Культура
Литературные новинки: Ричард Флэнаган «Смерть речного лоцмана»
Сегодня мы расскажем вам о Ричарде Флэнагане – австралийском писателе, который родился в 1961 году в Лонгфорде (Тасмания) и удостоился Букеровской премии 2014 года за произведение «Узкая дорога на дальний север» . Прославившийся также как сценарист и журналист, он начал карьеру писателя с нескольких нон-фикшн книг, которые, по его словам, были «ученичеством» для будущих работ. Флэнаган заслуженно является одним из самых значимых австралийских романистов современности.
«Смерть речного лоцмана» – книга, речь о которой далее пойдет речь, это первое художественное произведение автора, ставшее победителем австралийских литературных премий Adelaide Festival Awards for Literature (1996) и Victorian Premier’s Literary Award (1995, номинация «Лучший литературный дебют») .
Ричард Флэнаган
Начнем с того, что именно благодаря этой книге о Флэнагане заговорили как о звезде современной прозы. Главный герой, Аляж Козини , во время сплава по реке попадает в страшную ситуацию – его лодка тонет, а сам он оказывается вовлечён в борьбу за свою жизнь. В этот момент смертельной опасности перед мысленным взором героя возникают картины из прошлого: семья, туземцы, деревня с мелкими хижинами, похищенные женщины, плавучие тюрьмы, звери, птицы. Они все кружатся, обступая его в воде, являющейся лейтмотивом всего произведения. И он плывет по реке. Вот только куда?
Мне даны видения.
Все, что происходит со мной, обретает ясность.
Мне, Аляжу Козини, речному лоцману, даны видения.
И тут я теряю веру. Говорю себе: быть того не может, я попал в царство фантазий, призрачных образов, потому как ни одному утопающему не дано пережить такое. Но, вопреки здравому рассудку, я знаю, что никогда прежде не обладал таким даром. Здравый рассудок только и противится этому знанию: что дух сна и смерти бродит по дождевому лесу везде и всюду и все видит; что мы знаем о себе много больше, чем хотим признать, за исключением важных мгновений истины в нашей жизни - когда мы любим и ненавидим, рождаемся и умираем. Не считая подобных мгновений, жизнь представляется нам дальним плаванием, влекущим нас прочь от окружающих истин, прошлого и будущего - от того, кем мы были и кем станем вновь. И во время этого плавания здравый рассудок служит нам и лоцманом, и капитаном-наставником. Ни больше, ни меньше. Здравый рассудок опирается не на знание - мое знание, сводящееся к следующему: все, что я вижу, истина, все, что я вижу, уже случилось. Неважно. Истина необязательно заключается в газетных фактах, и тем не менее она не перестает быть истиной. Род проходит, и род приходит. Но что связывает то и другое? Что пребудет на земле вовеки?
Мне даны видения - великие, изумительные, безумные, стремительные. Рассудок мой спешит переварить их, еда они возникают.
И мне приходится смиряться с ними, не то своими чарами они меня раздавят.
Может, я тонул всегда.
Только теперь разница в том, что мне больше не нужно терпеть все это отребье вокруг, от которых хочется уйти, бежать - как говорится, убраться подальше. Я мог бы даже свыкнуться с тем, что угодил в безудержный пенящийся поток, если б не его нестерпимый вой. Так с чего же мне начать? Может, с того, что сейчас перед глазами? Потому что мне не по себе от того, что я вижу. Потому что такого я раньше никогда не видывал - по крайней мере, так, как сейчас. Все как в кино, верно? Кроме того, что у меня перед глазами одно это видение, а вокруг творится бог знает что. И в это самое мгновение все происходит точно наяву.
