влияние на поэтику верлибра. Для истории русской литературы Анненский значителен вдвойне: он — вдохновитель великих акмеистов, А. Ахматовой, Н. Гумилева, О. Мандельштама, и самостоятельная личность в поэзии; своей философской лирикой и близостью к природе принадлежит символизму.

, Драматург , Критик

Иннокентий Фёдорович Анненский (20 августа (1 сентября) 1855, Омск, Российская империя - 30 ноября (13 декабря) 1909, Санкт-Петербург, Российская империя) - русский поэт, драматург, переводчик, критик, исследователь литературы и языка, педагог и административный деятель образования. Брат Н. Ф. Анненского.

Иннокентий Фёдорович Анненский родился 20 августа (1 сентября) 1855 года в Омске, в семье государственного чиновника Фёдора Николаевича Анненского (умер 27 марта 1880 года) и Наталии Петровны Анненской (умерла 25 октября 1889 года). Его отец был начальником отделения Главного управления Западной Сибири. Когда Иннокентию было около пяти лет, отец получил место чиновника по особым поручениям в Министерстве внутренних дел, и семья из Сибири вернулась в Петербург, который ранее покинула в 1849 году.

Слабый здоровьем, Анненский учился в частной школе, затем - во 2-й петербургской прогимназии (1865-1868). С 1869 года он два с половиной года обучался в частной гимназии В. И. Беренса. Перед поступлением в университет, в 1875 году он жил у своего старшего брата Николая, энциклопедически образованного человека, экономиста, народника, помогавшего младшему брату при подготовке к экзамену и оказывавшего на Иннокентия большое влияние.

По окончании в 1879 году историко-филологического факультета Петербургского университета долгое время служил преподавателем древних языков и русской словесности в гимназии Гуревича. Был директором коллегии Галагана в Киеве (январь 1891 - октябрь 1893), затем 8-й Санкт-Петербургской гимназии (1893-1896) и гимназии в Царском Селе (16 октября 1896 - 2 января 1906). Чрезмерная мягкость, проявленная им, по мнению начальства, в тревожное время 1905-1906 годов, была причиной его удаления с этой должности. В 1906 году он был переведён в Санкт-Петербург окружным инспектором и оставался в этой должности до 1909 года, когда он незадолго до своей смерти вышел в отставку. Читал лекции по древнегреческой литературе на Высших женских курсах. В печати выступил с начала 1880-х годов научными рецензиями, критическими статьями и статьями по педагогическим вопросам. С начала 1890-х годов занялся изучением греческих трагиков; выполнил в течение ряда лет огромную работу по переводу на русский язык и комментированию всего театра Еврипида. Одновременно написал несколько оригинальных трагедий на еврипидовские сюжеты и «вакхическую драму» «Фамира-кифарэд» (шла в сезон 1916-1917 на сцене Камерного театра). Переводил французских поэтов-символистов (Бодлер, Верлен, Рембо, Малларме, Корбьер, А. де Ренье, Ф. Жамм и др.).

30 ноября (13 декабря) 1909 года Анненский скоропостижно скончался на ступеньках Царскосельского вокзала в Санкт-Петербурге. Похоронен на Казанском кладбище в Царском Селе (ныне город Пушкин Ленинградской области). Сын Анненского, филолог и поэт Валентин Анненский (Кривич), издал его «Кипарисовый ларец» (1910) и «Посмертные стихи» (1923).

Драматургия

Анненский написал четыре пьесы - «Меланиппа-философ» (1901), «Царь Иксион» (1902), «Лаодамия» (1906) и «Фамира-кифаред» (1906, издана посмертно в 1913 году) - в древнегреческом духе на сюжеты утерянных пьес Еврипида и в подражание его манере.

Переводы

Анненский перевёл на русский язык полное собрание пьес великого греческого драматурга Еврипида. Также выполнил стихотворные переводы работ Горация, Гете, Мюллера, Гейне, Бодлера, Верлена, Рембо, Ренье, Сюлли-Прюдома, Лонгфелло.

Литературное влияние

Литературное влияние Анненского на возникшие вслед за символизмом течения русской поэзии (акмеизм, футуризм) очень велико. Стихотворение Анненского «Колокольчики» по праву может быть названо первым по времени написания русским футуристическим стихотворением. Влияние Анненского сильно сказывается на Пастернаке и его школе, Анне Ахматовой, Георгии Иванове и многих других. В своих литературно-критических статьях, частично собранных в двух «Книгах отражений», Анненский даёт блестящие образцы русской импрессионистической критики, стремясь к истолкованию художественного произведения путём сознательного продолжения в себе творчества автора. Следует отметить, что уже в своих критико-педагогических статьях 1880-х годов Анненский задолго до формалистов призывал к постановке в школе систематического изучения формы художественных произведений.

