Публикации раздела Архитектура
5 побед и 5 поражений Анны Голубкиной
О взлетах и падениях первой женщины, прославившейся в России как скульптор, рассказывает Софья Багдасарова .
Победа № 1: Огородница становится скульптором
Чудом стало не то, что Голубкина прославилась. Чудо вообще в том, что она сумела стать скульптором. Ведь в XIX веке женщине овладеть профессией было сложно. Вспомним трудный путь художницы ее поколения Елизаветы Мартыновой (модель сомовской «Дамы в голубом»), которая поступила в Академию художеств в первый же год, когда это было дозволено женщинам. Студенток было около десятка, и на них смотрели со скепсисом. А Голубкина вдобавок училась не на живописца, а на скульптора, то есть занималась совсем не женским физическим трудом.
А тут еще и происхождение: ее дед, старообрядец и глава зарайской духовной общины Поликарп Сидорович, сам выкупился из крепостной зависимости. Он и воспитал Анну, отец которой рано умер. Семья занималась разведением огорода и держала постоялый двор, но денег хватало только на обучение брата Семена. Все остальные дети, в том числе Анна, были самоучками.
Когда огородница покинула Зарайск и отправилась в Москву, ей было уже 25 лет. Она планировала изучать технику обжига и роспись по фарфору в только что основанных Анатолием Гунстом Классах изящных искусств. Голубкину брать не хотели, но она за одну ночь вылепила фигурку «Молящаяся старуха», и ее приняли.
Поражение № 1: Первая поездка в Париж
Обучение поначалу шло хорошо. Через год она перешла в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где училась еще три года. Наконец, вершина: ее взяли обучаться в петербургскую Академию .
Здесь Голубкиной тоже предлагали заниматься салонным искусством, что к ее темпераменту совсем не подходило. Но беда не в этом. Хотя ее друзья-мемуаристы об этом времени солидарно молчат, с Голубкиной тогда в Париже случилось что-то плохое. Видимо, несчастная любовь, по слухам - с неким французским художником. Перешагнувшая 30-летний рубеж женщина дважды пыталась покончить с собой: сначала бросилась в Сену, потом попыталась отравиться. Художница Елизавета Кругликова, также жившая в Париже, увезла ее на родину. В Москве Голубкина легла в психиатрическую клинику знаменитого Корсакова.
Победа № 2: Выздоровление
Профессор лечил ее всего несколько месяцев: было очевидно, что исцеление Голубкиной не в лекарствах, а в творчестве, а может, просто в труде. Голубкина возвратилась к семье в Зарайск, потом вместе с сестрой Александрой, которая только закончила фельдшерские курсы, отправилась в Сибирь, где они вдвоем напряженно работали на переселенческом пункте.
Победа № 3: Вторая поездка в Париж
Анна Голубкина в Париже в 1898 году
Восстановив душевное спокойствие, Голубкина в 1897 году возвратилась в Париж. И наконец нашла того, у кого ей следовало учиться - Родена.
В 1898 году она представила на парижский Салон (самый престижный художественный конкурс того времени) скульптуру «Старость». Для этой статуи позировала та же немолодая натурщица, что и для роденовской «Та, которая была прекрасной Ольмьер» (1885).
Голубкина по-своему истолковала учителя. И сделала это с успехом: ее наградили бронзовой медалью и хвалили в прессе. Когда на следующий год она вернулась в Россию, о ней уже слышали. Савва Морозов заказал ей рельеф для украшения МХАТа . Она создавала портреты самых блестящих деятелей культуры Серебряного века - А. Белого, А.Н. Толстого, В. Иванова. Шаляпина, впрочем, ваять отказалась: он ей не нравился как человек.
Поражение № 2: Революционная деятельность
Голубкина родилась во время пожара и сама утверждала, что характер у нее «пожарный». Она была нетерпима и бескомпромиссна. Несправедливость ее возмущала. Во время революции 1905 года она чуть было не погибла, останавливая лошадь казака, разгонявшего рабочих. Начались ее связи с РСДРП: по их заказу она создает бюст Маркса, посещает конспиративные квартиры, делает из дома в Зарайске явку для нелегалов.
В 1907 году ее арестовали за распространение прокламаций и приговорили к году в крепости. Однако из-за психического состояния Голубкиной дело было прекращено: ее отпустили под надзор полиции.
Поражение № 3: Отсутствие мужа и детей
Анна Гoлубкина с группой художников. Париж, 1895
А может, это и не поражение, а тоже победа? Недаром Голубкина говорила одной девушке, которая хотела стать литератором: «Если хочешь, чтобы из твоего писательства что-нибудь вышло, не ходи замуж, не заводи семьи. Искусство связанных рук не любит. К искусству надо приходить со свободными руками. Искусство - это подвиг, и тут нужно все забыть, а женщина в семье - пленница» .
Впрочем, хотя Голубкина была незамужней и не имела детей, она нежно любила племянников, воспитала дочь своего брата Веру. А среди ее работ особенно трогательны изображения племянника Мити, который родился больным и умер, не дожив до года. Одним из любимых ее произведений был рельеф «Материнство», к работе над которым она возвращалась из года в год.
Ее карманы всегда были набиты сладостями для детей, а в послереволюционные годы - просто едой. Из-за детворы она однажды чуть не погибла: приютила стайку беспризорников, а они опоили ее снотворным и ограбили.
Победа № 4: Московская выставка
В 1914 году состоялась первая персональная выставка 50-летней Голубкиной - в стенах Музея изящных искусств (ныне ГМИИ). Публика ломилась, прибыль от билетов оказалась огромной. А Голубкина пожертвовала все на пользу раненых (как раз началась Первая мировая).
Критика была от ее работ в восторге. Однако Игорь Грабарь, который думал купить несколько скульптур для Третьяковки , ругал Голубкину за гордость: слишком высокие цены она запрашивала. С выставки не было продано ничего.
Победа № 5: Выживание в годы Гражданской войны
Увы, в 1915 году у Голубкиной снова случился нервный срыв, ее поместили в клинику. Несколько лет она не могла творить. Однако в послереволюционные месяцы вошла в Комиссию по охране памятников старины и в органы Моссовета по борьбе с беспризорностью (вот опять дети!).
Когда Москва мерзла и голодала, Анна переносила это стойко. Как говорили друзья, потому что она так привыкла к аскетизму, что теперь не замечала лишений. Впрочем, ради заработка она занималась росписью по тканям, давала частные уроки. Друзья привезли ей бормашину и таскали старые бильярдные шары: из них - из слоновой кости - она вытачивала камеи, которые продавала.
Лев Толстой. 1927 год
Несмотря на революционное прошлое, с большевиками Голубкина не сработалась. Она отличалась мрачностью характера, непрактичностью и неумением устраивать свои дела. В 1918 году она отказалась работать с Советами из-за убийства члена Временного правительства Кокошкина. Со временем, пожалуй, могло бы и наладиться - но в конкурсе на памятник Островскому в 1923 году она заняла не первое место, а третье, и впала в гнев.
В 1920-е годы Голубкина зарабатывала преподаванием. Ее здоровье слабело - обострилась язва желудка, которую пришлось оперировать. Последними работами мастера стали «Березка» - символ юности и портрет Льва Николаевича Толстого, которого она ваяла по памяти, принципиально не смотря на фотографии. Незадолго до смерти Голубкина вернулась к родным в Зарайск, в окружении которых и умерла в 63-летнем возрасте.
Поражение № 5: Судьба мастерской
Родственники скульптора передали государству, согласно ее завещанию, более полутора сотен работ. В московской мастерской открылся музей Голубкиной. Но в 1952 году грянула беда. Внезапно в рамках борьбы то ли с формализмом, то ли еще с чем-то оказалось, что Голубкина «искажала» образ человека, в том числе «советского». Музей-мастерскую закрыли, а его коллекцию распределили по фондам музеев нескольких городов, в том числе Русского музея и Третьяковки.
Только в 1972 году репутация Голубкиной была очищена и музей решили восстановить. Поскольку мастерская стала филиалом Третьяковской галереи, многие работы в родные стены вернуть было просто. Но остальные произведения навсегда застряли в других городах. Впрочем, главное, что Голубкиной вернули доброе имя.
История жизни
Дед ее в молодости был крепостным, в конце концов сумел откупиться на волю и поселился в Зарайске, занявшись огородничеством. Отец рано умер, и она все детство и юность вместе с матерью, братьями и сестрами проработала на семейном огороде. На всю жизнь сохранила она уважение к физическому труду, яркую и образную народную речь и чувство собственного достоинства.
Никакого – даже начального – образования у Анны Голубкиной не было. Разве что дьячок обучил ее грамоте... Много книг перечитала она в детстве, и тогда же начала лепить глиняные фигурки. Местный учитель рисования уговаривал ее серьезно учиться. Родные этому не препятствовали, но сама Аннушка понимала, что значит для крестьянской семьи лишиться работника. Поэтому прошло много времени, прежде чем она решилась покинуть родной Зарайск.