Первое. Запах. Потока - размытой земли, торфа и пропитанной дождем лесной чащобы. Точнее - поскольку, хоть лени мне не занимать, я всегда был за точность, - так вот, точнее - невыносимый смрад гнили. Потом. Звук. Рев и грохот реки, вышедшей из привычных берегов и рвущейся сквозь низинный кустарник в виде широкой, не виданной прежде стремнины; рев и грохот дождевого потока, вонзающегося, словно лезвие топора, в тесное ущелье.
Роман смело можно отнести к жанру магического реализма, поскольку буквально с самого начала вы перестаете понимать, где проходят грани реальности, а где - легенды, истории и воспоминания.
Наслаждайтесь художественной литературой и читайте книги с удовольствием!
Оценил книгу
Ричард Флэнаган – популярный австралийский писатель и сценарист. Награждение в 2014 году Ричарда Флэнагана Букеровской премией за роман «Узкая дорога на дальний север» подстегнуло издателей всего мира обратиться к более раннему творчеству австралийского прозаика. В свет выходят новые переводы давно написанных книг, порождая новый виток популярности Флэнагана.
Роман «Смерть речного лоцмана» был написан еще в 1997 году задолго до получения автором Букеровской премии. Но это не умаляет явных достоинств книги, соединившей в себе черты приключенческого и реалистического романа с психологично-драматическим напылением. «Смерть речного лоцмана» - книга путешествие в неизведанный край – на остров Тасмания, который разделен с Австралией Бассовым проливом. Остров Тасмания. Что мы о нем знаем? На ум приходят кенгуру и рыжая сухая земля под ногами, бурые скальные породы и пустыня с колючками. Но на самом деле Тасмания зеленый остров с множеством рек, с дождевыми лесами и утесами, покрытыми мхами. Реки играют важную роль в жизни местного населения. Много лет назад по них сплавляли ценные породы древесины, а сейчас на плотах бурными водами рек сплавляются отчаянные туристы из разных уголков мира. Аляж Козини, главный персонаж произведения, – речной лоцман, проводник туристов на реке Франклин. Поработав во многих сферах и достаточно поскитавшись по стране, Аляж соглашается возглавить группу туристов и спуститься вниз по реке, преодолевая речные пороги, колебание уровня воды и стремительное течение. Это отнюдь не безопасное путешествие, исход которого предначертано в самом названии книги.
Отправляясь в десятидневное путешествие, Аляж Козини придается воспоминаниям. Перед нами воспроизводятся картины из жизни предков Аляжа, начиная с девятнадцатого века. Мы узнаем историю знакомства родителей героя в Триесте, их переезд на Тасманию, рисковые предприятия его отца Гарри Льюиса и неимоверную ностальгию его матери Сони Козини по родной Словении. Фамильное древо Аляжа оживает. Дедушки, прадедушки, бабушки и двоюродные бабушки обретаю голоса, и откровенничают с нами. Таким образом, роман Флэнагана приобретает черты семейной саги. Параллельно берет слово автор и рассказывает приключенческую историю сплава туристов бурлящими водами реки Франклин. Роман напоминает жестокую схватку человека с природной стихией. Сначала туристы воспринимают путешествие как приключение, просто наблюдают и фотографируют природу. Но позже, видят страшный оскал этой природы и борются не за красивые кадры, а за свою жизнь.
«Смерть речного лоцмана» - книга-выживание. Ричард Флэнаган изображает человека как маленькую беззащитную букашку в речном потоке, воды которого несут ее сквозь года в неизвестном направлении – в океан человеческого существования. Мы не знаем, что нас ждет в этом океане. Но разве у нас есть выбор? Мы рождаемся без нашего участия либо желания. Нас просто выталкивают в свет – плыви, постарайся научиться плавать. Аляж так и не научился маневрировать в океане жизни. Он плыл по течению, таща за собой окружающих, боясь сбросить балласт семейной истории. Но можно ли опуститься ниже дна? Ответ зашифрован в книге.