Деятельность в качестве директора гимназии

Должность директора гимназии всегда тяготила И. Ф. Анненского. В письме А. В. Бородиной в августе 1900 года он писал:

Вы спросите меня: «Зачем Вы не уйдёте?» О, сколько я думал об этом… Сколько об этом мечтал… Может быть, это было бы и не так трудно…Но знаете, как Вы думаете серьёзно? Имеет ли нравственное право убеждённый защитник классицизма бросить его знамя в такой момент, когда оно со всех сторон окружено злыми неприятелями?…

Иннокентий Анненский. Избранное / Сост. И. Подольская. - М.: Правда, 1987. - С. 469. - 592 с.

Профессор Б. Е. Райков, бывший ученик 8-й Санкт-Петербургской гимназии, писал в своих воспоминаниях об Иннокентии Анненском:

…о его поэтических опытах в ту пору решительно ничего не было известно. Его знали лишь как автора статей и заметок на филологические темы, а свои стихи он хранил про себя и ничего не печатал, хотя ему было в ту пору уже лет под сорок. Мы, гимназисты, видели в нём только высокую худую фигуру в вицмундире, которая иногда грозила нам длинным белым пальцем, а в общем, очень далеко держалась от нас и наших дел.

Анненский был рьяный защитник древних языков и высоко держал знамя классицизма в своей гимназии. При нём наш рекреационный зал был весь расписан древнегреческими фресками, и гимназисты разыгрывали на праздниках пьесы Софокла и Еврипида на греческом языке, притом в античных костюмах, строго выдержанных в стиле эпохи.

Издания

• Анненский И. Ф. Тихие песни. - СПб., 1904. (Под псевдонимом «Ник. Т-о»)
• Анненский И. Ф. Книга отражений. - СПб., 1906.
• Анненский И. Ф. Вторая книга отражений. - СПб., 1909.
• Анненский И. Ф. Кипарисовый ларец. - СПб., 1910.
• Анненский И. Ф. Стихотворения / Сост., вступ. ст. и примеч. Е. В. Ермиловой. - М.: Сов. Россия, 1987. - 272 с. (Поэтическая Россия)
• Анненский И. Ф. Стихотворения и трагедии / Вступ ст., сост., подгот. текста., примеч. А. В. Федорова. - Л.: Сов. писатель, 1990. - 640 с. (Библиотека поэта. Большая серия. Издание третье.)
• Анненский И. Ф. 1909: Лекции по античной литературе. СПб.

Иннокентий Фёдорович Анненский - фото

Иннокентий Фёдорович Анненский - цитаты

За чару ж сребролистую Тюльпанов на фате Я сто обеден выстою, Я изнурюсь в посте!

Какой тяжелый, темный бред! Как эти выси мутно-лунны! Касаться скрипки столько лет И не узнать при свете струны! Кому ж нас надо? Кто зажег Два желтых лика, два унылых... И вдруг почувствовал смычок, Что кто-то взял и кто-то слил их. «О, как давно! Сквозь эту тьму Скажи одно: ты та ли, та ли?» И струны ластились к нему, Звеня, но, ластясь, трепетали. «Не правда ль, больше никогда Мы не расстанемся? довольно?..» И скрипка отвечала да, Но сердцу скрипки было больно. Смычок все понял, он затих, А в скрипке это все держалось... И было мукою для них, Что людям музыкой казалось. Но человек не погасил До утра свеч... И струны пели... Лишь солнце их нашло без сил На черном бархате постели.

Ты опять со мной, подруга осень...

Что счастье? Чад безумной речи? Одна минута на пути, Где с поцелуем жадной встречи Слилось неслышное прости? Или оно в дожде осеннем? В возврате дня? В смыканьи вежд? В благах, которых мы не ценим За неприглядность их одежд? Ты говоришь... Вот счастья бьется К цветку прильнувшее крыло, Но миг - и ввысь оно взовьется Невозвратимо и светло. А сердцу, может быть, милей Высокомерие сознанья, Милее мука, если в ней Есть тонкий яд воспоминанья.