Анне было двадцать пять лет, когда она, по-деревенски повязанная платком, в черной сборчатой юбке, приехала в Москву и поступила в Училище живописи, ваяния и зодчества. «В мастерской между античных слепков, строгая и величавая, она выглядела, как мифическая древняя пророчица-сивилла», – вспоминал учившийся вместе с ней С. Т. Коненков.
«Это была худощавая, высокая, быстрая в движениях девушка с одухотворенным, красивым и строгим лицом», – утверждали одни современники. «...с лицом некрасивым и гениальным», – уточняли другие.
Известная русская меценатка Мария Тенишева рассказывала:
«Вскоре после возвращения А. Н. Бенуа из Петербурга... он стал мне рассказывать о какой-то молодой талантливой скульпторше из крестьянок, очень нуждающейся и подающей блестящие надежды, начал меня уговаривать взять ее на свое попечение, дать ей средства окончить свое художественное образование...»
Тенишева не последовала горячим уговорам Бенуа, на свое попечение не взяла и никаких средств не дала... О чем, кстати, впоследствии очень жалела – когда имя Голубкиной было уже широко известно.
А ведь самобытность и сила таланта Голубкиной действительно уже в годы учебы привлекали к ней всеобщее внимание. Позднее она перешла в Петербургскую Академию художеств. Среди ее профессоров был известный скульптор В. А. Беклемишев, сыгравший в жизни Анны Голубкиной особую роль. В письмах к родным она называла его «замечательно добрым и хорошим человеком», «крупным художником». За этими общими словами скрывалась глубокая, трагическая, безответная любовь, о которой сам Беклемишев, женатый на богатой купчихе и счастливый в семейной жизни, так никогда и не узнал.
В 1895 году Голубкина уехала в Париж – продолжать образование. Со средствами ей помогли семья и Общество любителей художеств. Она поступила в академию Ф. Коларосси, но очень скоро поняла, что там господствует такое же, что и в Петербурге, салонно-академическое направление, совершенно чуждое ей по духу. Этот год оказался весьма тяжелым для молодого скульптора. Анну Семеновну мучили творческая неудовлетворенность, сомнения в верности выбранного пути, неугасшее чувство к Беклемишеву. Некоторые мемуаристы упоминают о ее короткой несчастливой связи с каким-то французским художником и попытке самоубийства... Вовсе не случайно Голубкина заболела нервным расстройством.
В Россию ее привезла художница Е. С. Кругликова. Вернувшись после лечебницы в Зарайск, в родную семью, Анна Семеновна немного успокоилась и стала думать о том, как жить дальше. И в конце концов решила поехать со старшей сестрой Александрой, закончившей фельдшерские курсы, в Сибирь. Здесь она работала на переселенческом пункте, помогая сестре, с которой, как и с матерью, у нее всегда были доверительные отношения. Мать скульптора, Екатерина Яковлевна, умерла в конце 1898 года. Анна Семеновна долго не могла прийти в себя после этой потери и не бралась ни за какую работу, пока не вылепила по памяти ее бюст…
Вторая поездка в Париж оказалась более удачной. Работы Голубкиной увидел сам великий Роден и предложил ей заниматься под его руководством. Много лет спустя, вспоминая год работы с мэтром, Анна Семеновна написала ему: «Вы мне сказали то, что я сама чувствовала, и вы дали мне возможность быть свободной».
Работы Голубкиной, выставленные в парижском Весеннем салоне в 1899-м, имели заслуженный успех. В 1901-м она получила заказ на скульптурное оформление парадного подъезда Московского Художественного театра. Выполненный ею горельеф «Волна» – мятежный дух, борющийся со стихией, – и сейчас украшает вход в старое здание МХАТа.
Еще раз она посетила Париж в 1902 году. Побывала также в Лондоне и Берлине, знакомясь с шедеврами мирового искусства. Из поездки вернулась с огромными долгами; мастерскую снять было не на что, а добывать выгодные заказы Анна Семеновна никогда не умела.
Правда, уже в первые годы двадцатого века некоторые из произведений принесли ей порядочные гонорары. Скульптуры Голубкиной все чаще появлялись на российских выставках, каждый раз встречая восторженный прием. Но все заработанное Анна Семеновна с удивительной щедростью раздавала нуждающимся, знакомым и незнакомым людям, жертвовала на детский сад, училище, народный театр. И даже став знаменитой, жила по-прежнему в бедности, неделями питаясь только хлебом и чаем.
«Костюм ее, – вспоминала одна знакомая, – всегда состоял из серой юбки, блузы и фартука из холстины. В парадных случаях снимался только фартук».
Вся аскетически строгая жизнь ее была посвящена искусству. Она говорила дочери своих друзей, Евгении Глаголевой: «Если ты хочешь, чтобы у тебя из твоего писательства что-нибудь вышло, не ходи замуж, не заводи семьи. Искусство связанных не любит. К искусству надо приходить со свободными руками. Искусство – это подвиг, и тут нужно все забыть, все отдать, а женщина в семье – пленница...» И признавалась: «Кто не плачет над своей вещью, тот не творец».
Не имея своей семьи, Анна Семеновна воспитывала племянницу Веру, дочь старшего брата. Часто и подолгу жила у родных в Зарайске, помогала сестре по хозяйству, наравне со всеми работала в огороде. И это, как ни странно, ничуть не мешало ее творчеству...
В предреволюционные годы Зарайск являлся одним из мест ссылки. В доме Голубкиных постоянно собирались «политически неблагонадежные лица», высланные из столиц, и местная революционно настроенная интеллигенция. Неторопливо, но заинтересованно велись за самоваром долгие разговоры о будущем России. Анна Семеновна не могла не увлечься идеей всеобщего братства, справедливости и счастья. Она даже распространяла нелегальную литературу... Но однажды, когда речь зашла о неизбежности революционного переворота, пророчески сказала: «Страшно, как много, много крови прольется».
Во время событий 1905 года она оказалась в Москве. Очевидец вспоминает, что когда казаки разгоняли людей нагайками, Анна Семеновна бросилась в толпу, повисла на узде лошади одного из всадников и в исступлении кричала: «Убийцы! Вы не смеете избивать народ!»
Спустя два года ее арестовали за распространение прокламаций. В сентябре 1907-го суд приговорил художницу к годичному заключению в крепости, но по состоянию здоровья ее освободили под залог. Еще долго Анна Семеновна оставалась под надзором полиции. Вот еще одна горько-провидческая фраза из ее письма:
«По нашим временам ничего гадкого случиться не может, потому что оно уже есть».
Когда началась Первая мировая, Голубкиной было уже пятьдесят. Критика писала после ее персональной выставки в Музее изящных искусств: «Никогда еще русская скульптура так глубоко не хватала за сердце зрителя, как на этой выставке, устроенной в дни великих испытаний». Весь сбор с выставки Анна Семеновна пожертвовала на раненых.
Горячий характер Голубкиной делал ее довольно неуживчивой даже с близкими людьми. Один из камней преткновения между нею и современниками – покупка ее работ.
«Есть вещи замечательные – главным образом портреты, – писал о выставке Голубкиной попечитель Третьяковской галереи художник И. Грабарь. – Я купил бы вещей 6-7, но она вроде Коненкова: есть нечего, но меньше 2500-3000 рублей и не подступайся. Просто несчастье эта босяцкая гордость и «презрение к буржуям», какими она считает каждого человека, носящего не грязный и не мятый крахмальный воротник».
Что ж – именно такие деньги галерея платила за наиболее выдающиеся произведения русских художников, а частные собиратели покупали их за гораздо большую цену! Для Голубкиной и Коненкова примером служил их старший современник Валентин Серов, строгий и принципиальный, когда речь заходила об оценке работы художников.
С той самой выставки не было продано ни одной скульптуры Голубкиной. Из музейных залов они перекочевали в какой-то подвал, где простояли без присмотра долгое время, вплоть до 1920-х годов... А тогда, в 1915-м, Анну Семеновну вновь настигло нервное расстройство. Доктор С. В. Медведева-Петросян рассказывала:
«Я увидела высокую, средних лет, болезненного вида женщину, с почти мужскими чертами некрасивого лица. Она улыбнулась мне, и что это была за обаятельная улыбка, какой необычайной лучистостью светились ее засиявшие серые глаза, какая притягательная сила исходила из всего ее существа! Я сразу была покорена ею... Больную мучила мрачная тоска и бессонница, однако и в худшие минуты своей болезни ее прекрасный моральный облик не был омрачен нетерпеливым словом или резкой выходкой. Все очень любили ее».
Голубкина не допускала посторонних в свою душу, отказывалась позировать для портретов. На все подобные просьбы Михаила Нестерова восклицала:
«Что вы! Меня писать! Да я с ума сойду! Куда мне с моей рожей на портрет! Я – сумасшедшая». (Вспоминая Анну Семеновну спустя годы, художник сказал: «Это был Максим Горький в юбке, только с другой душой...».) И на правах мастера советовала своим ученикам: «Человека ищите. Если найдете человека в портрете – вот и красота».