Оценил книгу
Вы верите в то, что перед смертью вся жизнь проматывается перед сознанием, как кинопленка? Тогда вам сюда. Здесь эта вера взята на вооружение: речной лоцман Аляж Козини, сопровождавший группу туристов, мучительно медленно тонет в холодных водах реки Франклин, и его память перед смертью листает перетасованные, как колода карт, картины его собственного детства и молодости, страницы биографий его родителей, важные для него жизненные итоги и выводы. Настоящее в них перемешано с прошлым, самоупреки - с почти метафизической созерцательностью, а неизбывная горечь - с прощальным удивлением, как странно и порой нелепо устроена жизнь. Единственное, чего нет в этом потоке самораскрытия, это положительных эмоций, но их и ожидать не приходится, поскольку название книги говорит само за себя.
Ты с самого начала знаешь, что он умирает и умрет. И в его смерти нет никакого пафоса, как, впрочем, и в его жизни.
Но и без этого лежащего на каждой фразе сумрачного покрова смерти, даже повествуя о жизни, книга просто пропитана трагизмом. Читать ее эмоционально трудно от начала до конца: в ней нет по-настоящему светлых или веселых промежутков, все происходящее окрашено каким-то личным апокалипсисом. Кажется, что герою и вовсе никогда не хотелось жить, и он не видел никаких стимулов к тому, чтобы сделать свое существование лучше или хотя бы приемлемее. Двигаясь от эпизода к эпизоду, ты пропитываешься атмосферой фатальной неизбежности конца, как если бы сплавлялся по Стиксу.
Да, конечно, жизнь бывает трудна, порой невыносима, часто непредсказуема в своих сюрпризах, но ты все равно время от времени переходишь из тени в свет. Здесь же даже трудно сказать, где свет, потому что все это – лишь сумерки чужих экзистенций. На любом из воспоминаний лежит печать бедности, неустроенности. В жизни нескольких поколений семьи, о которых размышляет герой, мало что было счастливым, светлым, радостным и… хоть к чему-то устремленным. Каждый персонаж не просто осознает временность своего существования в мире, но и принимает как факт отсутствие необходимости этого существования: я не нужен миру, как и мир не нужен мне. Каждый из них не жил, а лишь тягостно влачил свое существование, так и не научившись маневрировать в реке жизни, и тупо продирался сквозь достающиеся ему обстоятельства, нанося себе раны, ссадины и царапины. И только в последние мгновения перед смертью вдруг так остро захочется жить… чтобы все это, каким бы оно ни было, длилось, длилось и длилось…
То, что я прочла, это, скорее, книга достойных размышления деталей, а не собственно сюжета, и этим повествование напоминает вечно-бесконечное речное течение – в нем все монотонно, изменения мало заметны и случайны и, как река текла до появления на ней Аляжа, так потечет и дальше - уже без него и… почти не заметив, что он был. Символично. Река-жизнь. Роман-река.
Оценил книгу
Я не читала романа, за который Флэнагану дали Букера, но эта книга показалась мне такой же мутной, как чайного цвета воды реки Франклин, такой же тягучей, как поток для гребущего против течения и такой же мучительной, как ощущение терзаемого рекой тела, зажатого меж камней. И ведь вроде хорошо продумана композиция, затрагиваются серьезные вопросы, да и обложка вон какая красивая.. но Увы! Книга протекла мимо моей души, не затронув ни единой струнки. И не то чтобы у моей души была такая хорошая обтекаемость, что ничто ее не тронет, не встревожит, просто для меня эта книга пуста. Нет в ней ни эмоций, ни чувства, ни события, ничего, что показалось бы реальным, знакомым и близким.. Но это все, разумеется, совершенно субъективный взгляд.
Так о чем же и как написана "Смерть речного лоцмана"?