В раздельной четкости лучей И в чадной слитности видений Всегда над нами - власть вещей С ее триадой измерений. И грани ль ширишь бытия Иль формы вымыслом ты множишь, Но в самом Я от глаз Не Я Ты никуда уйти не можешь. Та власть маяк, зовет она, В ней сочетались бог и тленность, И перед нею так бледна Вещей в искусстве прикровенность. Нет, не уйти от власти их За волшебством воздушных пятен, Не глубиною манит стих, Он лишь как ребус непонятен. Красой открытого лица Влекла Орфея пиерида. Ужель достойны вы певца, Покровы кукольной Изиды? Люби раздельность и лучи В рожденном ими аромате. Ты чаши яркие точи Для целокупных восприятий.

Иннокентий Анненский (1855—1909)

Иннокентий Федорович Анненский родился 20 августа (1 сентября) 1855 г. в городе Омске в семье чиновника Фе-дора Николаевича Анненского, занимавшего в то время пост начальника отделения Главного управления Западной Си-бири. Вскоре Анненские переехали в Томск (отец получил назначение на должность председателя Губернского управле-ния), а в 1860 г. вернулись в Петербург. Первоначально жизнь в столице складывалась удачно, если не считать тяжелой бо-лезни пятилетнего Иннокентия, в результате которой у Ан-ненского было осложнение, отразившееся на сердце. Федор Николаевич занял пост чиновника особых поручений в Ми-нистерстве внутренних дел, но на этом его карьера и закон-чилась. Желая разбогатеть, он позволил вовлечь себя в со-мнительные финансовые предприятия, однако потерпел крах: Федор Николаевич разорился, был уволен в отставку в 1874 г., а вскоре у него случился апоплексический удар. В семью разо-рившегося чиновника пришла нужда. По-видимому, именно бедность явилась причиной того, что Иннокентий Федоро-вич вынужден был прервать свое обучение в гимназии. В 1875 г. Анненский сдал экзамены на аттестат зрелости. В эти тяжелые для семьи годы заботу об Иннокентии взял на себя его старший брат. Николай Федорович Анненский, русский интеллигент — публицист, ученый, общественный деятель, и его жена Александра Никитична, педагог и детс-кая писательница, исповедовали идеалы народничества «поколения шестидесятых»; те же идеалы в какой-то мере ус-воил младший Анненский. По признанию самого Иннокен-тия Федоровича, он им (старшему брату и его жене) был «всецело обязан., интеллигентным бытием». Анненский по-ступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, который успешно окончил в 1879 г. В том же году он вступил в брак с молодой женщиной — Надеждой (Диной) Валентиновной Хмара-Барщевской, которая была старше его на несколько лет и имела двух сыновей от перво-го брака.

Уже во время учебы в университете Анненский начал пи-сать стихи, однако необычайно строгая взыскательность по отношению к собственному творчеству обусловила много-летнее «молчание» этого чрезвычайно одаренного поэта. Лишь на сорок восьмом году жизни Анненский решился вынести на суд читателей свои поэтические произведения, да и то укрылся под маской-псевдонимом и, как некогда Одиссей в пещере Полифема, назвал себя именем Никто. Сборник стихов «Тихие песни» был опубликован в 1904 г. К этому времени Анненский был хорошо известен в ли-тературных кругах России как преподаватель, критик и пе-реводчик.

По окончании университета Анненский преподавал древ-ние языки, античную литературу, русский язык, а также тео-рию словесности в гимназиях и на Высших женских курсах. В 1896 г. его назначили директором Николаевской гимна-зии в Царском Селе. В царскосельской гимназии он прора-ботал до 1906 г., когда его уволили с поста директора в связи с заступничеством за гимназистов старших классов — участни-ков политических выступлений 1905 г. Анненский был пере-веден на должность инспектора Петербургского учебного округа. В число его новых обязанностей входило регулярное инспектирование учебных заведений, расположенных в уезд-ных городах Петербургской губернии. Частые и утомитель-ные для Анненского, тогда уже немолодого человека с боль-ным сердцем, поездки неблагоприятно отразились на его и без того слабом здоровье. Осенью 1908 г. Анненский смог вернуться к педагогической деятельности: его пригласили читать лекции по истории древнегреческой литературы на Высшие историко-литературные курсы Н. П. Раева. Теперь Анненский постоянно ездил из Царского Села, расстаться с которым он не желал, в Петербург. Наконец в октябре 1909 г. Анненский подал в отставку, которая была принята 20 ноября. Но вечером 30 ноября 1909 г. на вокзале (Витебский вокзал в Петербурге) Анненский скоропостижно скончался (пара-лич сердца). Его похороны состоялись 4 декабря в Царском Селе. В последний путь учителя и поэта пришли проводить многие из его последователей в литературе, учеников и дру-зей. Как личное горе воспринял смерть Анненского молодой Николай Гумилев .