Даже фотографировалась Анна Семеновна крайне неохотно. Н. Н. Чулкова, жена литератора, вспоминала: «...говорила, что она не любит свое лицо и не хочет, чтобы существовал ее портрет. «Лицо у меня актерское, резкое, не люблю его». А на редкой фотографии ее молодости – милая девушка с русой косой...
Немногим известно, что портрет Голубкиной все же существует! На картине В. Маковского «Вечеринка» (1897) она, еще совсем молодая, скромно стоит у стола. Уговорил-таки художник попозировать, пусть и для сцены из народной жизни...
«Художница (сомнений быть не может!) вполне умышленно препятствовала сбору и публикации материалов, которые были бы посвящены ее биографии, – считает исследователь жизни и творчества скульптора А. Каменский. – Пожалуй, ничто так не ценила Голубкина, как способность отстраняться от самого себя, полностью растворяться в своем деле, стать эхом людских переживаний...»
Она и местонахождение проданных своих скульптур никогда не записывала. Много сил приложили устроители ее музея, когда в 1932 году собирали работы мастера воедино, в помещение ее бывшей мастерской. Некоторые из произведений не найдены до сих пор...
...После известия об Октябрьской революции Голубкина сказала: «Вот, теперь у власти будут настоящие люди». Но вскоре узнала о расстреле двух министров Временного правительства, с одним из которых была знакома (позднее писали, что их расстреляли анархисты). И когда к ней приехали из Кремля, предлагая работу, Анна Семеновна со свойственной ей прямотой ответила: «Вы хороших людей убиваете», – и отказалась.
Несмотря на это, в первые послереволюционные месяцы Голубкина вошла в Комиссию по охране памятников старины и искусства и в органы Моссовета по борьбе с беспризорностью. Грязных, оборванных мальчишек она приводила к себе в мастерскую, кормила, оставляла ночевать – даже после того, как однажды они ее ограбили и чуть не убили.
Знавшие Голубкину утверждали, что она легче других переносила тяготы тех лет, потому что привыкла к лишениям и «не замечала их теперь». Ради заработка известный скульптор расписывала ткани, вырезала украшения из кости, но денег едва хватало на то, чтобы не умереть с голоду... Бралась за частные уроки, нередко бесплатные – как правило, гонорар платился «натурой»: например, одна из ее учениц отапливала мастерскую мастера.
В 1920-1922-м Анна Семеновна преподавала в художественных мастерских, но ей пришлось уйти оттуда из-за недоброй атмосферы. Ей было под шестьдесят, к старым недугам от постоянного недоедания и волнений прибавилась тяжелая язва желудка. Иное резкое слово или грубый выпад против нее могли обернуться мучительными болями и надолго лишить душевного равновесия. Однажды какой-то тип бросил скульптору в лицо, что она уже умерла для искусства. Художница ответила, что она, может, и умерла, но жила, а ее злобный оппонент был мертв всегда. Уволившейся Анне Семеновне пришлось-таки лечь на операцию...
Прямая до резкости, она и в искусстве не умела быть другой. В свое время отказалась лепить бюст Шаляпина – просто не могла работать над портретами людей, к которым почему-либо у нее возникло двойственное отношение. В 1907 году создала портрет Андрея Белого – совершенный профиль... лошади! Не терпела суесловия и безудержных похвал. Когда однажды ее скульптуры сравнили с античными, она резко ответила: «Это в вас невежество говорит!» Валерий Брюсов при появлении Анны Семеновны в литературно-художественном кружке обратился к ней с «высоконапыщенной речью». Вздрогнув, Голубкина отвернулась, трижды махнула на него рукой, повернулась и ушла.
В 1923 году скульптор приняла участие в конкурсе на изготовление памятника А. Н. Островскому. Представила девять эскизов-вариантов, двум из которых были присуждены премии. Но первое место и право изготовить памятник получил другой автор – Н. Андреев. Анна Семеновна, глубоко оскорбленная, приехала в зал заседания и стала крушить свои модели: «Сравнили его Островского с моим! Гадость, и больше ничего».
Последняя работа Голубкиной – «Лев Толстой» – неожиданно явилась косвенной причиной ее смерти. В молодости Анна Семеновна однажды встречалась с «великим старцем» и, по свидетельству очевидца, о чем-то серьезно с ним поспорила. Впечатление от этой встречи осталось таким сильным, что много лет спустя она отказалась использовать при работе его фотографии и «делала портрет по представлению и по собственным воспоминаниям». Блок, склеенный из нескольких кусков дерева, был массивен и тяжел, и Анне Семеновне двигать его нельзя было ни в коем случае после операции, перенесенной в 1922 году. Но она забыла о возрасте и болезнях: когда с деревянной махиной безуспешно воевали двое ее учеников, отстранила их плечом и со всей силой двинула неподатливое дерево. Вскоре после этого почувствовала себя плохо и заспешила к сестре, в Зарайск: «Она меня умеет лечить... Да я дня через три приеду...»
Отъезд оказался роковой ошибкой. Профессор А. Мартынов, долгие годы лечивший художницу, говорил, что немедленная операция наверняка спасла бы ее...
Анна Голубкина умерла 7 сентября 1927 года в родном Зарайске.
Дед ее в молодости был крепостным, в конце концов сумел откупиться на волю и поселился в Зарайске, занявшись огородничеством. Отец рано умер, и она все детство и юность вместе с матерью, братьями и сестрами проработала на семейном огороде. На всю жизнь сохранила она уважение к физическому труду, яркую и образную народную речь и чувство собственного достоинства.
Никакого - даже начального - образования у Анны Голубкиной не было. Разве что дьячок обучил ее грамоте… Много книг перечитала она в детстве, и тогда же начала лепить глиняные фигурки. Местный учитель рисования уговаривал ее серьезно учиться. Родные этому не препятствовали, но сама Аннушка понимала, что значит для крестьянской семьи лишиться работника. Поэтому прошло много времени, прежде чем она решилась покинуть родной Зарайск.
Дом Голубкиной в Зарайске
Анне было двадцать пять лет, когда она, по-деревенски повязанная платком, в черной сборчатой юбке, приехала в Москву и поступила в Училище живописи, ваяния и зодчества. «В мастерской между античных слепков, строгая и величавая, она выглядела, как мифическая древняя пророчица-сивилла», - вспоминал учившийся вместе с ней С. Т. Коненков.
«Это была худощавая, высокая, быстрая в движениях девушка с одухотворенным, красивым и строгим лицом», - утверждали одни современники. «…с лицом некрасивым и гениальным», - уточняли другие.
Известная русская меценатка Мария Тенишева рассказывала: «Вскоре после возвращения А. Н. Бенуа из Петербурга… он стал мне рассказывать о какой-то молодой талантливой скульпторше из крестьянок, очень нуждающейся и подающей блестящие надежды, начал меня уговаривать взять ее на свое попечение, дать ей средства окончить свое художественное образование…»
Тенишева не последовала горячим уговорам Бенуа, на свое попечение не взяла и никаких средств не дала… О чем, кстати, впоследствии очень жалела - когда имя Голубкиной было уже широко известно.
А ведь самобытность и сила таланта Голубкиной действительно уже в годы учебы привлекали к ней всеобщее внимание. Позднее она перешла в Петербургскую Академию художеств. Среди ее профессоров был известный скульптор В. А. Беклемишев, сыгравший в жизни Анны Голубкиной особую роль. В письмах к родным она называла его «замечательно добрым и хорошим человеком», «крупным художником». За этими общими словами скрывалась глубокая, трагическая, безответная любовь, о которой сам Беклемишев, женатый на богатой купчихе и счастливый в семейной жизни, так никогда и не узнал.
В 1895 году Голубкина уехала в Париж - продолжать образование. Со средствами ей помогли семья и Общество любителей художеств. Она поступила в академию Ф. Коларосси, но очень скоро поняла, что там господствует такое же, что и в Петербурге, салонно-академическое направление, совершенно чуждое ей по духу. Этот год оказался весьма тяжелым для молодого скульптора. Анну Семеновну мучили творческая неудовлетворенность, сомнения в верности выбранного пути, неугасшее чувство к Беклемишеву. Некоторые мемуаристы упоминают о ее короткой несчастливой связи с каким-то французским художником и попытке самоубийства… Вовсе не случайно Голубкина заболела нервным расстройством.
В Россию ее привезла художница Е. С. Кругликова. Вернувшись после лечебницы в Зарайск, в родную семью, Анна Семеновна немного успокоилась и стала думать о том, как жить дальше. И в конце концов решила поехать со старшей сестрой Александрой, закончившей фельдшерские курсы, в Сибирь. Здесь она работала на переселенческом пункте, помогая сестре, с которой, как и с матерью, у нее всегда были доверительные отношения. Мать скульптора, Екатерина Яковлевна, умерла в конце 1898 года. Анна Семеновна долго не могла прийти в себя после этой потери и не бралась ни за какую работу, пока не вылепила по памяти ее бюст…
Вторая поездка в Париж оказалась более удачной. Работы Голубкиной увидел сам великий Роден и предложил ей заниматься под его руководством. Много лет спустя, вспоминая год работы с мэтром, Анна Семеновна написала ему: «Вы мне сказали то, что я сама чувствовала, и вы дали мне возможность быть свободной».