Вся книга это история одновременно жизни и смерти Аляжа (ну правда, лучше бы он остался совсем без имени!) Козини. Из первой главы мы узнаем о том, как он появился на свет и о том, что на этот самый момент он тонет в реке и перед взором его души всплывают видения прошлых дней. Таким интересным способом Флэнаган закручивает нечто на подобие семейной саги (видения ГГ охватывают и его жизнь и наиболее значимые эпизоды из жизни его предков) с легким привкусом мистики. Получается сразу три плана повествования: Аляж, тонущий в реке, Аляж, сплавляющийся по реке (история утопления) и Видения - истории об Аляже и его предках. Есть тут и семейные тайны и личные трагедии в каждом поколении, и ужасы колонизации, но тайны так себе, трагедии описаны походя, а ужасы воспринимаются как "ну да, где-то мы это уже видели". Автор пытается рассказать нам о расизме, о каннибализме, о грехе людей, надругавшихся над террой нулис, ее жителями и природой, о потребительском стиле жизни белых переселенцев, о трагедии умирающего мира, разграбленного и обесчещенного, но все это просто истории. Истории, которые мы уже слышали, и никакое обилие географических наименований не сделает эти истории австралийскими, не наполнит их кровью и не нарастит плоть на белые кости сюжета. Да, есть тоска, но нет боли. Как нет и счастья. Жизнь ГГ беспросветна и печальна: или горе и утраты или просто бытие, нет ни одного действительно счастливого момента, то есть они вроде как упоминаются, но никаких эмоций не вызывают. Может быть ему так нравится сплавляться по реке, потому что всю свою жизнь он только и делает, что плывет по течению? И умирает в момент, когда решает сопротивляться. Возможно в этом и была авторская фишка - бесславный конец бесцветной жизни в момент, когда герой собирается начать жить? Возможно.. но оно того не стоило.
Единственное, что хочется похвалить в этом тексте - это последний абзац. Да, он красив, хорош, и если бы вся книга была такой, я бы ее полюбила!
Сегодня расскажу вам о Ричарде Флэнагане - австралийском писателе, который родился в 1961 году в Лонгфорде (Тасмания) и удостоился Букеровской премии 2014 года за произведение «Узкая дорога на дальний север». Прославившийся также как сценарист и журналист, он начал карьеру писателя с нескольких нон-фикшн книг, которые, по его словам, были «ученичеством» для будущих работ. Флэнаган заслуженно является одним из самых значимых австралийских романистов современности.
«Смерть речного лоцмана» - книга, речь о которой далее пойдет речь, это первое художественное произведение автора, ставшее победителем австралийских литературных премий Adelaide Festival Awards for Literature (1996) и Victorian Premier’s Literary Award (1995, номинация «Лучший литературный дебют»).
Начнем с того, что именно благодаря этой книге о Флэнагане заговорили как о звезде современной прозы. Главный герой, Аляж Козини, во время сплава по реке попадает в страшную ситуацию - его лодка тонет, а сам он оказывается вовлечён в борьбу за свою жизнь. В этот момент смертельной опасности перед мысленным взором героя возникают картины из прошлого: семья, туземцы, деревня с мелкими хижинами, похищенные женщины, плавучие тюрьмы, звери, птицы. Они все кружатся, обступая его в воде, являющейся лейтмотивом всего произведения. И он плывет по реке. Вот только куда?
Мне даны видения.
Все, что происходит со мной, обретает ясность.
Мне, Аляжу Козини, речному лоцману, даны видения.
И тут я теряю веру. Говорю себе: быть того не может, я попал в царство фантазий, призрачных образов, потому как ни одному утопающему не дано пережить такое. Но, вопреки здравому рассудку, я знаю, что никогда прежде не обладал таким даром. Здравый рассудок только и противится этому знанию: что дух сна и смерти бродит по дождевому лесу везде и всюду и все видит; что мы знаем о себе много больше, чем хотим признать, за исключением важных мгновений истины в нашей жизни - когда мы любим и ненавидим, рождаемся и умираем. Не считая подобных мгновений, жизнь представляется нам дальним плаванием, влекущим нас прочь от окружающих истин, прошлого и будущего - от того, кем мы были и кем станем вновь.