Знаток античной и западноевропейской поэзии XVIII — XIX вв., Анненский в 1880—1890-е гг. нередко выступал с критическими рецензиями и статьями, многие из них ско-рее напоминали своеобразные импрессионистические этю-ды или эссе («Книга отражений», Т. 1-2, 1906—1909). В это же время он переводил трагедии Эврипида, немецких и французских поэтов: Гете, Гейне, Верлена, Бодлера, Леконта де Лиля.

В начале 1900-х гг. в печати впервые появляются соб-ственные стихи Анненского. Кроме «Тихих песен» он пуб-ликует пьесы: трагедии на сюжеты античной мифологии — «Меланиппа-философ»(1901), «Царь Иксион» (1902) и «Лаодамия» (1906); четвертая — «Фамира-кифаред» — была издана посмертно в1913г. ив1916г. поставлена на сцене. В биографии Анненского многое произошло «посмертно»: посмертным было издание его стихов, посмертным же стало и его признание как поэта.

На всем творчестве Анненского, по мнению А. А. Блока , лежала «печать хрупкой тонкости и настоящего поэтического чутья». В своих поэтических произведениях Анненский старался уловить и показать характер внутреннего разлада личности, возможность распада сознания человека под давле-нием «непостигаемой» и «постигаемой» (реальный город рубежа эпох) действительности. Мастер импрессионисти-ческих зарисовок, портрета, пейзажа, Анненский умел созда-вать в поэзии художественные образы, близкие Гоголю и Достоевскому — реалистические и фантасмагорические од-новременно, иногда чем-то напоминающие или бред безумца, или страшный сон. Но сопутствующий событию сдержанный тон, простой и ясный, подчас будничный слог стиха, отсут-ствие ложной патетики придавали поэзии Анненского уди-вительную достоверность, «невероятную близость переживаний». Пытаясь охарактеризовать отличительные особенности поэтического дара Анненского, Николай Гумилев , который неоднократно обращался к творческому наследию своего учителя и старшего друга, писал: «И. Анненский... могуч мощью не столько Мужской, сколько Человеческой. У него не чувство рождает мысль, как это вообще бывает у поэтов, а сама мысль крепнет настолько, что становится чувством, живым до боли даже ».

Иннокентий Федорович Анненский как поэт обладает поистине уникальной судьбой. Первый сборник его стихов (единственный прижизненный) был издан, когда поэту было уже сорок девять лет, причем на обложке стояло имя «Ник. Т-о» - псевдоним, который Анненский выбрал после некоторых раздумий. Изначально он планировал назвать сборник «Из пещеры Полифема», а в качестве псевдонима взять имя «Утис» - «никто» в переводе с греческого. Именно так назвался циклопу Полифему Одиссей, когда оказался в его логове. В итоге сборник получил название «Тихие песни». Скрытность автора показалась Блоку излишней и надрывной - он написал, что хотелось бы узнать поэта, который скрывается за маской.

Иннокентий Федорович Анненский родился 20 августа (1 сентября) 1855 г. в Омске, но вскоре его семья переехала в тогдашнюю столицу России - Петербург. В автобиографии поэт написал, что вырос в среде, совмещавшей в себе помещичьи и бюрократические элементы. С самого детства он полюбил историю и словесность, а все ясное и элементарное посчитал неинтересным и неприятным.

Несмотря на позднее издание стихов, заниматься поэтическим творчеством Анненский начал рано. В 1870-е гг. он еще не знал о символизме, поэтому назвал себя мистиком, «бредившим религиозным жанром» старого мастера испанской живописи Б. Э. Мурильо, который работал в XVII в. Старший брат Н. Ф. Анненский посоветовал ему не публиковаться до тридцати лет, и молодой поэт вообще не планировал отдавать свои стихотворные опыты на суд публики. Он отдал всю энергию изучению античности и древних языков, которыми увлекся в университетские годы, и ничего, кроме диссертаций, не писал. После этого Анненский погрузился в педагогическую и административную деятельность, что, по мнению его коллег, отвлекало его от научных изысканий, а, по мнению, близких людей, радевших за творческие успехи Анненского, - мешало занятиям поэзией.