Работы Голубкиной, выставленные в парижском Весеннем салоне в 1899-м, имели заслуженный успех. В 1901-м она получила заказ на скульптурное оформление парадного подъезда Московского Художественного театра. Выполненный ею горельеф «Волна» - мятежный дух, борющийся со стихией, - и сейчас украшает вход в старое здание МХАТа.
Еще раз она посетила Париж в 1902 году. Побывала также в Лондоне и Берлине, знакомясь с шедеврами мирового искусства. Из поездки вернулась с огромными долгами; мастерскую снять было не на что, а добывать выгодные заказы Анна Семеновна никогда не умела.
Правда, уже в первые годы двадцатого века некоторые из произведений принесли ей порядочные гонорары. Скульптуры Голубкиной все чаще появлялись на российских выставках, каждый раз встречая восторженный прием. Но все заработанное Анна Семеновна с удивительной щедростью раздавала нуждающимся, знакомым и незнакомым людям, жертвовала на детский сад, училище, народный театр. И даже став знаменитой, жила по-прежнему в бедности, неделями питаясь только хлебом и чаем.
«Костюм ее, - вспоминала одна знакомая, - всегда состоял из серой юбки, блузы и фартука из холстины. В парадных случаях снимался только фартук».
Вся аскетически строгая жизнь ее была посвящена искусству. Она говорила дочери своих друзей, Евгении Глаголевой: «Если ты хочешь, чтобы у тебя из твоего писательства что-нибудь вышло, не ходи замуж, не заводи семьи. Искусство связанных не любит. К искусству надо приходить со свободными руками. Искусство - это подвиг, и тут нужно все забыть, все отдать, а женщина в семье - пленница…» И признавалась: «Кто не плачет над своей вещью, тот не творец».
Не имея своей семьи, Анна Семеновна воспитывала племянницу Веру, дочь старшего брата. Часто и подолгу жила у родных в Зарайске, помогала сестре по хозяйству, наравне со всеми работала в огороде. И это, как ни странно, ничуть не мешало ее творчеству…
В предреволюционные годы Зарайск являлся одним из мест ссылки. В доме Голубкиных постоянно собирались «политически неблагонадежные лица», высланные из столиц, и местная революционно настроенная интеллигенция. Неторопливо, но заинтересованно велись за самоваром долгие разговоры о будущем России. Анна Семеновна не могла не увлечься идеей всеобщего братства, справедливости и счастья. Она даже распространяла нелегальную литературу… Но однажды, когда речь зашла о неизбежности революционного переворота, пророчески сказала: «Страшно, как много, много крови прольется».
Во время событий 1905 года она оказалась в Москве. Очевидец вспоминает, что когда казаки разгоняли людей нагайками, Анна Семеновна бросилась в толпу, повисла на узде лошади одного из всадников и в исступлении кричала: «Убийцы! Вы не смеете избивать народ!»
Спустя два года ее арестовали за распространение прокламаций. В сентябре 1907-го суд приговорил художницу к годичному заключению в крепости, но по состоянию здоровья ее освободили под залог. Еще долго Анна Семеновна оставалась под надзором полиции. Вот еще одна горько-провидческая фраза из ее письма: «По нашим временам ничего гадкого случиться не может, потому что оно уже есть».
Когда началась Первая мировая, Голубкиной было уже пятьдесят. Критика писала после ее персональной выставки в Музее изящных искусств: «Никогда еще русская скульптура так глубоко не хватала за сердце зрителя, как на этой выставке, устроенной в дни великих испытаний». Весь сбор с выставки Анна Семеновна пожертвовала на раненых.
Горячий характер Голубкиной делал ее довольно неуживчивой даже с близкими людьми. Один из камней преткновения между нею и современниками - покупка ее работ.
«Есть вещи замечательные - главным образом портреты, - писал о выставке Голубкиной попечитель Третьяковской галереи художник И. Грабарь. - Я купил бы вещей 6-7, но она вроде Коненкова: есть нечего, но меньше 2500-3000 рублей и не подступайся. Просто несчастье эта босяцкая гордость и «презрение к буржуям», какими она считает каждого человека, носящего не грязный и не мятый крахмальный воротник».
Что ж - именно такие деньги галерея платила за наиболее выдающиеся произведения русских художников, а частные собиратели покупали их за гораздо большую цену! Для Голубкиной и Коненкова примером служил их старший современник Валентин Серов, строгий и принципиальный, когда речь заходила об оценке работы художников.
С той самой выставки не было продано ни одной скульптуры Голубкиной. Из музейных залов они перекочевали в какой-то подвал, где простояли без присмотра долгое время, вплоть до 1920-х годов… А тогда, в 1915-м, Анну Семеновну вновь настигло нервное расстройство. Доктор С. В. Медведева-Петросян рассказывала: «Я увидела высокую, средних лет, болезненного вида женщину, с почти мужскими чертами некрасивого лица. Она улыбнулась мне, и что это была за обаятельная улыбка, какой необычайной лучистостью светились ее засиявшие серые глаза, какая притягательная сила исходила из всего ее существа! Я сразу была покорена ею… Больную мучила мрачная тоска и бессонница, однако и в худшие минуты своей болезни ее прекрасный моральный облик не был омрачен нетерпеливым словом или резкой выходкой. Все очень любили ее».
Голубкина не допускала посторонних в свою душу, отказывалась позировать для портретов. На все подобные просьбы Михаила Нестерова восклицала: «Что вы! Меня писать! Да я с ума сойду! Куда мне с моей рожей на портрет! Я - сумасшедшая». (Вспоминая Анну Семеновну спустя годы, художник сказал: «Это был Максим Горький в юбке, только с другой душой…».) И на правах мастера советовала своим ученикам: «Человека ищите. Если найдете человека в портрете - вот и красота».
Даже фотографировалась Анна Семеновна крайне неохотно. Н. Н. Чулкова, жена литератора, вспоминала: «…говорила, что она не любит свое лицо и не хочет, чтобы существовал ее портрет. «Лицо у меня актерское, резкое, не люблю его». А на редкой фотографии ее молодости - милая девушка с русой косой…
Вечеринка
Владимир Егорович Маковский
Немногим известно, что портрет Голубкиной все же существует! На картине В. Маковского «Вечеринка» (1897) она, еще совсем молодая, скромно стоит у стола. Уговорил-таки художник попозировать, пусть и для сцены из народной жизни…
«Художница (сомнений быть не может!) вполне умышленно препятствовала сбору и публикации материалов, которые были бы посвящены ее биографии, - считает исследователь жизни и творчества скульптора А. Каменский. - Пожалуй, ничто так не ценила Голубкина, как способность отстраняться от самого себя, полностью растворяться в своем деле, стать эхом людских переживаний…»
Она и местонахождение проданных своих скульптур никогда не записывала. Много сил приложили устроители ее музея, когда в 1932 году собирали работы мастера воедино, в помещение ее бывшей мастерской. Некоторые из произведений не найдены до сих пор…
…После известия об Октябрьской революции Голубкина сказала: «Вот, теперь у власти будут настоящие люди». Но вскоре узнала о расстреле двух министров Временного правительства, с одним из которых была знакома (позднее писали, что их расстреляли анархисты). И когда к ней приехали из Кремля, предлагая работу, Анна Семеновна со свойственной ей прямотой ответила: «Вы хороших людей убиваете», - и отказалась.
Несмотря на это, в первые послереволюционные месяцы Голубкина вошла в Комиссию по охране памятников старины и искусства и в органы Моссовета по борьбе с беспризорностью. Грязных, оборванных мальчишек она приводила к себе в мастерскую, кормила, оставляла ночевать - даже после того, как однажды они ее ограбили и чуть не убили.
Каменский
Знавшие Голубкину утверждали, что она легче других переносила тяготы тех лет, потому что привыкла к лишениям и «не замечала их теперь». Ради заработка известный скульптор расписывала ткани, вырезала украшения из кости, но денег едва хватало на то, чтобы не умереть с голоду… Бралась за частные уроки, нередко бесплатные - как правило, гонорар платился «натурой»: например, одна из ее учениц отапливала мастерскую мастера.