И во время этого плавания здравый рассудок служит нам и лоцманом, и капитаном-наставником. Ни больше, ни меньше. Здравый рассудок опирается не на знание - мое знание, сводящееся к следующему: все, что я вижу, истина, все, что я вижу, уже случилось. Неважно. Истина необязательно заключается в газетных фактах, и тем не менее она не перестает быть истиной. Род проходит, и род приходит. Но что связывает то и другое? Что пребудет на земле вовеки?
Мне даны видения - великие, изумительные, безумные, стремительные. Рассудок мой спешит переварить их, еда они возникают.
И мне приходится смиряться с ними, не то своими чарами они меня раздавят.
Может, я тонул всегда.
Только теперь разница в том, что мне больше не нужно терпеть все это отребье вокруг, от которых хочется уйти, бежать - как говорится, убраться подальше. Я мог бы даже свыкнуться с тем, что угодил в безудержный пенящийся поток, если б не его нестерпимый вой. Так с чего же мне начать? Может, с того, что сейчас перед глазами? Потому что мне не по себе от того, что я вижу. Потому что такого я раньше никогда не видывал - по крайней мере, так, как сейчас. Все как в кино, верно? Кроме того, что у меня перед глазами одно это видение, а вокруг творится бог знает что. И в это самое мгновение все происходит точно наяву.
Первое. Запах. Потока - размытой земли, торфа и пропитанной дождем лесной чащобы. Точнее - поскольку, хоть лени мне не занимать, я всегда был за точность, - так вот, точнее - невыносимый смрад гнили. Потом. Звук. Рев и грохот реки, вышедшей из привычных берегов и рвущейся сквозь низинный кустарник в виде широкой, не виданной прежде стремнины; рев и грохот дождевого потока, вонзающегося, словно лезвие топора, в тесное ущелье.
Роман смело можно отнести к жанру магического реализма, поскольку буквально с самого начала вы перестаете понимать, где проходят грани реальности, а где - легенды, истории и воспоминания.
Наслаждайтесь художественной литературой и читайте книги с удовольствием!
Я не читала романа, за который Фленегану дали Букера, но эта книга показалась мне такой же мутной, как чайного цвета воды реки Франклин, такой же тягучей, как поток для гребущего против течения и такой же мучительной, как ощущение терзаемого рекой тела, зажатого меж камней. И ведь вроде хорошо продумана композиция, затрагиваются серьезные вопросы, да и обложка вон какая красивая.. но Увы! Книга протекла мимо моей души, не затронув ни единой струнки. И не то чтобы у моей души была такая хорошая обтекаемость, что ничто ее не тронет, не встревожит, просто для меня эта книга пуста. Нет в ней ни эмоций, ни чувства, ни события, ничего, что показалось бы реальным, знакомым и близким.. Но это все, разумеется совершенно субъективный взгляд.
Так о чем же и как написана "Смерть речного лоцмана
"?