Анненский дебютировал в печати как критик. В 1880-1890-е гг. им публикуется ряд статей, проблематика которых касалась русской литературы XIX века. В 1906 и 1909 годах, соответственно, он выпустил два тома «Книги отражений» - сборника его критики, которую отличал уайльдовский субъективизм, ассоциативная образность и импрессионистичное восприятие. Анненский не раз подчеркивал, что считает себя, скорее, не критиком, а читателем, который делится своими впечатлениями.

Анненский-поэт шел по стопам французских символистов, которых он переводил (переводы их стихов вошли наряду с собственными произведениями поэта в тот первый и единственный прижизненный сборник). Он видел их заслугу не только в обогащении языка, но и в повышении эстетической чувственности читателя и внесении разнообразия в художественные ощущения любителей поэзии. Пожалуй, Анненскому среди русских поэтов ближе всего К. Д. Бальмонт, которого он высоко ценил. Он восхищался музыкальностью языка Бальмонта.

Анненский вел достаточно тихую литературную жизнь, «уединенную» и спокойную. Он не отстаивал права на жизнь новых форм искусства и не участвовал во внутрисимволистских «баталиях». Его первые публикации на страницах символистской прессы появились в 1906 г. в журнале «Перевал». Оставаясь в тени, Анненский стал частью русской символистской среды только на последнем году жизни. Он прочитал несколько лекций в «Поэтической академии», вошел в состав «Общества ревнителей художественного слова», а также напечатал на страницах петербургского журнала «Аполлон» свою статью «О современном лиризме».

Анненский скоропостижно скончался 30 ноября (13 декабря) 1909 года у Царскосельского вокзала. Его смерть стала шоком для символистов и вызвала широкий резонанс в литературных кругах. Символистов начали упрекать в том, что они «просмотрели» Анненского, и молодые поэты-акмеисты фактически начали посмертный культ Анненского-поэта.

Через четыре месяца после смерти вышел второй сборник его стихов - «Кипарисовый ларец», названный так потому, что рукописи поэта хранились в кипарисовой шкатулке. Стихи готовил к публикации сын Анненского, В. И. Анненский-Кривич, биограф своего отца, его редактор и комментатор.

После издания «Кипарисового ларца» к Анненскому пришла широкая посмертная слава. Блок написал, что книга поразила его и проникла глубоко в сердце, Брюсов отметил и высоко оценил поэтический дар Анненского, сказав, что его стихи неожиданны и непредсказуемы, а язык их свеж.

В 1923 г. В. И. Анненский-Кривич опубликовал в сборнике «Посмертные стихи Ин. Анненского» остальные рукописи отца. Есть мнение, что сын, издавая произведения отца, так или иначе, нарушал его волю - ведь Анненский не стремился к славе поэта, и единственный сборник стихов, изданный им при жизни под нарочито таинственным псевдонимом, это только подтверждает.

Лирический герой в поэзии Анненского - это человек, который разгадывает «постылый ребус бытия». Через своего героя Анненский анализирует внутреннее содержание человеческой личности, стремящейся к единению со всем миром, но замученной осознанием собственного одиночества. Каждая личность чувствует приближение неминуемого конца и осознает бесцельность своего существования, она согбенна под гнетом наследственности и невозможности воссоединения с миром во всей его красоте и всем величии.

С. К. Маковский сопоставил лирику Анненского со стихами «младших» символистов, и увидел истоки трагичного мировоззрения и миросозерцания поэта в том, что он не верил в «трансцедентальный смысл Вселенной», и отрицал значение и смысл личного бытия человека. Своеобразие стихов Анненского заключается в легкой иронии, которой они пропитаны. Брюсов считал эту черту поэтического дарования Анненского его второй натурой, неотделимой части его личности как поэта и его духовного облика.

Анненский считал, что задача поэзии - не приблизить к читателю, не изобразить нечто, недоступное выражению и непостижимое, а намекнуть на это «нечто», дать человеку возможность почувствовать «несказанное».

Обращаем Ваше внимание, что в биографии Анненского Иннокентия Федоровича представлены самые основные моменты из жизни. В данной биографии могут быть упущены некоторые незначительные жизненные события.