В 1920-1922-м Анна Семеновна преподавала в художественных мастерских, но ей пришлось уйти оттуда из-за недоброй атмосферы. Ей было под шестьдесят, к старым недугам от постоянного недоедания и волнений прибавилась тяжелая язва желудка. Иное резкое слово или грубый выпад против нее могли обернуться мучительными болями и надолго лишить душевного равновесия. Однажды какой-то тип бросил скульптору в лицо, что она уже умерла для искусства. Художница ответила, что она, может, и умерла, но жила, а ее злобный оппонент был мертв всегда. Уволившейся Анне Семеновне пришлось-таки лечь на операцию…
Прямая до резкости, она и в искусстве не умела быть другой. В свое время отказалась лепить бюст Шаляпина - просто не могла работать над портретами людей, к которым почему-либо у нее возникло двойственное отношение. В 1907 году создала портрет Андрея Белого - совершенный профиль… лошади! Не терпела суесловия и безудержных похвал. Когда однажды ее скульптуры сравнили с античными, она резко ответила: «Это в вас невежество говорит!» Валерий Брюсов при появлении Анны Семеновны в литературно-художественном кружке обратился к ней с «высоконапыщенной речью». Вздрогнув, Голубкина отвернулась, трижды махнула на него рукой, повернулась и ушла.
В 1923 году скульптор приняла участие в конкурсе на изготовление памятника А. Н. Островскому. Представила девять эскизов-вариантов, двум из которых были присуждены премии. Но первое место и право изготовить памятник получил другой автор - Н. Андреев. Анна Семеновна, глубоко оскорбленная, приехала в зал заседания и стала крушить свои модели: «Сравнили его Островского с моим! Гадость, и больше ничего».
Последняя работа Голубкиной - «Лев Толстой» - неожиданно явилась косвенной причиной ее смерти. В молодости Анна Семеновна однажды встречалась с «великим старцем» и, по свидетельству очевидца, о чем-то серьезно с ним поспорила. Впечатление от этой встречи осталось таким сильным, что много лет спустя она отказалась использовать при работе его фотографии и «делала портрет по представлению и по собственным воспоминаниям». Блок, склеенный из нескольких кусков дерева, был массивен и тяжел, и Анне Семеновне двигать его нельзя было ни в коем случае после операции, перенесенной в 1922 году. Но она забыла о возрасте и болезнях: когда с деревянной махиной безуспешно воевали двое ее учеников, отстранила их плечом и со всей силой двинула неподатливое дерево. Вскоре после этого почувствовала себя плохо и заспешила к сестре, в Зарайск: «Она меня умеет лечить… Да я дня через три приеду…»
Отъезд оказался роковой ошибкой. Профессор А. Мартынов, долгие годы лечивший художницу, говорил, что немедленная операция наверняка спасла бы ее…
Текст Е. Н. Обойминой и О. В. Татьковой
Великолепные фотографии из музея-мастерской Голубкиной взяты из альбома "Голубкина" на Яндекс-фотках:
Анна Семёновна Голубкина
Анна Семёновна Голубкина родилась в уездном городе Зарайске бывшей Рязанской губернии 16 (28) января 1864 года. Когда девочке исполнилось два года, умер её отец. Средств на образование семи детей не было. Голубкина говорила позднее: «Только я и училась, что у дьячка грамоте».
Анна любила рисовать и лепить из глины людей, животных и очень расстраивалась, когда её брат Семён, отличавшийся живым и озорным характером, ломал её «фигурки».
Семён показал рисунки сестры своему преподавателю в реальном училище, и они ему понравились. Он стал давать Анне советы, как рисовать, но о систематических занятиях не могло быть и речи из-за отсутствия денег.
В 1883 году девушка выполнила свои первые скульптуры: «Сидящий старик», «Слепой Захар» и «Слепой». А ещё через два года по памяти исполнила бюст своего деда Поликарпа Сидоровича. Поражают мастерство и законченность характеристики старого крестьянина, а ведь Голубкина ещё нигде не училась.
Один проезжий из Москвы, остановившись на постоялом дворе, увидел рисунки Голубкиной и посоветовал ей ехать учиться в Москву. В двадцать пять лет Анна едет в Москву, чтобы получить художественное образование. У неё было очень скромное желание: научиться расписывать глиняную и фарфоровую посуду.
В 1889 году она приходит в Классы изящных искусств архитектора А. О. Гунста, где занимается около года, а затем поступает вольным слушателем в Училище живописи, ваяния и зодчества. Её педагогами были известные скульпторы С. Иванов и С. Волнухин. Они и помогли Голубкиной развить её огромное дарование.
Работы Голубкиной привлекали внимание, их приходили смотреть учащиеся и с других отделений, а также воспроизводили в каталогах выставок. Анна получила от училища три денежные награды за скульптуры: «В банях», «Стрижка баранов» и «Лесной царь».
Пройдя программу училища за три года вместо положенных четырёх, Голубкина поступила в Петербургскую академию художеств. Однако принятая там сухая, академичная методика преподавания показалась ей неинтересной, поэтому уже через год она бросила учёбу и отправилась в Париж.
Несмотря на крайнюю ограниченность в средствах, Голубкина прожила в Париже несколько месяцев, поступив в частную академию Фернандо Коларосси. Она открыла для себя много нового, познакомилась с произведениями известных мастеров скульптуры, однако жизнь в Париже требовала много денег. Постоянное недоедание привело к тому, что у неё возникла угроза нервного истощения.
По настоянию друзей Голубкина была вынуждена вернуться в Россию. Вместе со своей сестрой она уехала в один из сибирских городов, где начала работать в комитете по устройству переселенцев. Там Анна прожила два года, а когда, укрепив здоровье, вернулась в Москву, то привезла с собой первую большую скульптуру - «Железный». Это произведение Голубкиной стало первым в русском искусстве скульптурным изображением рабочего-пролетария.
В конце 1897 года Голубкина снова отправилась в Париж. Средства на поездку за границу дало ей Московское общество любителей художеств и частные лица. Эти долги она потом выплачивала в продолжение нескольких лет.
В Париже ей посчастливилось познакомиться с крупнейшим скульптором Огюстом Роденом. Контакты с французским маэстро были для неё своего рода «аспирантурой». Главное, что она изучала, - это внутреннее движение формы, отвечающее движению мысли и чувства.
Голубкина не стала его ученицей, но неоднократно пользовалась его советами. Они подружились, и Роден разрешил ей работать со своей моделью - старой итальянкой, образ которой Голубкина запечатлела в небольшой статуэтке «Старость».
«Женщина сидит, стыдливо поджав колени к груди, - пишет С. И. Лукьянов. - Вся её фигура дышит целомудрием и простотой и вызывает сочувствие к её одиночеству и беспомощной дряхлости.
Голубкина подчеркнула своё понимание старости: старость не столько разрушение, сколько естественный закономерный итог всей человеческой жизни».
Друзья и товарищи Голубкиной уговорили её поставить свои работы на выставку парижского Осеннего салона. «Старость» и портрет профессора-зоолога Э. Ж. Бальбиани были приняты на выставку и пользовались успехом.
Проведя в Париже почти два года, Голубкина вернулась в Москву полная энергии, творческих сил и жажды работать. Но вскоре умирает её мать. Тяжело переживая эту утрату, Анна уезжает к родным в Зарайск.
Во дворе около дома её братья сделали мастерскую. Здесь в 1900–1901 годы Голубкина выполнила бюст М. Ю. Лермонтова, скульптуры «Рабочий», «Слон», «Огонь» (камин). Художник В. А. Серов в 1901 году писал: «Голубкина слепила великолепный камин - серьёзно, я ангажировал его на выставку». За проект «Огня» Голубкина на конкурсе имени Г. Листа в 1900 году получила вторую премию.
Так началась ещё одна линия в её творчестве: Голубкина попробовала оживить традиционные бытовые предметы. Боковые опоры камина были выполнены в виде фигур сидящих людей. Игра пламени как бы оживляла их, создавая иллюзию движения. Камин был продан в один из богатых домов, и на вырученные деньги Голубкиной удалось совершить свою третью поездку в Париж.
Здесь она осваивает технику работы в мраморе и дереве. Она понимает, что без умения работать в твёрдом материале ей не суждено исполнить свои творческие замыслы.
Возвратившись в Москву, она начала преподавать скульптуру и рисование на Пречистенских рабочих курсах, открытых на средства купчихи Морозовой. Одновременно она работает и над скульптурными портретами. Голубкина предложила совершенно новую технику лепки: казалось, что она наносит глину не тяжеловесными традиционными пластами, а лёгкими, порывистыми мазками. Её скульптурные портреты поражают своей естественностью. Мастер сохраняет в них всю непосредственность натуры, которая как будто ещё продолжает движение.
В 1903 году Голубкина создаёт из мрамора образ русской женщины и называет скульптуру «Марья». Эту работу выбрала вскоре Третьяковская галерея. Голубкина получила тысячу рублей, которые отдала «на революцию», несмотря на то, что сама сильно нуждалась.
Философ В. Ф. Эрн, которого она лепила, пишет:
«Я счастлив, что смогу посмотреть на неё в процессе её творчества. Она высокая, худая, атлетически сильная, грубая на словах, прямая, из крестьянской среды и живёт иногда впроголодь и раздаёт по 500 руб., страшно добрая, с лицом некрасивым и гениальным… То смотрит так серьёзно и глубоко, что жутко делается, а то улыбается прекрасной детской улыбкой».