Вся книга это история одновременно жизни и смерти Аляжа (ну правда, лучше бы он остался совсем без имени!) Козини. Из первой главы мы узнаем о том, как он появился на свет и о том, что на этот самый момент он тонет в реке и перед взором его души всплывают видения прошлых дней. Таким интересным способом Флэнаган закручивает нечто на подобие семейной саги (видения Аляжа охватывают и его жизнь и наиболее значимые эпиоды из жизни его предков) с легким привкусом мистики. Получается сразу три плана повествования: Аляж, тонущий в реке, Аляж, сплавляющийся по реке (история утопления) и Видения - истории об Аляже и его предках. Есть тут и семейные тайны и личные трагедии в каждом поколении, и ужасы колонизации, но тайны так себе, трагедии описаны походя, а ужасы воспринимаются как "ну да, где-то мы это уже видели". Автор пытается рассказать нам о расизме, о канибализме, о грехе людей, надругавшихся над террой нулис, ее жителями и природой, о потребительском стиле жизни белых переселенцев, о трагедии умирающего мира, разграбленного и обесчещенного, но все это просто истории. Истори, которые мы уже слышали, и никакое обилие географических наименований не сделает эти истории австралийскими, не наполнит их кровью и не нарастит плоть на белые кости сюжета. Да, есть тоска, но нет боли. Как нет и счастья. Жизнь Аляжа беспросветна и печальна: или горе и утраты или просто бытие, нет ни одного действительно счастливого момента, то есть они вроде как упоминаются, но никаких эмоций не вызывают. Может быть ему так нравится сплавляться по реке, потому что всю свою жизнь он только и делает, что плывет по течению? И умирает в момент, когда решает сопротивляться. Возможно в этом и была авторская фишка - бесславный конец бесцветной жизни в момент, когда герой собирается начать жить? Возможно.. но оно того не стоило.
Единственное, что хочется похвалить в этом тексте - это последний абзац. Да, он красив, хорош, и если бы вся книга была такой, я бы ее полюбила!
Есть такой знаменитый российский писатель Михаил Шишкин. Несколько лет назад он написал роман «Письмовник», который тоже стал знаменитым. И не только у нас, в России, но и за её пределами.
Во всяком случае, я читала хвалебные рецензии французских и швейцарских критиков. И мои друзья в один голос хвалили и рекомендовали. Я стала читать – и через 50 страниц вдруг поняла, что МНЕ ЭТО АБСОЮТНО НЕ ИНТЕРЕСНО!!! То есть вот НИСКОЛЕЧКИ! И хвалёный язык раздражал гладкостью и обтекаемостью: как будто несёт тебя ровным таким потоком, а тебе не за что зацепиться, потому как ПУСТО ЖЕ! Немножко поанализировав, поняла: я взяла Шишкина в неудачное время – после прочтения «Антихриста» Мережковского. После Мережковского надо было взять паузу, почитать Донцову или Степанову, на крайний случай, Агату Кристи. Чтобы перебить впечатление, а для этого нужен текст без претензий. А Шишкин с претензиями. Вот и попал Михаил Павлович у меня в опалу, вполне возможно, что и незаслуженную. К чему я об этой давней истории? Дело в том, что всеми читаемый и почитаемый американский писатель Джонатан Франзен с его долгожданным романом «Безгрешность» вызвал у меня такое же недоумённое впечатление, как и наш российский Шишкин. Правда, продержалась я не 50 страниц, как с Шишкиным, а целых 350, но итог был тот же: я вдруг понял, что мне это НАСТОЛЬКО НЕИНТЕРЕСНО, что нечего делать умный вид. Просмотрев каждую пятидесятую страницу, я вынесла свой приговор: ну, и Бог с ним, с Франзеном. Тем более что я поняла, почему это произошло: я только что закончила читать прекрасную книгу австралийского писателя Ричарда Флэнагана «Смерть речного лоцмана» (1994).Я уже писала о романе Флэнагана «Узкая дорога на дальний север», за который он получил Букеровскую премию. Это была первая книга этого писателя, которую я прочла. Прочитав вторую, я поняла: это Большая Литература и Большой Писатель, со своим почерком, своей темой, своей мелодией. И неважно, что формально книги рассказывают о совсем разных событиях. «Узкая дорога» - в основном – об австралийских военнопленных в японском плену, «Смерть речного лоцмана» - о печальной судьбе жителя Тасмании, тонущем в бурном речном потоке. Но почерк Флэнагана не спутаешь ни с каким другим, он узнаваем, как узнаваем любой писатель со своим, только ему присущим голосом.