В 1903 году Голубкина создаёт статую больше натуры - «Идущий человек», где совершенно исключительно передан ритм поступательного движения могучей фигуры. Этот ритм создаёт в конечном счёте ощущение нарастающего движения и физической силы поднимающегося для настоящей жизни человека. Превосходно вылеплены руки огрубевшие и тяжёлые, они как бы наливаются новой силой - силой борьбы, гнева и неукротимой решимости действия.
В 1905 году Голубкина выполняет бюст Карла Маркса. Анна говорила, что в портрете Маркса она «хотела дать не борющееся, а утверждающее начало его идей, представляющих собою новую эру в жизни человечества».
Общение с рабочими привело к тому, что Голубкина стала активной участницей русского революционного движения. Её арестовали в марте 1907 года, а 12 сентября того же года состоялся суд. Голубкину приговорили к заключению в крепость. Однако спас положение адвокат, заявивший суду, что его подопечная больна. Убедившись в правдивости слов адвоката, Голубкину выпускают на свободу.
После этого она жила в основном в Зарайске. Только в 1910 году Голубкиной удалось снять в Москве в Большом Левшинском переулке хорошую мастерскую и две маленькие комнаты, где она жила со своей старшей сестрой и племянницей, В. Н. Голубкиной. Здесь Анна Семёновна и трудилась до самой смерти.
В 1906–1912 годы скульптор создаёт целую группу работ: «Ребёнок» (1906), «Пленники» (1908), «Вдали музыка и огни» (1910), «Две» (1910), «Даль» (1912), «Спящие» (1912), в которых пейзажная среда символически абстрагируется.
В 1912 году Голубкина создаёт скульптуру, которую называет «Сидящий человек», где символически изображает три поколения.
Как пишет Лукьянов:
«В центре - пожилая женщина спит утомлённым, тяжёлым сном, как много лет спала Россия, справа - молодая женщина спит тревожным, лёгким сном, готовая проснуться, и слева - ребёнок, подняв голову, радостно смотрит вперёд, как будто видит зарю новой, светлой жизни».
Голубкина очень любила работать с деревом. Первые опыты её работы в этом материале относятся ещё к девятисотым годам. Но наиболее значительные произведения мастера относятся к 1909–1914 годам: «Раб» (1909), «Человек» (1910), «Кариатиды» (1911), портреты А. Ремизова и А. Толстого (оба - 1911), В. Эрна (1914), «О, да…» (1913).
По наблюдению А. В. Бакушинского:
«…Дерево помогает Голубкиной найти новый скульптурный язык - простой, островыразительный и сильный. Особенно убедительно сказываются следствия поворота к подлинному материалу при сопоставлении голубкинских эскизов и этюдов в глине с законченными в дереве произведениями. Это - решительный скачок к новому качеству. Импрессионистическая аморфность, недосказанность, иногда чрезмерно подчёркнутая эмоциональность - всё это замещается ясностью, пластической завершённостью формы, реализмом, объективностью формы Таковы, например, голубкинские портреты писателей А. Ремизова и А. Толстого».
В бюсте А. Н. Толстого, одном из своих лучших портретов, Голубкина воссоздаёт образ ещё сравнительно молодого в те годы писателя. В чуть поднятой кверху голове Алексея Толстого передаётся большой внутренний интеллект литератора и вместе с тем замечены такие черты, как чувственность и даже некоторое высокомерие, сквозящее в чертах полного, холёного лица с тяжёлыми полуопущенными веками.
В 1914 году началась Первая мировая война. Голубкина, желая помочь раненым, открывает в Москве, в Музее изящных искусств, выставку своих работ для сбора средств на трудоустройство инвалидов войны.
Успех выставки был несомненным. Ещё до закрытия выставки скульптор писала в действующую армию своему ученику Кондратьеву, что было «тысяч 11» посетителей и это даст около 5 тысяч рублей сбора. Выставка была чрезвычайно благожелательно встречена художественной критикой тех лет.
В середине 1914 года Голубкина тяжело заболела и легла в больницу. С 1915 по 1921 год Анна Семёновна из-за тяжёлой болезни не работала, но бездеятельность мучила её, и она решила начать работать по скульптуре малой формы.
Она обратилась к инструктору художественных технических мастерских С. Ф. Бобровой с просьбой обучить её технике работы с камеями. И здесь она достигла большого мастерства: её камеи из слоновой кости и морской раковины - настоящие произведения искусства.
Скульптор С. Р. Надольский пишет о камеях Голубкиной:
«Представленные „Русскому самоцвету“ миниатюры также поразили меня… Это были фигуры всего пятисантиметровой величины, поражавшие особенно прочувствованной общей пропорциональностью и жизнью их… Надо отметить, что темой для этих миниатюрных композиций послужил новый быт советской молодёжи. Все фигуры были полны радости и жизни и выполнены из какого-то мягкого материала…»
С 1918 по 1920 год Голубкина ведёт занятия со студентами в Свободных государственных мастерских, а с 1920 по 1922 год - в Московских высших государственных художественно-технических мастерских.
В октябре 1922 года Голубкина переходит в художественную студию скульптора Шора. Болезнь её вновь обострилась, и пришлось делать операцию.
В 1923 году Голубкина участвует в конкурсе на памятник А. Н. Островскому, где получает третью премию. В 1925 году Анна Семёновна выполняет в мраморе барельеф «Материнство», а в 1926 году по просьбе Музея Льва Толстого приступает к работе над бюстом В. Г. Черткова.
В начале 1927 года она создаёт поэтический образ юной девушки, олицетворяющей русскую природу и молодость своей родины, и называет эту фигуру «Берёзка». В том же году толстовский музей обратился к скульптору с просьбой выполнить портрет Льва Николаевича.
«Голубкина в 1903 году была у Толстого и разговаривала с ним, - пишет Лукьянов. - С обычной прямотой она высказала ему несогласие с его взглядами. Они поспорили, и она резко с ним говорила, и, когда она пришла второй раз к нему, Софья Андреевна сказала, что Лев Николаевич болен.
Теперь, двадцать четыре года спустя после этой встречи, она приступает к созданию портрета Толстого. Задумала создать портрет значительно больше натуры, а это требовало большой физической силы. Голубкиной было в то время уже шестьдесят три года, и она была больна. Делает она четыре варианта, но они не удовлетворяют её. Она хотела дать Толстого - гениального художника, писателя могучего таланта, и это ей удалось. Останавливается она на пятом варианте, который и сохранился.
В Толстом она передала силу русского гения. Фигура Толстого крупная и мощная, а глаза в остром напряжении как бы пронизывают то, что он видит перед собой».
Голубкина говорила: «Толстой как море… но глаза у него, как у затравленного волка». Портрет Толстого - выдающееся произведение, это один из лучших его портретов.
7 сентября 1927 года в городе Зарайске Анна Семёновна Голубкина скончалась. Её похоронили на Зарайском городском кладбище.
Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги США: История страны автора Макинерни Дэниел Из книги Историческое описание перемен в одежде и вооружении российских войск.Том 31 автора Висковатов Александр Васильевич Из книги Философия Науки. Хрестоматия автора Коллектив авторовРЕГИНА СЕМЕНОВНА КАРПИНСКАЯ. (1928-1993) Научные интересы Р.С. Карпинской - доктора философских наук, профессора, заведующей сектором философии биологии Института философии РАН - лежали в сфере анализа философских оснований биологии, ее роли в изучении человека, а также в
автора Брокгауз Ф. А.Сандунова Елизавета Семеновна Сандунова (до замужества Уранова, Елизавета Семеновна) – русская певица (1772 – 1882). Воспитывалась в театральном училище; обладала замечательным по объему mezzo-soprano; в течете 33-хлетней сценической деятельности исполнила 320 ролей. Пользовалась
Из книги Энциклопедический словарь (С) автора Брокгауз Ф. А.Семенова Екатерина Семеновна Семенова (Екатерина Семеновна) – знаменитая актриса (1786 – 1849), дочь крепостной девушки помещика Путяты и учителя кадетского корпуса Жданова, поместившего ее в театральное училище. Она была необыкновенно красива; черты лица ее поражали
Из книги Большая Советская Энциклопедия (СЕ) автора БСЭСемёнова Екатерина Семеновна Семёнова Екатерина Семеновна , русская актриса. Окончила Петербургский театральное училище. Занималась с И. А. Дмитриевским, затем с А. А. Шаховским. Выступала на сцене петербургского императорского театра с 1803; в
Из книги Большая Советская Энциклопедия (МИ) автора БСЭ Из книги 100 знаменитых спортсменов автора Хорошевский Андрей ЮрьевичЛатынина Лариса Семеновна (род. в 1934 г.) Советская гимнастка, заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР. Абсолютная чемпионка Олимпийских игр 1956 и 1960 гг. Награждена 18 олимпийскими медалями, из которых 9 золотых, 5 серебряных, 4 бронзовых. Восьмикратная чемпионка
Из книги Большая Советская Энциклопедия (ЛА) автора БСЭ Из книги 100 знаменитых харьковчан автора Карнацевич Владислав ЛеонидовичМирошниченко Евгения Семеновна (род. в 1931 г.)Ведущая оперная певица.Есть такая теория, что культура, как и вся история человечества, развивается по спирали. Время от времени она достигает своих вершин - причем имеются в виду не вершины художественного мастерства сами по
Из книги Словарь современных цитат автора Душенко Константин ВасильевичГИНЗБУРГ Евгения Семеновна (1906-1977), литератор, мать писателя Вас. Аксенова 103 Крутой маршрут.Загл. книги воспоминаний об «исправительно-трудовых лагерях» (ч. 1 опубл. в 1967
Татьяна Галина
НАСЛЕДИЕ
Номер журнала:
МОСКВА - ВТОРОЙ РОДНОЙ ГОРОД АННЫ СЕМЕНОВНЫ ГОЛУБКИНОЙ НАРЯДУ С ЗАРАЙСКОМ, ГДЕ ХУДОЖНИЦА РОДИЛАСЬ 28 ЯНВАРЯ 1864 ГОДА. ГОЛУБКИНА СТАЛА МОСКВИЧКОЙ В 1889 ГОДУ, СО ВРЕМЕНИ НАЧАЛА СВОЕГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ В КЛАССАХ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ АРХИТЕКТОРА А.О. ГУНСТА. ЗАТЕМ С 1891 ПО 1894 ГОД ОНА УЧИЛАСЬ В МОСКОВСКОМ УЧИЛИЩЕ ЖИВОПИСИ, ВАЯНИЯ И ЗОДЧЕСТВА. ХУДОЖНИЦА ПРОЖИЛА В МОСКВЕ ДОЛГИЕ ГОДЫ. НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО ГОЛУБКИНА МНОГО РАЗ ВОЗВРАЩАЛАСЬ В ЗАРАЙСК, ПЕРЕЕЗЖАЛА В ПЕТЕРБУРГ ДЛЯ ПРОДОЛЖЕНИЯ ОБРАЗОВАНИЯ, ПЕРЕСЕЛЯЛАСЬ НАДОЛГО В ЕВРОПУ С ТОЙ ЖЕ ЦЕЛЬЮ, ОНА НЕИЗМЕННО СТРЕМИЛАСЬ ОБОСНОВАТЬСЯ В МОСКВЕ, ИМЕТЬ ЗДЕСЬ МАСТЕРСКУЮ, УЧАСТВОВАТЬ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ЖИЗНИ ГОРОДА .
В разное время Голубкина имела несколько мастерских. Самая известная находилась в Большом Левшинском переулке, где в 1932 году был учрежден Мемориальный музей-мастерская А.С. Голубкиной, ныне входящий во Всероссийское музейное объединение «Государственная Третьяковская галерея». Другая, не сохранившаяся, мастерская располагалась в Крестовоздвиженском переулке, здесь Голубкина исполнила свои самые значительные произведения начала XX века. Сюда в 1901 году приходил В.А. Серов вместе с С.П. Дягилевым: художник хотел показать поразивший его камин «Огонь». О посещении этой мастерской в 1903 году писала О.Л. Книппер А.П. Чехову - актриса рассказывала о барельефе для Московского Художественного театра, который должны были вскоре установить на фасаде театра.
В мастерской в Крестовоздвиженском переулке художница исполнила значительное число скульптурных портретов как с моделей, выбранных ею самой, так и заказных. Здесь же были созданы произведения крупной формы: уже упомянутый камин «Огонь» (1900)*, скульптура «Земля» (1904, обе работы - гипс тонированный), «Идущий человек» (1904, бронза), рельеф «Волна» (1903, гипс тонированный, установлен над входом в МХТ). Голубкина работала над изделиями декоративно-прикладного характера и над проектами архитектурного декора. В эти же годы ею был выполнен проект городского памятника первопечатнику Ивану Федорову (1902, гипс тонированный, ГТГ).
Начало XX века - время первых встреч художницы с отечественным зрителем. Жизнь в Москве давала возможность участвовать в выставках самых известных объединений. Экспонируя работы из года в год без существенных перерывов, скульптор стремилась к постоянному контакту со зрителем, к заинтересованному восприятию своих образно-пластических высказываний. В 1899 году, вернувшись в Москву из второй поездки в Европу, Голубкина продемонстрировала на 19-й выставке Московского общества любителей художеств (МОЛХ) скульптуру «Старость» (1899) и портрет французского зоолога Э.Ж. Бальбиани (1898, обе работы - гипс тонированный). Эти произведения были удостоены на парижском Салоне 1899 года медали Академии искусства и литературы Прованса и отмечены французской прессой, став свидетельством профессиональной зрелости мастера. Впоследствии ее сотрудничество с МОЛХ продолжалось вплоть до начала Первой мировой войны.
Анна Голубкина ежегодно принимала участие в выставках Московского Товарищества художников (МТХ), а в 1906 году стала одним из его членов. Обычно художница предоставляла на выставки МТХ значительные и масштабные работы, исполненные в год между двумя выставками, такие, как, например, портреты А.М. Ремизова и А.Н. Толстого, композицию «Кариатиды» (все - 1911), причем «Кариатиды» в 1911 году были показаны в гипсе, а затем год спустя, в 1912-м, - в дереве. Камерную скульптуру, созданную в первое десятилетие XX века, она продемонстрировала в 1910 году на Выставке акварелей и эскизов Московского Художественного театра, где зрители увидели импрессионистические этюды «Лужица», «Полет» (позднее название «Птицы»), «Кустики» (все - 1908, гипс тонированный). Голубкина участвовала и в знаменитых выставках «Мира искусства», где экспонировала работы, близкие новым течениям символизма и модерна: вазу «Туман» (1899), портрет М.Ю. Лермонтова (1900, обе работы - гипс тонированный), уже упоминавшиеся «Старость» и камин «Огонь». Кульминацией выставочной деятельности стала выставка «В пользу раненых» в Музее изящных искусств зимой 1914-1915 годов. Человек, История, Художник, Истина, Мудрость - так можно обозначить координаты смыслового поля экспозиции, ставшей пластическим выражением основных культурно-философских идей Серебряного века.
Новый, усложняющийся язык искусства начала ХХ века предполагал наличие зрителя, способного интерпретировать образность произведений в рамках органично присущей им поэтики. Поэт Андрей Белый так объяснял способ восприятия, построенный на принципах символизма: «Произведение искусства не ограничено временем, местом и формой; и безгранично оно расширяет себя в наших недрах души... статую я уношу из ее оболочки в моем восприятии; восприятие - навеки со мною; над ним я работаю; из работы моей возникают подвижные поросли великолепнейших образов; неподвижная статуя в них течет, в них растет <...> и льется вовне рядом статуй и красочных звуков, исходит дождем сонетов; впечатление их творится опять-таки в им внимающих душах» 1 . Скульптура Голубкиной нередко оставалась непонятой, но со временем все больше появлялось ценителей новой скульптуры, произведения мастера становились предметом собирательства. Ее творения хранились в собраниях А.А. Ламм, М.П. Рябушинского, Е.М. Терещенко, М.С. Шибаева. Самая значительная коллекция была у И.С. Исаджанова 2 . В 1906 году начались закупки произведений скульптора Третьяковской галереей.
В творческом наследии Голубкиной немало произведений, связанных с Москвой, и прежде всего это портреты москвичей, созданные в разное время: актрисы и переводчицы М.Г. Срединой (1903 и 1904), архитектора А.О. Гунста (1904), художницы Н.я. Симонович-Ефимовой (1907), предпринимателя и мецената Н.А. Шахова (1910-е, все четыре - гипс тонированный), собирателя и коллекционера Г.А. Броккара (1911), искусствоведа А.В. Назаревского (1911, оба - дерево тонированное), знаменитого врача Г.А. Захарьина (1910, мрамор, Первый медицинский институт им. И.М. Сеченова, Москва). Одним из первых исполнен в Москве портрет живописца В.В. Переплетчикова (1899, бронза).
Голубкина хорошо знала Василия Переплетчикова, была благодарна ему за помощь во время ее пребывания в Париже. Поселившись в Москве, она нередко бывала у него в доме на вечерах, где собирались ревнители искусства. Голубкина запечатлела Переплетчикова готовым вступить в спор, с характерным наклоном головы и саркастическим, сверлящим взглядом. Другой портрет, выполненный в 1904 году в схожей импрессионистической манере, сохранил облик жены живописца В.К. Штембера (гипс тонированный), гостеприимной хозяйки еще одного художественного кружка. Оба портрета - пример скульптурного импрессионизма в традиционном понимании стиля: прихотливая свободная лепка наряду с кажущимися случайными движениями головы и корпуса придает образам непринужденность, что усиливает впечатление быстротечности момента, которого определенно добивалась художница.