Как и «Узкая дорога», «Смерть речного лоцмана» начинается с конца – тонет главный герой. И, как и положено, в последние мгновения перед ним проходит вся его не такая уж долгая жизнь – те 36 лет, в которых грустного было гораздо больше, чем весёлого, а удач и вовсе кот наплакал. Действие протекает в фирменном стиле Флэнагана, это не линейное течение сюжета, а перескакивание из одного времени в другое, причём не только в период жизни главного героя – Аляжа Кессини, но и в далёкое далёко, аж в начало XIX века. Тонет человек, а перед глазами у него не только своя жизнь предстаёт, но и жизнь всей семьи, родословная вплоть до того самого первого колена, когда начинается не только семейная история, но история и той страны, которую мы знаем как Австралию.
Что мы знаем об Австралии? Ну да, кенгуру и коалы, Большой барьерный риф и акулы, пляжи и эвкалиптовые рощи, пожары и знаменитый оперный театр в Сиднее. Ах да, и Крокодил Данди. Вот, собственно, и всё, если честно. Не проходим мы историю этого на самом деле сурового континента, а о таком месте, как остров Тасмания, и вовсе слышали краем уха. А если вы захотите ПОЧУВСТВОВАТЬ Австралию, расслышать её голос в общем хоре мировой истории, то лучшего автора художественных произведений, чем Ричард Флэнаган, вам не найти. Сколько крови, сколько горя, мук и разочарований, исковерканных судеб и сметённых с лица земли народов! Не меньше, чем на любом другом континенте, кроме Антарктиды, разумеется. А вы говорите: кенгуру. Там этих кенгуру ели, в основном, из них получаются, оказывается, замечательные котлеты. Но это так, к слову.
Тональность романа не менее интересна, чем авторский слог. Несмотря на всю горечь, кровь и грязь, на весьма характерный для Флэнагана натурализм, книга читается как Песнь, Сказание о суровой тасманийской земле, где селились сначала одни каторжники и их охрана («остров ужаса на краю света» ), где на голых скалистых берегах царили законы джунглей и не было, казалось бы, места для любви и счастья. Да, радостей было мало, тем ценней они были. Ведь вокруг такая природа! Такие леса, реки, птицы, звери! И пробивается окружающая красота сквозь то страшное, что творили (и продолжают творить) люди со своей жизнью. И вот в наше время тонет человек, проносятся перед ним видения и задаётся он вопросом: «Есть ли противоядие от укуса прошлого?» И нужно ли оно? «Мой разум никогда не был чистой доской, на которой мне, с моим одиночным опытом, предстояло написать собственную историю, при том, что я не ведал, что она – часть множества других историй. Может, потому эти видения предназначены не только для меня, но и для всего мира, идущего туда, где я нахожусь. И ещё дальше: туда, куда идём все мы» . Так поздно понять свою связь с этой землёй, которую считал то ли проклятием своей жизни, то ли наказанием за грехи свои. Понять, чтобы унести это понимание с собой. Грустная и одновременно возвышенная, поэтическая история, рассказанная талантливым писателем, любящим свой красивый и одновременно суровый край! Я почти плакала, когда дочитывала роман – не от «чувств» или жалости к герою, а от того состояния красоты, в которое меня погрузил автор. Понятно, что Франзен с его «Безгрешностью» проиграл по всем статьям. Я поняла, что мне глубоко плевать на выдуманные страдания выдуманных людей, живущих в искусственном мире своих иллюзий. И на ту возню, которая выдаётся ими за нечто большое и вечное. Психиатрический случай межконтинентального масштаба – это не моё. И ещё одно. Центральное место для понимания истории Тасмании в романе – в той песне, которую в заштатном баре заштатного городка исполняет заштатная музыкальная группа. Песня называется «Уйдёшь – и больше никогда не будешь ты свободным» . Эти несколько страниц, по сути, являются книгой в книге, они имеют собственную ценность и несут особую смысловую нагрузку. Если не прочувствовать этот эпизод, то книга не дастся, что и случилось со многими, кто роман отверг. Что же, каждому своё: кому Флэнаган, а кому Франзен.