Подобные вечерние собрания, как в домах Переплетчикова и Штембера, не являлись редкостью в Москве начала XX века. Художница бывала в кружке своей знакомой по Парижу Т.П. Бартеневой, в семье директора Коммерческого училища А.Н. Глаголева (Голубкина вела в училище занятия скульптурой), в доме А.А. Хотяинцевой, художницы, хорошей знакомой А.П. Чехова и близкой подруги его сестры Марии Чеховой. В 1899 году А.А. Хотяинцева и Е.М. Званцева организовали частную студию, где преподавали такие знаменитости, как В.А. Серов и К.А. Коровин, а также ученик Серова - Н.П. Ульянов. С последним (Голубкина и Ульянов вместе учились в МУЖВЗ) она открыла похожую студию и делила мастерскую в Крестовоздвиженском переулке. Именно здесь художница исполнила по заказу К.С. Станиславского и С.Т. Морозова знаменитый рельеф для фасада нового здания МХТ «Пловец» (1903, гипс тонированный), а также портрет самого Морозова (1902, гипс тонированный). Это примеры совсем иной стилистики. В портрете знаменитого мецената импрессионистическая лепка, лишая образ определенности, выводит его из мира повседневности, включая в круг символического истолкования. Морозов преображается в некое языческое божество, олицетворение природных стихий, что парадоксально соединяется с представлением о нем как о театрале, изобретателе, балагуре.
Мхатовский рельеф «Пловец» был первым произведением Голубкиной из ее «театральной серии». В 1923 году она, будучи искренней поклонницей Малого театра, приняла участие в конкурсе на установку памятника А.Н. Островскому и исполнила целый ряд эскизов в гипсе. Созданный в них образ драматурга созвучен поэтике его пьес и традициям Малого театра, тогда как рельеф «Пловец» - своеобразный отклик на реформаторскую деятельность труппы МХТ. В новой эстетике Художественного театра было то, что Голубкина называла емким словом «правда» и чего не находила в постановках блестящих парижских театров, о которых писала в письмах из французской столицы: «так красиво и лживо». Сила и глубина впечатления от постановок берлинского театра режиссера Макса Рейнхарда, приехавшего в Москву в 1913 году на гастроли, запечатлена в рельефах с изображением итальянского актера Сандро Моисси (1913, известняк), исполнителя роли царя Эдипа. Его игра потрясла скульптора.
Зеркалом московских театральных пристрастий Голубкиной был Зарайский народный театр, организованный молодежью города при ее деятельной поддержке. Репертуар включал в себя пьесы Гоголя, Островского, Гауптмана, Ибсена, Метерлинка, которые художница уже видела на московских сценах. В спектаклях вместе с зарайской молодежью принимали участие даже актрисы МХТ, но примой неизменно оставалась Нина Алексеева, актриса с глубокой и страстной душой. Облик этой «зарайской амазонки» запечатлен в одной из первых символических скульптур Голубкиной «Нина» (1907, мрамор тонированный). Переехав в Москву, Нина училась вокалу в студии открывшегося в 1908 году Дома песни, в непосредственной близости от мастерской в Большом Левшинском переулке. Ее сестра Людмила поступила в 1907 году на Высшие женские курсы и одновременно занималась в московской школе танца Элли Ивановны Рабенек, последовательницы Айседоры Дункан. Новое направление в балетном искусстве модерна - «пластический танец» - вызывало восторженный интерес, на выступлениях студии Элли Рабенек всегда было особенно много людей искусства, художников и музыкантов. Среди восхищенных зрителей оказалась и Голубкина. Она-то и дала Людмиле Алексеевой рекомендательное письмо к Рабенек. В творческом наследии Голубкиной сохранились графические изображения танцовщиц и рельеф «Дама» (1912, известняк), предположительный портрет Алексеевой. Людмила танцевала главные партии в постановках Рабенек, а потом сама занялась преподаванием и режиссурой. Один из пластических этюдов создан ею под впечатлением композиции Голубкиной «Полет (Птицы)» (1908). Традиции Л.Н. Алексеевой сегодня сохраняются в Студии художественного движения Центрального Дома ученых РАН, а ее хореографические миниатюры включены в репертуар студии 3 .
Живя в Москве, Голубкина имела возможность познакомиться с представителями нового тогда направления - символизма. Обоюдное внимание и взаимное притяжение творца пластических образов и философов-символистов были устойчивыми и постоянными. Показателен интерес к творчеству Голубкиной, проявлявшийся философами и критиками, работы которых стали теоретической составляющей русского символизма, в особенности Вяч. Ивановым и В.Ф. Эрном. Именно В.Ф. Эрну, другу Павла Флоренского (Голубкина хорошо знала последнего), принадлежит знаменательная догадка, истолковывающая природу творчества скульптора. Она близка теории Флоренского об эвристической роли искусства в общем процессе познания. Для Голубкиной сделать портрет значило узнать человека, понять его в самом широком смысле слова и передать свое знание в скульптурных формах.
О творчестве Голубкиной писали Василий Розанов, Максимилиан Волошин, Сергей Булгаков 4 . В статье, посвященной выставке «В пользу раненых» в Музее изящных искусств, Булгаков говорил о драматизме и глубине образов скульптора: «То тяжелой гоголевской тоской, то светлой чеховской жалостью переливается эта вселенская скорбь <.>. И высшего напряжения своего этот экстаз тоски в покоряющих и хватающих за сердце скульптурах: "Пленники" и "Вдали музыка и огни". Ибо ведь каждая душа есть такая пленница, хотя и не всегда знает о том, и каждой живой душе слышится отдаленная музыка и видятся огни в пленительной "Дали", порыв в которую столь музыкально передан в рельефе этого названия» 5 .
В библиотеке скульптора, в свою очередь, находился целый ряд символистских и близких к символизму периодических изданий - номера журналов «Весы», «Аполлон», «Золотое руно». Здесь же были произведения Андрея Белого, Вячеслава Иванова, Георгия Чулкова, Алексея Ремизова. В период с 1907 по 1914 год Голубкина создала своеобразную «галерею символистов»: портреты ведущих теоретиков символизма поэтов Андрея Белого (1907) и Вяч. Иванова (1914, оба - гипс тонированный), а также входивших в их круг писателей А.Н. Толстого и А.М. Ремизова (1911, оба - дерево тонированное), философа В.Ф. Эрна (1914, дерево тонированное). Облики Вяч. Иванова и М.А. Волошина запечатлены ею в камеях (1920-е). Портретные образы соединили в себе как неоспоримую ценность одновременно конкретные личностные качества, точно схваченные оттенки психологического состояния и общий духовный тонус личности. Блистательным завершением портретной серии русских литераторов и философов стали портреты Л.Н. Толстого (гипс тонированный) и В.Г. Черткова (дерево тонированное, Государственный музей Л.Н. Толстого, Москва), исполненные Голубкиной в 1926 году по заказу Толстовского общества. Художница отдала дань масштабу личности великого писателя и угадала трагический конфликт в его душе.
Несмотря на все трудности жизни в 1920-е годы, Голубкина не покидала Москвы. Она преподавала во ВХУТЕМАСе и вела занятия в студии, которую организовала в своей мастерской, по-прежнему занималась декоративно-прикладным искусством, освоила мастерство изготовления камей и создала уникальную коллекцию этих произведений малой формы. Как и прежде, Голубкина стремилась участвовать в выставочной жизни Москвы. В частности, в 1923 году на выставке Московского салона художница показала свои камеи, а в 1926-м приняла участие в Государственной художественной выставке современной скульптуры, став одним из учредителей Общества русских скульпторов (ОРС). Здесь она продемонстрировала два портрета, исполненных в 1925 году, - своей ученицы Т.А. Ивановой и формовщика Г.И. Савинского (оба - гипс тонированный). До последних дней в своей московской мастерской в Большом Левшинском переулке Голубкина продолжала работу над дорогим для себя замыслом - скульптурой «Березка» (1926, гипс тонированный). Это произведение должно было стать воплощением жизненной философии художницы. Поэт Георгий Чулков, хорошо знавший Анну Семеновну, посвятил ей строки, рожденные под впечатлением от их бесед. Он сказал: Голубкина жила, держа в руках «ключи от неба» и «песни слушая светил» 6 .
* Настоящее место хранения при упомянутых в статье произведениях А.С. Голубкиной указывается, если они не принадлежат собранию ГТГ.
- Белый А. Революция и культура // Белый А. Символизм как миропонимание: Сб. статей. М., 1994. С. 298.
- Полунина Н., Фролов А. Коллекционеры старой Москвы. М., 1997. С. 176-179.
- Алексеева Л. Двигаться и думать. М., 2000; Кулагина И.Е. Людмилиана бессмертия (потерянная и восстановленная). М., 2009.
- Розанов В.В. Успехи нашей скульптуры // Мир искусства. 1901. № 1-2. С.111-113; Розанов В.В. Работы Голубкиной // Среди художников. М., 1914. С. 341-343; Волошин М.А. А.С. Голубкина // Аполлон. 1911. № 10. С. 5-12; Булгаков С. Тоска. Из статей 1914-1915 гг. М., 1918. С. 53-62.
- Булгаков С. Тихие думы. М., 1996. С. 43.
- Голубкина А.С. Письма. Несколько слов о ремесле скульптора. Воспоминания современников. М., 1983. С. 295.
